Покаяние

Кристина Коноплева
       Хмурые, налитые свинцом тучи свисают огромными колоколами над такой же мрачной и тяжелой лагерной жизнью. Здесь не слышно раскатистого смеха и веселых песен – молчит угрюмая «зона». Кажется, жизнь и удача давно уже обходят стороной этот отгороженный колючей проволокой таинственный островок, боясь заблудиться и погибнуть в лабиринтах загубленных судеб, атмосфере печали, насилия и зла. Лишь смелая надежда проникает в одинокие души, согревая их печальными лучами призрачного счастья...

       Вот вдалеке у ворот КПП показался солдат с собакой на поводке, готовой сорваться в любую минуту. Уйти бы отсюда подальше, хоть на необитаемый островок, не видеть бы этот кошмар и не слышать невыносимый лай, да куда денешься? Даже метровые бетонные стены не способны защитить от раздирающего душу собачьего лая...

       Наступает время отбоя. Начинается усиление караульной службы. Слышно, как на вышках сменяются посты, противно щелкают затворы автоматов.

       Жизнь лагеря сера и угрюма и в ясные солнечные дни. Единственная радость для заключенных в их до ужаса однообразной жизни – это письма с воли – дорогие почерки и конверты, излучающие тепло и свободу.

       Свобода! Сколько томительных и вычеркнутых из жизни лет останется до встречи с ней - зависит от тяжести совершенного преступления. Димке Попову, рыжему верзиле – два года, щупленькому Снегирю – пять, а Олегу Иванову, романтику, искателю приключений – целых десять лет. Дождется ли его Оля, выдержит ли? «Если дождется, - думает Олег, - буду носить ее на руках...»

       Тянутся дороги... Запыленные, взрыхленные... Летят годы, полные одиночества и слез...

       - Где ты сейчас, Оленька, с кем, почему так редко и скупо пишешь?!

       Угнетающее чувство тоски и отчаяния рисует в травмированной душе Олега ужасающие картины разрушенной и загубленной личной жизни, медленной, мучительной смерти, жизни, страшнее и бессмысленнее, чем казнь..

       В минуты тягостных размышлений решение о самоубийстве впервые воспринимается спокойно и без страха. Но усилием воли Олег гонит эти мысли...

       Будто наяву он видит живые, горящие глаза Ольги, ее короткую сиреневую юбочку и стройные, загорелые ноги. Видит ввалившиеся щеки и грустные, погасшие глаза матери, ее бледное, аристократическое лицо. Становится невыносимо больно, душа мечется, но тут на помощь приходит гордый красавец Билли, черный холеный дог, любимец Олега.

       - Сколько живут собаки? – думает Олег. – Дождется ли меня мой семилетний Билли?..

       Скоро подъем, но Олегу так и не удалось заснуть. Ведь если бы победили гэкачэписты, ему бы никогда отсюда не выбраться, не говоря о новых мучениях... Вон как радовался подонок Игорь Федорович, что нашлась на нас управа... Теперь молчит. Боится, жаба. Лишь глазами мечет злобу и ненависть.

       В день победы демократов в лагере плакали от радости. Олег с другом заварили крепкий чай и пили с печеньем. В этот день им удалось выпить даже пива...

       Нет, не задушить Россию, не унизить! Она, матушка, была, есть и будет, пока жива Земля, пока жив на свете хоть один русский человек, верящий в добро и красоту...

       - Уехал ваш поезд, Игорь Федорович! Тю-тю!.. – Олег презрительно усмехнулся.

       Гаснет, обжигая пальцы, сигарета. А ведь обещал матери бросить. Во рту горько, болит желудок, ноет душа. Чаю бы с лимоном...

       - Оля, Оленька, ты только меня дождись... У нас все еще будет, слышишь?..

       - Прости, меня, мама, прости, Билли, прости, Господи, простите, люди!

       - И-ди-и, - спасительным кругом надежды разлился в небе рассвет.


       Святыми не рождаются... Ими становятся, покаявшись в грехах. Но умение любить – это тоже покаяние...