Письмо матери моей
"Мама, привет, как дела?
Мне обидно, что свое 12 - летие я встречаю без тебя, в плену у армян.
Я уже тут почти 3 года, мне очень тяжело без тебя.
Меня тут часто пытали, оторвали мизинец на левой руке.
Я уже старый узник, я все повидал мама. Я повидал ад, хотя раньше и не знал, что это такое.
Однажды, мама, меня привязали к кровати, завязали глаза, чтоб я не дергался, стали сдирать кожу на шее и бедре.
Ножом скоблили, я орал, я чуть не умер, мама. У меня на этих местах нет кожи, врачи кое - как заляпали бинтами, стрептоцидом, но я не спал от боли целый месяц.
Недавно мне показали мое фото, это было до ареста моего, мама.
За месяц до ареста. Боже, мама, как я изменился.
Мне сейчас 12 лет, но смотрю я в зеркало, как будто мне 22 года.
Я уже старик, мама.
А, вспомнил, пол года назад пьяные армянские военные тушили об мой лоб сигареты, и хорошо, что ты меня не видишь теперь. Мой лоб теперь дуршлаг, он в дырках весь.
Я трогаю пальцами, на лбу моем семь дырок, палец закатывается в дырочку, выходит наружу.
Что еще написать тебе, мама?
Нас заставляли таскать камни, тяжелые такие камни. Я же маленький, у меня сил нет особых.
Когда я падал, меня били плеткой по спине, ну, на спине моей раны как трамвайные линии.
Как в Баку, мама?
Говорят, он стал красив.
Но я не хочу в Баку, мама. Я уже привык к Еревану, раз в неделю я еду в Ереван. Он хороший, я уже привык к нему. Кругом горы, чистый воздух, неплохо, мама.
Уже начал изучать армянский язык, понимаю этот язык.
Кормят нас не плохо, в основном едим свинину.
Не хочу тебя огорчать, недавно подцепил какую то заразу, температурю сейчас.
Но все пройдет, мама, все будет хорошо.
Дай Аллах, может я увижу тебя.
Я уже забыл свою историческую Родину, забыл Баку, какой он из себя.
Я вообще не понимаю, кто я. Только тебя я помню мама! Тебя я не забыл.
Помнишь, как ты меня кормила долмой? Клала мне в рот кусочек мяса, кормила без вилки, голыми руками. Помнишь?
А помнишь, как мы с тобой играли на лужайке футбол. Я стоял в воротах, ты била мне пенальти, и забила.
А помнишь, как мы вместе прошли по дачному участку в Нардаране три часа, целых три часа. Искали домик двоюродного дяди, наконец нашли, пришли уставшими. Я это все помню, мама.
И еще хочу тебе сообщить мама, что я абсолютно стал не брезгливым. Уже не брезгаю, кушаю все. А помнишь, как я ненавидел есть жаренный лук, ты меня ругала за это. Помнишь?
Да, а вот недавно я хотел пить, меня жажда душила, армянский солдат принес мне кувшин холодной воды, я ее сразу же осушил, лишь в конце увидел, что на дне кувшина лежит дохлая крыса.
Но я не побрезговал, честно, мама. Я к этому привык.
Неделю назад мне дали есть бутерброд, я его поел с аппетитом, ведь два дня до этого ничего ел.
После трапезы оказалось, что я поел оторванный человеческий палец с грязным ногтем.
Но ничего, переварил. Вот.
Ты больно не переживай, мама. Я ведь тоже не лыком шит. Я тут шучу, завел себе друзей, а что делать, мама, ведь жить то надо. Нет разве?
Я по тебе очень скучаю, мама. Мне иногда бывает тут страшно.
Ведь как иначе, мама? Мне отрезали ухо, заставили его съесть. Я испугался, стал жевать свое ухо, плачу, и кушаю, мама. Иначе меня убили бы.
Когда я проглотил свое ухо, мне показалось, что ухо из желудка мне что - то сказало, я не расслышал слово. Это не важно, мама, я съел свое ухо. Забавно, нет, мама?
Месяц назад меня отвели в больницу, привели в холодный операционный зал, пришел доктор в белом халате, началась операция.
Мне даже не сделали обезболивающий укол, мама. Они у меня удалили одну почку. Говорят, кому - то нужно.
Так что я теперь живу лишь с одной почкой.
Да, чуть не забыл. Если ты меня сейчас увидишь, не узнаешь. А может, узнаешь, не знаю.
Я ведь теперь в очках хожу, в черных очках. У меня левый глаз выбили, трое армян играли в карты, я им подносил чачу, один проиграл все, стал играть на мой глаз. Проиграл, и ножом выкорчевал его. Мне было страшно, больно и обидно. До вечера корчился на земле, прикрывая от боли дырку, где был глаз. Все вытекло, пустота. Когда придерживал, не болело, как отпустил, стал орать от боли.
Девушка армянка помогла, отвела к себе домой, забинтовала. Но ничего, живу же теперь.
Многое есть что рассказать, мама. Я уже не помню, что.
Передавай всем привет, дай Аллах, может быть, увидимся.
Мама, я люблю тебя"!
...
Январь, 1997 год.