Снаружи раздался громкий саднящий стук – видимо, кто-то пытался сбить замок. Вот еще и еще раз лязгнул металл, и крышка шкатулки открылась.
- Привет, - сказал Расколотый Топор, - ты кто и почему ты здесь сидишь взаперти?
- Я Любовь, - ответила Любовь, - я тут живу.
- Любовь? – удивился Топор, - это что, что-то вроде токсичных отходов что ли? Это их все привозят сюда упакованными.
- Не знаю, - пожала плечами Любовь, - наверное, а ты кто?
- Я Топор, - гордо произнес Топор, - я прожил долгую и полезную жизнь, наколол много дров, а под старость лет вот, раскололся, как шпион какой, ей Богу. А ты чем занимаешься?
- Я люблю, – улыбнулась Любовь.
- Это как? – не понял Топор.
- Это… ну, к примеру, не выбрасывать тебя на помойку от того, что ты раскололся, - сказала Любовь.
- Аа, - задумался Топор, - т.е. ты для того, чтобы собирать ненужные вещи?
- Нет, - сказала Любовь, - я для того, чтобы любить.
- Ничего не понимаю, - почесал затылок Топор, - и точно ты какой-то токсичный отход.
Постепенно подходили любопытствующие – каких их тут только не было.
- Ну вот, к примеру, - не унимался Топор, - для чего ты нужна?
- Я нужна для того, чтобы делать людей счастливыми, - ответила Любовь.
- О! – вскрикнул Лотерейный билет, - тогда и я тоже любовь! Ведь давеча тот, кому я достался, прыгал до потолка, держа меня в руках, и кричал: «Я счастлив! Я счастлив!» Благодаря мне он получил много денег. И, к тому же, я тоже здесь! Значит, и я любовь!
- Выходит, мы коллеги, - улыбнулась Любовь.
- Ну вот еще! Не примазывайся! – важно надул губы Лотерейный билет. – С твоей помощью кто-нибудь выиграл миллион?
- Нет, - сказала Любовь.
- Ну и какая же ты, после этого, любовь? – презрительно хмыкнул Лотерейный билет, - по тебе даже выигрыш получить и то невозможно. Не то, что по мне!
- Да, - вздохнула Любовь, - это так.
- Ну а все таки, - продолжил Топор, - я вот хочу понять, ну че ж ты делаешь то такое?
- Я согреваю того, кого люблю, своим теплом, - ответила Любовь.
- Тогда я и тоже любовь, - отозвался обогреватель, - сколько лет я согревал своих хозяев теплом, пока не перегорел, - и никто на мое тепло не жаловался. Ты тоже перегорела?
- Да нет, - ответила Любовь, - я в порядке.
- Нет, я решительно ничего не понимаю! – снова вступил в разговор Топор, - все что-то делали, вышли из строя и попали сюда, а ты ничего не делала, и все равно здесь. Выходит, ты совершенно бесполезный предмет.
- Наверное, - грустно согласилась Любовь,- только я не предмет.
- А что же ты тогда?
- Я состояние души, отношение… понимаешь?
- Нет! И, видимо, я не один, кто не видит тебе никакого применения.
- Похоже на то, - снова согласилась Любовь.
- Но все таки я хочу понять, - продолжил Топор, - ну вот, к примеру, а что ты еще делаешь?
- Я делаю приятное, - вздохнула Любовь, - я поддерживаю в трудную минуту, я понимаю, принимаю и прощаю, даю точку опоры и уверенность в себе, воодушевляю, дарю заботу, ласку, надежду на лучшее и спасаю от отчаяния, наполняю ощущением нужности, полноты жизни, насыщаю жизнь красками и счастьем, новая жизнь тоже зарождается в моих же недрах. Вот все это я и делаю.
- Кажется, я начинаю понимать, - сказал Топор, - был тут один, что-то похожее лепетал. Эй, Телевизор, ты где? Иди сюда, тут еще одну, такую же сумасшедшую, как и ты, привезли!
Пришел Телевизор, поздоровался. Он оказался очень осведомленным и, увидев Любовь, произнес:
- Какая неожиданная встреча! Всю жизнь я мечтал посмотреть на ту, о которой во мне и говорили, и пели сутки напролет, но никогда бы не подумал, что это случится здесь, на свалке.
- Мне тоже очень приятно познакомиться, - ответила Любовь.
- Но как же это произошло? – продолжил удивляться Телевизор, - в то время, как все вокруг только и мечтают о тебе, ты здесь… наверное, ты какая-то не такая!
- Да, наверное, -вздохнула Любовь.
- И верно – совсем не такая! – продолжил Телевизор, - Любовь должна быть такой… ну как это… такой красивой, такой волшебной, такой неповторимой. А ты какая-то… самая обыкновенная – Любовь, как Любовь. О такой, как ты, не складывают песен, я бы тебя тоже выкинул.
- И правильно бы сделал! – зазвенела Разбитая Посуда, - толку от этой Любви! Нас вот только из-за нее и разбили, между прочим! На счастье! Не хотели мы раньше этого говорить, но раз уж разговор все равно зашел…
- Да! – поддакнуло Разбитой Посуде Старое Одеяло, - уж повидало я на своем веку Любви этой – это из-за нее я стало таким истертым. Все зло от этой Любви!
- И меня запустили в стену из-за нее же, - грустно прошептал Сломанный Мобильник.
- И меня! И меня! И меня! – стало доноситься со всех сторон.
- Короче, я понял, - сказал Топор, - ты здесь потому что от тебя все зло – вон сколько кругом пострадавших! … но все ж таки интересно, а че ж ты такая вся на вид обыкновенная – Телевизор то вон говорит, что ты красивой, волшебной, да неповторимой должна быть. А?
- Не знаю, - вздохнула Любовь, - наверное, потому, что я все время жила в этой шкатулке, а не на свободе, без свободы я красивой не бываю, волшебной – тем более.
- Вон оно что, - заключил Топор, - зачахла, значит.
- Да нет, - сказала Любовь, - просто цвести было особенно негде. Шкатулка, в которой я жила, хранилась на самой дальней полке чердака. Время от времени ее доставали и несли к микроскопу. Там меня вынимали, внимательно рассматривали, исследовали, сравнивали с содержимым других шкатулок, ставили на мне опыты, капали в меня разными реактивами и смотрели, что из этого получится, а если только я начинала набирать красоту и силу, меня снова запирали в шкатулку – чтобы места много не занимала, и относили на чердак.
- Дааа, - протянул Топор, - теперь понятно, - а выкинули то чего?
- На чердак, кроме моей шкатулки, сносилось много чего еще. Там были и банки с воспоминаниями, и сундуки со страхами, и бутыли с сомнениями, и другие шкатулки. И каждый жаловался на то, что ему очень мало места, и я мешала всем.
- Ну это, как водится, - кивнул Топор, - видно, ты и вправду сильно ненужная вещь. Ладно, не горюй, тут мы все такие . Один хрен скоро нас всех сравняют, смешают в единую кучу мусора и сожгут… О! а вот и по нашу душу уже едут.
И правда, по направлению к куче собеседников ехал какой-то агрегат на гусеницах. Подъехав, он начал давить и утюжить их, мять и ломать, вот уже хрястнул Телевизор, вот глухо звякнула Посуда, вот с треском разломилась шкатулка… Любовь закрыла глаза и приготовилась умирать. Огромные лопасти сгребли измельченный мусор в кучу, куда-то погрузили, отвезли и высыпали прямо в горящее жаркое пламя печи.
- О!, - сказал Огонь, - Любовь собственной персоной! А ты то что здесь делаешь?
- Я жива? – удивленно открыла глаза Любовь.
- Не волнуйся, это ненадолго, - хохотнул Огонь, - щас я тебя мигом поджарю.
Огонь ярко вспыхнул и принялся поедать мусор. Мусор завыл, застонал, но гореть принялся споро.
- Ну как, Любовь, горишь? – спросил Огонь.
- Горю, - ответила Любовь.
*
Пламя догорало, испуская едкие струйки дыма.
- Ну что, Любовь, сгорела ли? – сыто и устало спросил Огонь.
- Наверное, - ответила Любовь.
- Какая-то ты совсем дурная, даже сгореть нормально и то не можешь, - сказал Огонь и испустил свой последний синеватый дымовой дух.
- Не могу, - тихо, как эхо, повторила Любовь.
Вздохнула. Встала. Отряхнулась. Посмотрела на груду золы, в которую превратил Огонь ее недавних собеседников и, еще раз вздохнув, пошла куда глаза глядят.
***
Приближающийся рассвет застал Любовь задумчиво сидящей на берегу реки.
Весь Мир, в предрассветной мгле, замер в ожидании чего-то грандиозного.
Все кругом стихло.
И вдруг воздух прорезал чистый, звонкий, полный восторга и жажды жизни голос какой-то птахи. И тут же, как по команде, из-за горизонта показался первый луч Солнца.
Ослепленная им, Любовь зажмурилась. Налетевший порыв ветра растрепал ее волосы, выдувая из них прилипшую грязь и пепел и приятно освежая лицо. Любовь глубоко и спокойно вздохнула.
«Свобода», - поняла она.