...Но тогда, как весна молодая,
И упрямой надежды полна,
Мать по метрике – юная Майя,
Непосильную ношу взяла.
...Я поднял глаза, и посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Быстро узнав ее – это была моя первая мачеха, - Майя, я не поверил этому. Ее здесь не должно было быть, - это раз. И она всегда была круглолицая, румяная. Какой-то год я не видал ее. А теперь передо мной стояла, опершись о крышку стола, желтая, высохшая женщина с зачесанными наверх и схваченными узлом седеющими волосами, в которых уже не было той солнечной рыжинки, делавшей ее еще недавно такой свежей и молодой. Да, в последний раз я видел ее такой. И еще одно отличие: она смотрела на меня, просительно и с тревогой.
- «Здравствуй, Олег! Могу я с тобой в коридоре поговорить», - обратилась она ко мне голосом, как бы перехваченным.
- «Видно, простудилась», - подумал я, и посмотрел на ее шею.
У Майи было странное украшение, мною еще не виданное на ней – черная бархатная лента, плотно охватывающая шею. Шея ее была необычно тонкая, с морщинистой, пергаментной кожей. На руке было единственное украшение – дешевое серебряное колечко с крохотным голубым камешком. Она была в строгом светлом деловом платье со стоячим воротником. Все в ней свидетельствовало о какой-то официальности, что ли, этого визита ко мне.
Я забыл представиться. Меня зовут Олег К., я работал тогда в институте монокристаллов в отделе теории роста кристаллов. Мне было 28 лет, я тогда только перешел на теоретическую работу после трехлетней практической работы инженером - ростовиком кристаллов из расплавов. Практическая моя деятельность удовлетворяла мое начальство, но мне хотелось большего, чем просто стоять у огнедышащей высокочастотной установки и наблюдать процесс вытягивания кристаллов методом Чохральского, изредка по наитию внося корректировки. Мне хотелось понимать эти явления и описать все стадии этого процесса с помощью моей любимой математики.
Мизансцена действия – комната нашего отдела, уставленная примерно 12–ю столами в три ряда, как в классе. И как в классе, была черная доска для писания на ней Гениальных Формул во время наших Научнейших Семинаров. Эта доска, как в обычном классе, находилась за спиной нашего шефа, доктора физико-математических наук, профессора Т., который, как учитель в классе, посматривал на нас изредка, отрываясь от своих Научных Откровений.
Время действия – лето 1975 года. Все происходит в Харькове, Украинской ССР, входящей в состав могучего Советского Союза, нашей Родины. Наш институт находится в новом районе города, Павловом Поле, на проспекте Ленина, 60.
Но тогда я смотрел не на окна, а смотрел на Майю, Майю Сергеевну, которая одно время жила с нами, родила мне братика Игорька в 1951 году, научила меня штопать носки, петь детские песенки «В лесу родилась елочка», «Мы едем, едем, едем в далекие края», «Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой» и другие. И теперь она после годичного перерыва в наших отношениях, вызванных опять-таки братцем Игорьком, пришла ко мне и просит о беседе без посторонних.
- «Хорошо, сейчас отпрошусь у Б.Л. (наш шеф)», - ответил я Майе. Получив разрешение, я вышел вслед за Майей в коридор, где мы медленно ходили, и она, наконец, заговорила.
- «Олег, я хочу попросить тебя», - запинаясь, подбирая слова, начала она, - «присмотреть за Игорем». Я посмотрел на нее удивленно, но не перебивая, слушал дальше.
- «Я скоро умру, я чувствую это», - тихо сказала она, просто и буднично, без пафоса и надрыва. И я сразу поверил в это.
- «А как Вы себя чувствуете?», - мой вопрос в ответ. Это просто попытка все рационализировать, объяснить, расставить по полочкам, убежать от беспощадности скорой смерти близкого мне человека, который желал мне добра, в детстве услыхав, как я пел те детские песенки, пообещала учить меня музыке...
Но отец развелся с ней, когда мне было 6 лет, и не стал учить меня музыке, не отдал в музыкальную школу, как просила его уже в 7 моих лет его мать – моя бабушка, ответив:
- «Вырастет, и в 20 лет будет учиться музыке, если захочет»...
И опять тихо ответила мне Майя:
- «Я себя плохо чувствую, тяжело, сердце болит. Недавно твой отец пригласил меня в кафе “Ветерок”, – как - бы между прочим заметила она, - «он просил меня, чтобы я не вмешивалась в твою личную жизнь. Я не хочу рассказывать всего, что он мне наговорил. Мы выпили коктейли, съели по мороженному, и скоро расстались» . Мы походили по коридору, помолчали. Затем Майя добавила:
«Мы едем сейчас в отпуск с Борисом, в дом отдыха. А ты можешь приходить к Игорю почаще, интересоваться им, направлять его, помогать принимать правильные решения в жизненных вопросах», - так или почти так звучали те ее слова. Я понял, что речь не идет о посещении Игоря во время их отпуска. Эти ее слова прозвучали как бы завещанием на всю мою оставшуюся жизнь быть «духовным пастырем» Игорька. И мне понятны были ее тревоги о сыне. Кроме того, Борис был старше ее почти на десять лет...
Майя почувствовала, что взвалила на мои плечи тяжелый моральный груз, и быстро попрощавшись, ушла. А я вернулся в отдел, к своим любимым интегралам. Больше Майю живой я не видел.