Мы все мечтаем о чём-нибудь. Подумайте, о чём Вы хоть раз мечтали – о любви, о хорошей книге, новых ботинках, банке бычков в томатном соусе, новой машине или о подписании контракта с «Норильским никелем»? Собственно говоря, не важно о чём мечтать, главное, чтобы Мечта была.
Сижу с партнёром в офисе на Петровке, разговариваем о том, о сём, и в это время приезжает Мишель, а лицо его сияет, как начищенный полтинник. «Мишель, что случилось? Мы видим у тебя большая радость, поделись ею, и мы возрадуемся вслед за тобою!» - сказали мы. Как вы понимаете текст был немного другой, но, лучше пусть будет так. «Ребята! – отвечает Мишель – Мечта стала реальностью! Вы не представляете, как я этому рад!» Он радуется, а мы не понимаем чему…Стали перечислять всё вышеуказанное, кроме книги и бычков в томатном соусе. «Нет, нет и нет! – по-идиотски улыбаясь, отвечает Мишель – Я взял кота!!! Мэй-куна!!! Ребята, я видел его мать! Весит 12 кг, шерсть, как у льва! Но Он будет в отца – весом под 20 кг, шерсть, как у льва! Но, в общем, мне всё равно, главное, теперь у меня есть Кот!!! На следующей неделе все ко мне!!!». Счастливый человек…У него была Мечта, которая стала реальностью…А у других, так бывает?
Гришка Лукинский мечтал о щенке сенбернара. Такой пёс жил в его доме, Гришке иногда давали поводить сенбернара на поводке, и он в эти минуты был самым счастливым человеком на свете. Вот именно тогда у него и появилась Мечта обладания огромным, лохматым, дружелюбным псом с вечно грустными глазами… Гришка хотел быть счастливым не минутами, а годами! Коммунальная квартира не давала ему такой возможности, и он, пионер-звеньевой, дал себе честное пионерское слово, что вырастет, заработает деньги себе на отдельную квартиру, жену и сенбернара! Нет…не так…На квартиру! На сенбернара и жену! Вот так!
Главное, быть честным перед самим собой! Дал слово – держи! Тем более, честное пионерское! И Гришка Лукинский стал его держать. Он окончил школу, поступил в «керосинку», закончил «керосинку» и стал метаться по нефтеприискам, зарабатывая нехилые деньги со всякими надбавками, северными коэффициентами и вообще…Квартира нарисовалась вместе с женой. Не надо приезжать из командировок раньше положенного срока, а домой - без телефонного звонка! Когда это сливается в одно целое, то исчезает квартира с женой, и вместо этого появляется комната в коммунальной квартире, площадью, не подходящей для щенка сенбернара. Гришка был человеком упрямым. Такой кунштюк он повторил ещё раз, разочаровался в браке, и…наступила перестройка. На время, зарабатывать стало тяжело, нефть упала в цене, прииски скудели. По ночам Гришке снилась лохматая щенячья мордочка, он метался во сне, стонал, вспоминая данное себе честное пионерское…
Началась приватизация и Гришку Лукинского призвали на поле «брани». Нефтяные поля он знал, как хороший комбайнёр пшеничные. Где, что и как, не было вопроса, на который у него не было бы ответа. Годы пролетали в борьбе за существование, за хорошее существование, за очень и очень комфортную жизнь. У Григория Михайловича Лукинского появилась не очень огромная квартира в Калашном переулке, и домик, как у всех, в подмосковной деревеньке, с простым названием Жуковка. Жениться он не собирался, тем более, что у него была прекрасная секретарша Зиночка, очаровательная молодая женщина с копной жёстких светлых волос, умными глазами, стройной фигуркой и упругой грудью. Зиночка имела одно высшее образование, знала два иностранных языка, и замечательно разбиралась в мужской психологии. Она никогда, ни на что, не намекала, не капризничала. Зиночка просто стала Лукинскому всем – его памятью, его советником по всем вопросам, переводчиком, амортизатором в отношениях с подчинёнными, катализатором новых идей, любовницей…Но и у неё, в глазах Лукинского, был большой недостаток. Зиночка не могла стать сенбернаром…
Однажды, в субботнее утро, роясь в своём платяном шкафу, Лукинский заметил уголок какой-то красной тряпочки…Он потянул за него, и вытянул мятый пионерский галстук…Григорий Михайлович сделал несколько деловых звонков и набрал номер Зиночки, которая навещала приболевшую маму. «Дорогая, во вторник мы должны улететь в Швейцарию – радостным тоном объявил он – отмени все встречи на неделю, купи билеты. Насчёт виз я договорился, в понедельник съездишь в посольство с паспортами. Да…прихвати с собой тёплую куртку, в горах уже прохладно!» «Мы едем в Швейцарию за щенком! – смеясь, сказала Зиночка, насторожившейся маме. Та облегченно откинулась на подушки. Зиночку обожали все животные, которые после встречи с ней долго приходили в себя, воя в лунные ночи, или вырывая перья из хвоста. Назревал любовный треугольник, в котором Лукинский обязательно будет проигравшей стороной. Он, несомненно, любит Зиночку, а та его; Лукинский влюбится в щенка, а тот, несомненно, влюбится в Зиночку. И если…если, что-то пойдёт не так, то соседи Лукинского потеряют покой по ночам, а он все перья на голове. Что в итоге? Ха! И объяснять не надо! Мама Зиночки всё это просчитала за три секунды.
Если брать щенка сенбернара, то это надо обязательно делать в монастыре святого Бернара. Это имя вам ничего не говорит? Догадались? Или знали? Лукинский, конечно, знал. Не знал он одного, что в монастыре уже около ста лет ни одного сенбернара не было. Но, если новый русский очень хочет, то они появятся – так решили монахи. И в день приезда в монастырь Лукинского с Зиночкой, в нём проходила «ежегодная региональная» выставка сенбернаров. Ай, молодцы! Не сенбернары, а монахи…
Всё прошло на «ура!». «Ура!!!» – кричали, про себя естественно, монахи, когда Лукинский, не торгуясь, купил щенка по цене «Мерседес-Бенца». «Ура!!!» - шептал Лукинский, передавая безмятежно спящего щенка, счастливой Зиночке. «Ура…» - не веря собственным глазам, думали участники «ежегодной региональной» выставки, когда монахи отслюнявливали им европейскую наличку за углом монастырской стены. Всё было честно! Главное, что честное пионерское слово Лукинского, данное им самим себе, было выполнено! Не каждому такое под силу….
Пронеслись четыре месяца радостного писания и какания щенком в квартире Лукинского и его деревенском домике, жертвой храбрых пали мокасины хозяина и «шпильки» Зиночки, пришло время выставки сенбернарского молодняка.
Лукинский пообещал Баксу (так, по-домашнему, называли щенка) первое место, золотую медаль и обед в ресторане «Сыр». «За базар отвечаю!» - сказал Лукинский. Бакс ему поверил, а Зиночка поцеловала пса, как женщина, провожающая ратника на Куликовскую битву.
Через три часа битва была проиграна вчистую - у Бакса был обнаружен дефект прикуса. Зиночка безутешно рыдала, крепко сжимая шею хрипящего Бакса, президент клуба любителей сенбернаров, который уже с десяток лет существовал на деньги Лукинского, разводил руками, а тот…Лукинский сразу вспомнил все фразы энергичного содержания, времён работы на приисках. Обед в ресторане «Сыр» всё-таки состоялся, но обстановка не вдохновляла…
Ночью Лукинскому не спалось. Он обманул Бакса, нанёс ему тяжёлую психологическую травму. Григорий Михайлович прислушался к повизгиванию Бакса во сне. «Переживает…Они всё понимают…» - совершенно расстроенный Лукинский провёл рукой по волосам Зиночки, голова которой лежала у него на груди. «Ты, что, Гришенька? – спросила Зиночка – Ну, не надо так…Мы Бакса и так любим, и тебя бы с дефектным прикусом не бросили бы…Правда, у нас стоматологи есть». Зиночка подскочила на постели вместе с Лукинским, который, как торнадо, устремился в кабинет. Когда Зиночка вбежала туда, Лукинский лихорадочно перелистывал старые потёртые записные книжки. «Уффф…Нашёл! – радостно закричал любимый ею нефтедобытчик – Вот он! Сашка Эйзель! Бакс будет золотомедалистом! За базар отвечу!»
Сашка Эйзель был другом детства и одноклассником Гришки Лукинского. Правда, Сашка не знал всех прелестей коммунального бытия, потому как его папа был одним из лучших зубных протезистов в Москве. Поговаривали, что он сделал протез для Самого. Никто точно это подтвердить не мог, но участковый, на всякий случай, отдавал ему честь. Жили Эйзили в отдельной квартире, с отдельным же входом из арки. Гришка часто бывал у них в гостях, слушал пластинки, рассматривал анатомические атласы, так ничего и не найдя в них интересного, и каждый раз хохотал при виде пружинного муляжа зубного протеза, в который Эйзель-старший засовывал свои семь курительных трубок.
Попив чая, друзья часто предавались размышлениям о будущем. Сашка мечтал о продолжении отцовской профессии, Гришка мечтал о сенбернаре. Каждый из них старался узнать поподробнее о своей Мечте и делился своими открытиями с другим. Окончание школы, поступления в разные учебные заведения сделало их встречи всё более редкими, через некоторое время Эйзели переехали в другой район Москвы и они просто начали перезваниваться. Но всегда сообщали друг другу свои главные новости и новые телефонные номера. Последний телефонный номер Сашки Эйзеля и обнаружил в записной книжке Лукинский.
«Ты на часы хоть иногда смотришь?! – заорал Эйзель в телефонную трубку – Если у тебя острая зубная боль, то это не ко мне! Если у твоей девочки, то другое дело! У неё же классные зубки!» «Это не у девочки…- мрачно сказал Лукинский – проблема у мальчика…» На другом конце провода раздавалось сопение Эйзеля. « И когда это с тобой случилось?» – колеблясь, спросил он Лукинского. «Месяца четыре назад» - голос Григория Михайловича стал грустным. «Это, конечно, твоё дело, Гриш…Но, странно мне, никогда за тобой такого не замечал» - голос Эйзеля был ещё более грустным. «Ты о чём, Саня? – растерялся Лукинский – Я для тебя всегда был, как на ладони…Сколько раз о Нём тебе рассказывал…». «Да? – ещё более растерялся Эйзель, и расстроился – Не помню…У меня склероз? И как зовут твоего мальчика?» «Бакс. Знаешь, он быстро стал отзываться на него, и, вообще, очень понятливый…Писать на пол давно перестал» - обрадовался проявленному интересу к сенбернару Лукинский. «Писать на пол?! – переспросил Эйзель – У него энурез? И почему «отзываться», как собака?» «Почему, «как собака»? – тупо спросил Лукинский – Он и есть собака…Сенбернар!» Оба замолчали, что-то обдумывая, но потом на обоих концах телефонного провода раздался гомерический хохот, который быстро сменился сдавленным хрюканьем. До них дошло, что каждый имел в виду под словом «мальчик».
В кабинет вошёл разбуженный смехом Бакс, укоризненно посмотрел на хозяина, любовно на Зиночку, и растянулся у её ног на ковре. «Что ты от меня хочешь? Новые зубы для сенбернара? Это не ко мне, я же не ветеринар! – перестав хрюкать, вымолвил Эйзель – Ты просто захотел похвастаться? Да? Аллё…» - последние слова были проговорены неуверенным тоном. «Жаль, очень жаль, Сашка – после непродолжительной паузы ответил Лукинский – Думал, что профессиональный интерес пересилит….Ключи хотел тебе отдать…Ну, и ладненько…Понимаю, что не ветеринар!». «Какие такие ключи?! – насторожился Эйзель – может, я в душе ветеринар, только надо в этом убедиться! От чего ключи?! Не томи!». «БМВ седьмой модели!» - быстро ответил Лукинский. «Новая!» - ещё быстрей среагировал Эйзель. «Трёхлетка, но моя, но с минимальным пробегом, но с зимним комплектом резины!» - почти слитно пронеслось по телефонному проводу. «Я понял, что я ветеринар! – проорал Эйзель – наконец-то я понял, что меня мучило все эти годы! Как все эти милые животные только обходились без меня?! Какая потеря для них! А какая потеря для стоматологии?! Какого цвета?!».
Совсем не ранним утром, в домашнем кабинете Лукинского состоялось тайное совещание, с участием Эйзеля и Бакса. Лукинский брал на себя финансовую сторону проблемы, Зиночка – организационную, Эйзель – обязался подыскать врача-стоматолога, ветеринара-анестезиолога, держать всё в секрете. Бакс ничего на себя не брал, он просто слушал, переводя глаза с одного заговорщика на другого, или сопел во сне. «Рентгеновский снимок сделаем заранее; а вот слепки, зубы пилить и протез, надо будет делать за один день. Прости, Гриш, ночь - уверенно сказал Эйзель – И самое сложное в этом деле – анестезия! Вот ты знаешь, сколько и чего надо влить Баксу, чтобы он спал, сколько нужно и, чтобы проснулся в конце операции?» «Но я же не ветеринар!» - возмутился Лукинский. «Я, как раз, об этом же! Гони ключи!» - строго проговорил Эйзель. «Чёрта с два! Ты только вчера стал в душе ветеринаром! Так что ключи получишь опосля! - засмеялся Лукинский – Когда Бакс новыми зубами сгрызёт палку!» «Из липы!» - быстро ответил Эйзель.
В конце следующего дня, Зиночке позвонил стоматолог и попросил подтвердить просьбу Эйзеля. Получив ответ, подумал и сказал: «Хорошо…Согласен. Это может стать самым приятным воспоминанием. Запишите адрес». Ветеринар позвонил на следующий день, и сразу стал кокетничать с Зиночкой. После вмешательства в разговор голоса Лукинского, перешёл на деловой тон, почему-то говоря при этом: «Да, мэм…Понял, мэм…Ваш рост, вес, возраст, мэм? Аллергия, мэм?». Всё стало удачно сбиваться в целое.
За два дня до назначенного срока все участники «тайной вечери» собрались в деревенском домике Лукинского. Стоматолог и анестезиолог приехали знакомиться с Баксом. Тот, ни о чём не подозревая, носился по небольшому участку, изредка исчезая из виду, и издалека доносился его, становившемся басовитым, лай. Лицо стоматолога показалось Лукинскому знакомым, и он сказал об этом Эйзелю. Тот хмыкнул и напомнил Григорию Михайловичу одну историю из их молодости. Лукинский вспомнил, как однажды, вернувшись с приисков, в один из своих межбрачных сезонов, он встретился с Сашкой и его приятелем, студентом 3-его Меда. Они так «нагрузились» в тот вечер, что Лукинский с утра не мог понять, как он очутился в одной постели с очаровательной девушкой, в общаге кордебалета Большого театра на Большой Каретной улице. Воспоминание было приятным, и он сразу расположился к стоматологу. Примчавшийся Бакс прервал реминесценции Лукинского, перевернув кресло вместе с Зиночкой, положив с ходу свои толстые лапы на её плечи, и облизывая лицо.
Лукинский и Зиночка провожали врачей (Эйзель на правах старого друга уснул в гамаке). «Ещё раз прошу вас, чтобы операция осталась в секрете!» - предупредил их Лукинский, и насторожился, заметив, как сразу они закосили в сторону.
Через два дня, вечером, Лукинский, Зиночка и Бакс загрузились в автомобиль и поехали в Малый Каретный переулок, в частную клинику, носящую имя врача-стоматолога. Когда они приехали, в переулке стояла непривычная для Москвы тишина. Тёплый ветер приносил запахи свежескошенной травы с бульварного кольца, играл в кронах деревьев с листьями, которые начали шуршать раньше обыкновенного, из-за жары, стоявшей в Москве больше месяца. Бакс вылез из машины и чихнул, от запаха битума, растекающегося поверх асфальта. Зиночка потрепала собаку по голове, потом нагнулась и поцеловала в лоб. «Гриша, может быть, не надо операцию делать? Баксу же всё равно, какой у него прикус? Ему нужны мы, а не золотая медаль? Вот тебе нужна золотая медаль?» - нервничая, спросила Зиночка. «Во-первых, у меня нормальный прикус; во-вторых, у меня есть золотая медаль, дорогая…» - закуривая сигарету, бросил Лукинский. Не курил он уже давно, и это говорило о том, как он неспокоен. Зиночка это отметила, но её больше поразило слово – «дорогая…». Так Лукинский к ней никогда ещё не обращался. «Пусть пёс минут пятнадцать погуляет. Пить не давать - послышался голос анестезиолога сзади них. Он стоял в дверях и наблюдал за Баксом – потом заходите, у нас всё готово».
В парадной жилого дома Бакс заупрямился, запахи ему не нравились, всё было совершенно чужим, не было даже большой вазы с свежесрезанными цветами. «Рядом!» - скомандовал Лукинский. «Рядом…рядом…рядом…» - заметалось слово по подъезду. Бакс, поражённый тоном хозяина, вздрогнул и вошёл в дверь клиники, а Зиночка задумалась, так ли хорошо она знает Лукинского?
В клинике в нос сенбернара ударила волна запахов лекарственных препаратов. Бакс совершенно «расквасился», лёг на живот, положил голову на линолеум, и из носа потекли сопли. Он начал бояться, чего прежде с ним никогда не происходило.
«Значит так – сказал анестезиолог – пёс засыпает на полу, перекладываем его в кресло. Я слежу за его состоянием, стоматолог пилит, Люда отсасывает слюну». «Какая Люда?! – недовольно спросил Лукинский – Я же вас предупреждал!». «Это моя медсестра! Она должна ассистировать, Вы же не будете отсасывать!» - отрезал стоматолог. Из соседней комнаты появился Эйзель, кивнул Лукинскому и, подняв губу Баксу, быстро меняя пластинки разных оттенков белого, стал подбирать цвет зубного протеза. Анестезиолог, попросив придержать щенка, сделал ему инъекцию. «Баксик, всё будет хорошо, не бойся…Баксик, Баксик…» - чуть не плача гладила его Зиночка. Пёс стал засыпать…Анестезиолог подошёл к заснувшему Баксу, приоткрыл глаза и кивнул головой: «Давайте вместе перенесём его в кресло, я должен поставить капельницу!» Мужчины подняли сенбернара и положили в кресло, на бок. Хвост свешивался до пола, передние лапы были сложены на груди, задние вытянуты. Стоматолог посмотрел на пациента: «Мечтать о таком даже не мог! Люда хватит кофе пить, начинаем!» Из подсобки выплыла дородная медсестра и, как ни в чём, ни бывало, устроилась на стуле рядом с сенбернаром. Повернулась в пол-оборота к Лукинскому: «Здравствуйте, Григорий Михайлович». В сторону Зиночки холодный кивок головой. Стоматолог открыл пасть Баксу и вставил заранее приготовленную распорку, повесил рентгеновский снимок перед собой на зажиме, и сдвинул очки на глаза. Люда зажгла лампу. Зажужжал двигатель. Стоматолог наклонился к собаке. В дверь позвонили.
Люда встала, подошла к двери и открыла её. Вошёл пожилой мужчина. Анестезиолог бросился ему навстречу: «Не ожидал, что Вы приедете Николай Васильевич! Очень рад этому! Господа, прошу любить и жаловать! Николай Васильевич – зав.кафедры Ветеринарной Академии! Я с ним консультировался по поводу Бакса!». Профессор, поздоровавшись со всеми, подошёл к сенбернару. «Хорош! Отличный образчик этой замечательной породы! В каком клубе брали?». Лукинский рассказал. Профессор удивлённо хмыкнул, но ничего не сказал. Ещё раз посмотрел на собаку, спросил про температуру, осмотрел капельницу (?). «Сколько времени под наркозом? Ну, так нельзя, пора начинать!».
Работа шла уже два часа. Стоматолог менял один наконечник за другим, Люда всё время подавала ему салфетки, и он протирал очки от пыли, анестезиологи следили за Баксом, Эйзель колдовал в своей комнате, Лукинский присутствовал везде, Зиночка готовила всем кофе. Всё шло по плану, как вдруг, Люда слабым голосом сказала: «У нас кончаются наконечники…На полчаса работы хватит…» Стоматолог, снял очки и удивлённо посмотрел в кюветы: «Как так?! Полно же было! Мать моя царица! Он же собака! У него зубы другой твёрдости! Эйзель!». На отчаянный крик прибежала толпа, возглавляемая Лукинским. «Эйзель, нам срочно нужны расходники! Звони Артуру!». «Сейчас два часа ночи! Какой Артур, какие расходники?! – запаниковал Эйзель. Посмотрел на Лукинского – Где мой телефон?! Вот мой телефон!». Защёлкал клавишами, отходя подальше от друга детства. Лукинский посмотрел на врачей, огляделся по сторонам и сказал: «Место расположения отличное…Центр, тишина по вечерам, бульвары…Да, хозяин? Или как?!» Стоматолог побледнел, а Эйзель закричал в трубку: «Артур, какое счастье, что я тебя нашёл!!!! Плевать на время! Что?? Слезай! У нас катастрофа - клиент в наркозе, расходники заканчиваются! Считай, что хочешь, но расходники вези! И что ты насчитал? Ты сбрендил?!» Лукинский грохнул кулаком по столу, и Эйзель моментально оценил ситуацию: « Артурчик, ты правильно подсчитал! Это мы, это мы сбрендили! Сколько тебе надо времени? Ждём!!». Эйзель бросил телефон в кресло: «Двадцать минут! Всё будет! Нам повезло! Гришка, не боись! Ннда…Я к себе…». Эйзель ретировался в свою комнату. Все ждали Артура.
Через двадцать минут раздался звонок. В клинику, с огромным специальным кофром, ввалился худощавый мужчина, оказавшийся Артуром. Стоматолог выхватил у него из рук кофр, и стал рыться в нём, закатывая глаза, и облизываясь: «Артур, боже мой, какая роскошь! Я никогда не видел твоих сокровищ, собранных в одном месте…Ар…». «Сколько стоит кофр?!» - прервал стенания Лукинский, обращаясь к Артуру. «Таких денег нет!» - уверенно сказал Артур, но сумму назвал. Лукинский достал визитную карточку, что-то на ней написал: «Со мной, сейчас нет. Это моя долговая расписка. Завтра получите всё. Зиночка, объясни, где и во сколько это будет возможным!». Артур прочитал, что было написано на карточке, и кивнул головой. Через пять минут он ушёл, а Эйзель, удручённо сказал: «Везёт же некоторым…». «Не хами!» - ответил Лукинский.
Зубы были сточены, слепок сделан и передан Эйзелю. Бакс спокойно спал, Зиночка сидела в кресле стоматолога и гладила ему лапы. Лукинский пил кофе, смотрел на эту странную картину, и почувствовал желание стать сенбернаром, о котором так заботится эта очаровательная женщина. А потом ему пришла в голову одна удивительная мысль. Может быть, и не надо для этого становиться даже самым симпатичным сенбернаром? Может быть, достаточно остаться, пусть несколько изменённым в чём-то, но Лукинским? И он дал себе честное пионерское слово, что подумает об этом в самое ближайшее время.
Эйзель высунул голову из комнаты: «Господа, кушать подано!». Все вернулись на свои места. Стоматолог принял от Эйзеля протез, Зиночка открыла Баксу пасть, Люда протёрла ему зубы. Стоматолог посадил протез на место, положил между зубами копирку и потёр зубы об неё. Заглянул в пасть, с трудом стащив протез, сказал Эйзелю: «Ты гений!». Протез заполнили клеящим веществом и посадили уже намертво. Сжали Баксу пасть и дали клею схватиться. Затем Люда сняла остатки засохшего клея с зубов, и кивнула врачу. Стоматолог посмотрел и громко объявил: «Готово!». И в этот момент Бакс проснулся.
Бакс лежал на полу, голова у него кружилась, он глупо всем улыбался, показывая своё расположение. Ветеринары были им довольны, о чём поведали Лукинскому. Он поставил на столик энную чашку с кофе и сказал: «Кому и сколько я должен?». Стоматолог, положив руку на кофр Артура, уверенно ответил: «Мне, ничего Вы не должны, Григорий Михайлович…». Анестезиолог достал из кармана бумажку и передал её Зиночке. «Профессор?» - обратился к нему Лукинский. Профессор засмеялся: «Что Вы, голубчик, я из любопытства! Так славно давно не проводил ночь в Москве!» Эйзель потёр руки, хмыкнул, и протянул правую ладонью вверх. Лукинский улыбнулся: «Сашка, договор! Поехали с нами в деревню! Там сбудется мечта, или это просто жажда обладания?»
Ранним утром на даче Лукинского, Эйзель размахнулся и бросил Баксу чурбачок из липы, тот ещё неуверенно поймал его и сдавил в пасти. Чурбачок развалился пополам. Эйзель радостно засмеялся и повернулся к другу детства: «Гришка, гони ключи!». Зиночка вручила ему ключи и готовую доверенность, заверенную накануне операции.
Когда ворота, за умчавшимся на БМВ Эйзелем, закрылись, Лукинский обнял Зиночку. Между ними втёрся Бакс, который уже понял то, что ещё не совсем принял для себя Лукинский.
Бакса ни разу не выставляли на выставке. Лукинский подарил ему свою золотую медаль, тем самым, выполнив обещание. Бакс жив до сих пор, а районные ветеринары, которые его время от времени лечат, удивляются идеальному состоянию его нижних зубов. Когда они говорят об этом жене хозяина собаки, она начинает хохотать.
P.S. Огромный мэй-кун Мишеля сидел на подоконнике окна квартиры на пятом этаже. Он заметил пролетающую мимо птицу, и взметнулся в мощном прыжке. Их нашли на земле, лежащими рядом. Но, может быть, это было самым ярким событием в его жизни?
P.P.S. БМВ Эйзеля с пятью готовыми протезами в багажнике угнали через полтора года. Протезы вернули на адрес Лукинского.
Имена героев рассказа изменены, по причине зубной безопасности автора.