Великий и ужасный
Лик Великого и Ужасного у многих вызывал страх: живые злые глаза цвета зрелых тутовых ягод, спутанная седая борода с застрявшими прошлогодними листьями, кишащая тысячами паразитов, большой мездроватый нос, словно клюв попугая и темно-фиолетовая кожа лица. Он сидел прямо на земле, прислонившись спиной к стволу древнего тутового дерева. Тутовое дерево было таким огромным, что ветви его проткнули все семь прозрачных сфер и семь плотных, и простирались далее, в холодный безымянный мрак. Может быть, небо и не рухнуло до сих пор под тяжестью своих сфер, оттого, что нанизаны они на могучие ветви шелковицы?
Тусклый розовый свет окрасил верхушки деревьев. Ласковое солнце вставало над долиной двух рек. Одна река была холодной и быстрой как нежданная смерть на западе. Бурлила и пенилась она на гранитных порогах. Имя ей было – Свежесть. Вторая река была сильной и широкой, как желанное рождение на востоке. Гордо несла она свои воды вдоль величавых туманных берегов. Имя ей было – Забвение. Священное древо выситься в лесистом междуречье. Бородатый старик застыл у его подножия, словно присел отдохнуть после трудной для его старости дороги, да позабыл о цели своего пути, очарованный покоем и красотой. Грязная, в лиловых разводах борода старика закрывает все тело, спускается до самой земли и растекается по ней, теряясь в густой траве. Желтые ткачики сплели в ней свои гнезда. Цепкий хмель врастает в неё молодыми побегами. Вьюрки воруют добычу из сетей кругопрядов. Зоркий хорек застыл в напряженном ожидании, готовя молниеносный бросок на живущую в спутанных космах гадюку. Только Великий и Ужасный безучастен к этому буйству жизни и смерти, которая окружает его и, возможно, уже пронизывает саму плоть. Лицо его, фиолетовое от тысяч упавших тутовых ягод, невозмутимо и грозно.
Когда-то, очень давно, если время вообще существовало для него, к подножию тутовника стали приходить люди. Они со страхом приближались к могучему древу, в начале от любопытства, а потом, чтобы задобрить Великого и Ужасного. Люди приносили ему остатки своей скудной пищи, кровь убитых на охоте серн и туров. Они сжигали жертвы на большом белом камне, считая, что дым этого костра питает Великого и Ужасного. Это они его так назвали, ибо до людей его некому было звать. Дым жертвенного огня щекотал ему нос и слезил глаза. Но не из-за этого был сердит на людей Великий и Ужасный. Ярость рождала глупая убежденность людей в том, что их жалкий костер из объедков является источником его силы. Ему было достаточно протянуть руку, чтобы сорвать с небес любую звезду или зажечь её одним своим дыханием. Он мог лишь провести пальцем, и все небесные сферы раскололись бы до самой безымянной бездны. Когда Великий и Ужасный сердился, то многомиллионные разряды молний сверкали промеж его глаз, испепеляя вокруг все на две сотни шагов, включая глупых людей.
Но со временем Великий и Ужасный стал жалеть людей за скудность их ума, за беззащитное голое тело и слабый дух, разрываемый страстями. Он часто дарил им удачную охоту на тучных туров, тяжелые соты с медом диких пчел, серебряных форелей в горных ручьях. Но однажды к белому камню пришел самый слабый и жалкий человек, и попросил крепкий топор из лучшего обсидиана. Голос его дрожал и был полон отчаяния, одежды на нем не было, а изможденное тело было покрыто гнойниками и коростами. И он получил топор из застывшего лунного света, который одинаково легко рассекал плывущие в воздухе паутинки и огромные гранитные валуны. Слабый человек вернулся в поселок, где сразу же убил вождя, его жену и детей, еще много мужчин племени. Оставшихся женщин он объявил своими жёнами, и велел принести ему жареной оленины с опарышами - изысканную пищу вождей. Слабый человек изрядно употребил священного напитка из сбродивших плодов дерева квоа, который принимали лишь шаманы во время обряда посвящения в охотники, чтобы разговаривать с духами убитых животных и вымолить их прощение. Он уснул тяжелым сном, уронив дарующий власть топор у костра. Жар огня расплавил лунный свет, и он перетек серебристым лучом обратно к Луне.
После этого Великий и Ужасный потерял интерес к людям. Он не обращал на них внимания, и они перестали его бояться, принимая за такое же явление окружающего мира, как лесистые горы, стекающие с них холодные реки и облака в небе над всем этим. Дети стали играть очень близко от тутового дерева. Они кричали, смеялись и плакали, бросали в Великого и Ужасного теплые коровьи лепешки, мочились на пряди его бороды, скрытые среди травы. Некоторые даже пытались влезть по бороде к нему на голову, чтобы дотянуться до еще не упавших ягод тутовника.
Вьюнки раскрыли белые колокольчики, терпко пахнет мятой на опушках вдоль Забвения, чудная радуга встала над бурной Свежестью, но на северной части неба уже собираются грозные тучи с вихрями и снегами. Великий и ужасный почувствовал нечто, чему он не знал названия, хотя давать имена вообще было не в его природе. Это нечто было страшной усталостью от прикосновения ствола тутового дерева к его спине, это было ощущением тяжести в опухших веках и резью в иссушенных глазах. Произошло неслыханное - Великий и Ужасный застонал и облокотился на одну руку. Он понял, что умирает. И напоследок он увидел странный сон, который был первым неясным осознанием существования времени: маленький темноволосый мальчик играет в густой изумрудной траве и тонкий хрупкий росток шелковицы тянется к солнцу на каменистом пригорке.