Итак, родился мой полубратик в январе 1951 года. Советская страна послевоенья... Отец, отвоевав вторую половину Отечественной радистом, демобилизовался младшим лейтенантом. Будучи до войны студентом в Харькове, приехал туда же доучиваться на инженера-автодорожника. Где-то по пути с войны домой случился я, родился, скорее всего, вне брака, и все тут. О матери ничего не знаю. Родные отца рассказывали одно, отец другое. В этой каше вранья я не разобрался. Чую только, матери моей пришлось не сладко: отец мой, хотя и завидной был внешности, в душе на всю жизнь остался мелкой завистливой сволочью. Но это понимание ко мне приходило туго и долго...
Да, так вот я крепко-накрепко связан с рождением ; брата. Каким образом? А вот как: в планы отца я не входил, он хотел начать новую, чистую жизнь, на фронте вступил в партию. Словом, все козыри на руках: фронтовик, коммунист, орден «Красной Звезды», медали за взятие Вены, Праги. Это в активе. А в пассиве – родители, жившие в оккупации, да малый довесок к паре жарких ночек с медсестрой (?). Правды не знаю... И довесок прямым ходом следует в Дом ребенка в Харькове. Состояние, в котором меня туда родители отца сдали: доходяга 1 года, кожа да кости. Видно, ждали, что сам тихо умру, да не дождались, и кто-то по-соседству узнал, наверно, что есть малый человечек в доме, и тихо уморить не удалось. Но в детдоме ребенка спасли, выходили. А тем временем папаша учится в ХАДИ, успешно его оканчивает бригадным методом. Это был чудо-метод сдачи зачетов и экзаменов, придуман коллективистами! Курс студентов разбивался на небольшие бригады по нескольку учащихся, зачет или экзамен сдавал лучший студент в бригаде, и его оценку ставили всем собригадникам. Каково, а! Интересно, знания перетекали автоматически от лучших к худшим?
После окончания ХАДИ отец устраивается работать на автобазу, где вся имеющаяся техника состоит из стареньких и покалеченных войной машин. Научившись во время затишья на фронте водить трофейные машины и мотоциклы, он применял свои знания и умения к стареньким «ЗИС»-ам, «ГАЗ»-ам, и другим автомашинам.
Из этого времени помню только один день, который я провел с отцом на автобазе. До обеда я игрался на солнышке на высоком для меня крылечке, ударил коленку о ступени, сильно плакал. Пришел старый мастер с седыми усами и побил веником эту противную каменную ступеньку, после чего мои слезы незаметно высохли. В перерыв я спал в кабине старой машины на сиденьи. Было тепло от весеннего солнца, и спалось покойно и уютно. Потом как-то незаметно окончилась смена отца, он покатал меня по двору на машине, и мы ушли.
Отец жил тогда в общежитии. Квартира в городе не светила. Правда, было знакомство на танцах с одной бывшей харьковчанкой на вечере по случаю окончания курса. В автодорожном институте своих девчонок было мало, и студенты ходили в другие ВУЗы на танцы. Как-то отец попал в университет им. Горького на танцы, где он и познакомился с девушкой с химического факультета. Округлое ее лицо, обрамленное пышными каштановыми волосами, было просто красиво. Танцевала она с удовольствием и какой-то надеждой. Робкой такой надеждой, надеждой безнадежной, без претензии. Они разговорились. Девушку звали Майя. Она рассказывала, что их былую квартиру в Харькове разбомбили, она была раньше на улице Ленина, до войны это была северо-восточная окраина города. Мать и отец живут теперь в пригороде Харькова вместе с ее братом Валентином. Войну семья пережила в оккупации где-то в Донбассе.
Танцуя с Майей, Дмитрий или, как он представился, Митя, прикидывал в уме, что же можно сделать, чем может оказаться полезной эта девушка, которая хотела заниматься наукой, и Митю призывала тоже идти в науку. Жилья в городе у нее нет – это минус (Майю на время учебы приютили ее тети Вита и Поля, сестры ее матери, жившие в Харькове на улице Сумской). Майя была в оккупации – это еще один минус. Красива без сомнения – это плюс. У семьи оставались неясные шансы получить квартиру в городе. Но когда это будет! Так и жизнь пройдет в ожидании. То, что он эту девушку не полюбит, Митя понял сразу. Что-то выдавало, что она из семьи бывших интеллигентов. Ну, а товарищ Сталин интеллигентов не жаловал, презрительно именовал «гнилыми». Имелось в виду, что они, интели, всегда сомневались, пытались доказать, найти корни, докопаться до истины. Они мешали, повисали на руках, жадных до рубки. А так хотелось рубить сплеча по первому зову партии, вождя. Вражеские головы. Или беззаветно служить народу в целом. А конкретно – твоему начальнику. Но при этом зорко бдить. Если начальник начинал сомневаться, задумываться, сожалеть, это значило: появилась интеллигентская гниль. И надо было делать выводы...
Эту интеллигентскую гниль в Майе он распознал сразу. Но девушка была чем-то напуганной, и это привлекало, давало надежду, что ее удастся сломить, заставить думать и делать по-пролетарски, по-коммунистически. Своего нутряного интереса Митя показывать не стал. Но хотелось интимной близости. Поэтому он решил встречи продолжить. Майя оказалась не против целомудренных встреч. Шел 1947 год...
А в следующем году они поженились. Дело было так. Дмитрий продолжал работать на автобазе. Вечерами встречался с Майей. И как-то раз он понял: Майя и есть его шанс! Его ребенок пойдет в дело, если за дело взяться правильно. Начальник автобазы, понимая его проблемы, подсказал решение. Надо срочно жениться, жена должна усыновить ребенка. И жена должна быть харьковчанкой. И тогда возникает семья фронтового героя (см. награды), которая не имеет жилья и вынужденно ютится кто где может. Эта ситуация должна быть правильно представлена в прошении на имя наезжающей из Москвы инспекции под руководством тов. Поскребышева, тогдашнего личного секретаря вождя мирового пролетариата товарища Сталина. Времени на проведение этой акции оставалось в обрез, какой-то месяц. Нужно было успеть:
1. Заручиться желанием Майи как на замужество, так и на усыновление необходимой составной части будущей семьи заслуженного фронтовика, а именно младенца Олега.
2. Уговорить ее и своих родителей.
3. Жениться.
4. Собрать необходимые документы, доказывающие фронтовые заслуги будущего мужа, его настоящую продуктивную трудовую деятельность в г. Харькове, справки о прописке будущих супругов.
5. Будущей жене – справки, доказывающие, что ее семья перед войной жила в Харькове, что они имеют право на послевоенную жизнь в этом замечательном украинском городе.
6. Будущему приемному сыну Майи нужна метрика, где написано, что мальчик Олег родился в г. Харькове (а не там, где он на самом деле произошел на свет), и его матерью и отцом являются Майя и Дмитрий.
Вот сколько дел свалилось на плечи фронтового радиста! И он со всеми делами справился. С Майей хлопот не было: она повисла на руке, с радостью все исполнила, познакомила со своими родителями, познакомилась с будущим сыном, поразилась, какой он уже большой, а она все еще девушка (до свадьбы, разумеется, она желанную Мите близость не дарила, ему пришлось довольствоваться поцелуями).
Со своими родителями Дмитрий не церемонился. Он приехал к ним подкормиться, заодно рассказать о своем грандиозном плане – получить право на жилье в течение месяца! Родители, Иван и Полина, были придавлены послевоенными бедствиями, женитьбу благословили безусловно и с радостью. В качестве свадебного подарка Иван приготовил сыну огромный мешок с картошкой, собранной на своем огороде. Иван же помог втащить этот мешок в вагон поезда, где уже практически все места были заняты мешочниками. В то время в ходу были продуктовые талоны, карточки, все строго рационировалось, и горожане-мешочники добавляли к скудному рациону то картошку из села, то сало или мясо...
Добираясь домой, Дмитрий ворочал тяжелый подарок, ругаясь черными словами, так было тяжело. Что-то произошло с почками: то ли опущение, то ли еще что. На всю жизнь запала в душу тяжелая обида на отца Ивана за этот мешок. Через много лет, когда его сын Олег учился в университете, Дмитрий поведал ему эту историю, представив себя, как пострадавшего от этого благодеяния. В душе Олега при этом возникло двойственное чувство: жалости и гадливости одновременно. В образе отца, созданного в душе Олега, с тех пор постоянно возникали темные пятна...
Последовала женитьба, скромно отпразднованная, из Загса молодые разошлись по своим прежним жилищам: молодожен в общежитие, Майя к теткам. Потом в быстром темпе были собраны справки к пунктам 4-5 (см. выше), а с новой метрикой будущего сына пришлось повозиться. Старую метрику нужно было «утерять», уничтожить все следы, ведущие к настоящей матери Олега. Здесь сказалось острое желание Дмитрия начать жизнь с новой страницы. Для этого не грех было чуть-чуть «подмазать» работницу Загса, придумать жалостливую историйку о плохой матери, бросившей такого чудного малыша (история эта пригодится и потом, когда надо будет объяснить подросшему сыну, почему у него, как в сказке братьев Гримм, не родная мать, а мачеха Нина, такая же недобрая к пасынку, как и мачеха Золушки). Но вскоре пал и последний бастион на пути к созданию новой советской семьи, ячейки самого справедливого на Земле советского государства!
Встреча с поседевшим представителем Отца Народов тов. Поскребышевым состоялась, была краткой, но плодотворной. На прошении появилась желанная резолюция, предлагавшая компетентным товарищам исправить вопиющий недосмотр, и наконец-то соединить страждущих в разлуке супругов и ребенка, предоставить им вне очереди жилье. И комнату в коммунальной квартире Дмитрию с Майей и их сыну Олегу вскоре же и предоставили.