Уважаемый Читатель!
Искренне рад очередной встрече с тобой . И с первых же строк нижеследующего повествования спешу сообщить, что при всей кажущейся неправдоподобности жизненных переплетов, в которые попадают герои моих рассказов, линии сюжетов и имена самих персонажей никоим образом не выдуманы – каждый имел свои место, время и причины присутствовать в бытность деда Федора и деда Василя. Так же, как их законных супружниц – бабы Ани и бабы Фроси. Ну и, естественно, ближайших родственников, которых к преклонным годам у кумовьев накопилось предостаточное количество - почти по числу веерных отключений электроэнергии по вечерам. Что же касается достоверности фактов – за них не рискну поручиться головой, потому что почти все описанные события взяты мной из рассказов самих кумовьев, которые слыли в станице Н., что на Кубани, заядлыми рыбаками, брехунами и выпивохами. Однако по некоторым наблюдениям моим за их пенсионным "прозябанием" в родимой станице, могу с полной уверенностью сказать лишь одно - оба кума стоили друг друга...
С уважением, Автор.
М А К А Р О Н Ы П О – Ф Л О Т С К И.
В очередной летний вечер баба Аня взошла на порожек дома, на ходу отряхивая с линялой кофты остатки семечковой шелухи – с пользой скоротала несколько часов на лавке в обществе таких же престарелых подружек. Кости перемыли, почитай, всем мужикам станицы – сегодня это было темой номер один на их бабьей сходке. Больше всех, естественно, досталось ее супругу деду Федору и куму Василю, причин к тому за день накапливалось немало. Вот и сейчас – в углу двора два полугодовалых поросенка, деловито похрюкивая, подрывали своими наглыми пятаками кусты роскошных темно-вишневых роз, недавно посаженных бабой Аней. Хотя по всем деревенским законам это свинское отродье должно было уже с час как находиться каждое в своем персональном базу. Баба Аня тут же с порога встала в позу.
- Федька, храпоидол, где тебя черти носят? Кто управляться будет за тебя, я или Пушкин?
В гараже вдруг что-то звякнуло, затем на бетонный пол с глухим стуком рухнуло нечто весомое даже по звуку.
И следом раздался вопль деда Федора, а затем отборная брань, переходящая в причитания:
- И шо ж ето за день такой, все рушится на ходу? Ну почему ты, гадость такая, обязательно на мою клешню должна была хряпнуться, когда есть на худой случай кандидатура раза в три ширше меня – промазать невозможно.
- Это кого ты кандидатурой только что обозвал?- баба Аня стояла уже на пороге гаража, уперев руки в крутые полушария бедер – ни дать, ни взять древнегреческая амфора. Только не та, которая под вино, а та, что под масло – толстенная, под два метра ростом. Против худощавого мужа она выглядела подавляюще, что танк против жука-броненосца. – Что, проблем нет? Так счас нарисую!
Баба Аня и ее кума баба Фрося – супруга деда Василия, заглатывали телевизионные сериалы-«стрелялки», словно утки комбикорм – бесконечно и в немерянных количествах. Любительницы были – не дай Боже кому! А так как в наше время спонсоров от братвы преобладающее количество над спонсорами от культуры, то и сериалы, естественно, научили бабушек изъясняться явно не в эпистолярном жанре. И еще – на мужиков «феня», подкрепленная весомым аргументом в виде сковородника, допустим, или той же скалки, смахивающей на биту, в большинстве случаев действовали убийственно-безотказно.
Узрев бабу Аню в опасной близости от своей персоны, дед Федор тут же пошел на попятный.
- Да не со зла я, Нюр, от досады все. Самогону две четверти вот тут, на полке, позавчера заначил, а сегодня ищу – как сквозь землю вода! А тут ты заорала так, что твои децибелы запасное колесо от «Москвича» мне…это…на ногу. Ну, я и подумал вслух – почему обязательно на мою?
- Ты мне, старый хрен, зубы не заговаривай!- баба Аня прищурила левый глаз.- Куда с самогоном на ночь глядя собрался? К Ваське небось через дорогу? Так там тебя уже Фроська евонная дожидается – с колом под плетнем в засаде сидит. А Ваську скотчем спеленала – по всем законам детектива. Вот блин!- тут же всплеснула руками,- энто ж я свою куму только что заложила на все сто – никакого теперь сюрприза не получится. Теперь выход только один – очная ставка.
- Какая там еще ставка!- взвыл не своим голосом дед Федор, видя, что дело принимает вовсе нешуточный оборот.- У нас с кумом алиби – на рыбалку в ночное идем, сазан на Гречишкиной гребле пошел – в полохвата кажный. А ночи-то прохладные, вот для сугреву и берем с собой ее, родимую…А ты, часом, не знаешь, Нюр, куды моя продукция подевалась?- заискивающе обратился дед Федор к супруге.
- На рыбалку, говоришь?- вместо ответа та смерила его пронизывающим взглядом бывалого опера.- Счас уточним, на какую рыбалку. А ну, пошли.
Она сгребла своего благоверного за шиворот мощной дланью и поволокла через дорогу к подворью деда Василя.
- Свои, Фрось,- возле калитки баба Аня чуть притормозила и просунула в нее деда Федора – на случай, если подруга все же не успеет отбросить в сторону занесенную для удара палицу. Уже стемнело – поди угадай, на чью голову она опустится!
В ходе совместных переговоров, а порой и жестких перекрестных допросов все же выяснилось – оба кума говорят чистую правду. Поэтому баба Аня и расщедрилась – выдала местонахождение одного из перепрятанных ею трехлитровых баллонов с самогоном дедового производства – знаменитой на всю округу « Фединкой». Которая выгонялась не абы как, а по самой современной технологии. Аппаратура для производства спиртосодержащего продукта состояла из списанного инвентаря одной из молочных ферм – огромной емкости -нержавейки, трех доенок – бидонов для автодоения, шести банок от противогазов с активированным углем и целой системы змеевиков из нержавеющих же труб. В собранном виде этот агрегат один в один был схож с машиной времени Шурика из знаменитой комедии « Иван Васильевич меняет профессию». А может, и машина та была вовсе не машиной – оставим это на совести режиссера. Сахар супруги получали на пай – стаж работы в колхозе у обоих был пожизненный, ну и паи соответственно…
Рыбалка же в домах кумовьев была святым делом. Когда-то, в былые времена, она не раз выручала их семьи от голодного существования. Да не только их – деды были не жадными и оделяли пойманной рыбой любого желающего – по мере возможностей. Для них был важен не столько меркантильный интерес, сколько сам процесс…Вот из-за этого-то процесса и выходили порой у них самые непредсказуемые казусы.
- Червей накопал?- это был первый вопрос деда Васьки после того, как он отодрал-таки с одежды и кожи остатки противно-липкого скотча.
- А как же,- с готовностью ответствовал дед Федор, любовно вертя перед глазами наполненную доверху литровую банку с огромными гробаками-выползками.- Даже маслом подсолнечным полил сверху – сазан страсть как уважает энтот запах . – А ты закуси сообразил под мою « Фединку»? Сто процентов – Митяй с Иваном забудут про нее,- это он о соседях-напарниках, которые сразу же засобирались на рыбалку с кумовьями, лишь заслышав о четверти самогона.
- Возьмут,- уверенно заявил дед Василь,- луку на огороде легшее надергать, чем выгнать эту бодягу,- позвякал он ногтем по трехлитровке.- Да и сало у каждого найдется. А вот нам бы с тобой, кум, чего-нибудь бы повкуснее сообразить под эту самую благодать!- он даже слюну мечтательную пустил в предвкушении предстоящего процесса.- Фрось, у тебя найдется что-нибудь вкусненькое?
- Я там макароны по-флотски приготовила, можешь забрать,- супруга решила откупиться от деда за нанесенный моральный ущерб хоть этой малой толикой. И тут же реабилитировалась,- но ежели нажрешься – домой не приползай – добью, как гада!
- Ага, тридцать годов, почитай, перевариваю уже энти гитлеровские замашки, так что заморишься добивать,- всердцах выпалил дед Василь. Но так, чтобы слышал только кум…
Макароны по-флотски были в литровой эмалированной кастрюльке – их также переложили в стеклянную банку. Дело оставалось за малым – на «Москвиче» деда Федора доехать до Гречишкиной гребли, которая находилась в тридцати с лишним километрах от их станицы. Не забыв, естественно, прихватить с собой Митяя и Ивана. Что и было сделано по получении последних напутствий и пожеланий бабы Ани и ее подружки-кумы Евфросиньи свет Никитичны. О содержании этих пожеланий я скромно умолчу – сами не дураки, догадаетесь…
Ох вы ночи, степные Кубанские ночи! Чистейший воздух, не изгаженный выхлопной дрянью, запах свежескошенного сена у реки, да нескончаемые трели соловьев в посадках, поделивших просторы Кубани на шахматно-шашечные клетки, каждая не менее шестидесяти гектар с гаком. И нескончаемая нагло-серебристая дорожка на глади реки от выглянувшего из-за тучки месяца, высвечивающая фосфорным сиянием концентрически расходящиеся круги от жирующей на поверхности рыбы. И нервный озноб рыбака – не от ночной прохлады, конечно, а от массового выплеска в организм адреналина. Прибывшего в ночное сюда, на берег этой речки, в полной уверенности, что именно в ее глубинах прячется тот самый, здоровенный сазанище, которого он должен выловить в своей рыбацкой практике. Ведь без этой заветной цели, к которой порой стремишься всю жизнь, сама рыбалка теряет всякий смысл и становится похожей на обычное убивание времени возле любой среднего размера лужи с удочкой, на одном конце которой – червячок, а на другом, естественно – дурачок. Но так имеют право высказываться лишь жены рыбаков ( не считая охотников)! На самом деле думают они совершенно иначе. У остальных смертных, не державших никогда в руках рыболовной снасти, напрочь отсутствует великое понятие романтизма, заложенного в самом слове « РЫБАЛКА».
На берег реки приехали, когда уже совсем стемнело.
- Распутывать снасти не имеет смысла,- авторитетно заявил дед Василь, плотоядно облизывая в темноте верхнюю губу.- Потому как запутаемся в них сами. Так что есть предложение – дождаться утра. Кто за это предложение…
- Очнись, кум,- перебил его дед Федор, выуживая из багажника «Москвича» трехлитровую банку с самогоном,- ты ж не на колхозном сходе. А ну, пошарь-ка в бардачке – там у меня завсегда одноразовые стаканы на всякий случай припрятаны. Митяй, Иван, вы должны были закуски прихватить.
- А как же, есть закуска,- возбудился Митяй при виде четверти, холодно отблескивающей в лунном свете.- а ну, Ванька, доставай цибулю, сало и огурцы, живенько.
- Да все уже лежит возле машины на газете,- невозмутимо отозвался Иван.- Давайте уже сидать та наливать.
Сели, налили, выпили – за удачную рыбалку. Потом еще – за первую рыбину. Потом за самого здоровенного сазана, который только и мечтал дождаться их приезда… Затем кончилась закуска, хотя выпивки было еще навалом.
- Вы шо – жрать сюда приехали или культурно отдыхать и рыбачить?- возмутился уже порядком окосевший дед Василь.- Нет, чтобы как Христ…ик!…стос - одним кусочком хлеба…
- А сам-то,- тут же влез в спор тоже прибалдевший Митяй.- Федька, вон, горилку приволок, мы сало и лук, огурчики опять же. А ты что в кооператив внес? А наворачивал за троих.
- Стоп, братцы!- хлопнул себя по лбу дед Василь.- У меня ж макароны по-флотски есть – свеженькие, с маслицем, вечером Фрося готовила. Жаль, ложка одна.
- Ничего, волоки банку, мы ее, и-ик!, по кругу пустим,- великодушно разрешил дед Федор, вновь наполняя пластмассовые стаканы.
Дед Василь приволок, пустили банку по кругу вслед за полными стаканами…В общем, вскоре закончились и макароны по-флотски, хотя трехлитровка с самогоном оставалась неиссякаемой.
- С-слышь, Васька,- еле выговаривая слова, Иван тем не менее не забывал выскребывать ложкой из банки остатки макарон,- Скажи в следующий раз своей Фросе, ш-шобы банки мыла п-перед тем, как насыпать в них чего-нибудь. Вона, земля скрипит на зубах…
- Энто у тебя в мозгах скрипит после выпитого,- объяснил Митяй.- А по мне – так вовсе ничего макарошки, с маслицем душистым…Эх, вздремнуть бы счас чуток перед рассве…- не договорив, он завалился набок и тут же захрапел. Одолела-таки «Фединка» мужика! Впрочем, остальные продержались лишь на минуту дольше него – уснули кто где сидел. Полнейшая тишина воцарилась над рыбацким станом. Нарушаемая лишь дружным храпом, да писком полчища голодных комаров, почуявших халявный перекусон. Да что там русскому мужику, сдающему ради двух отгулов за раз почти поллитра крови на донорском пункте, какие-то жалкие писклявые отморозки!..
Проснулся дед Федор вовсе не от муравья, нахально влезшего в его правую ноздрю в поисках хлеба насущного. Чем заставил деда так оглушительно чихнуть, что остальных участников рыбалки как ветром сдуло с належенных за ночь мест – спросонья им показалось, что рядом пальнул из ружья забредший в эти места охотник. А очнулся дед от солнца, припекавшего уже нешуточно. И, глянув на свои наручные часы «Победа»- награда за ударный труд на кузнице, дед Федор схватился за голову.
- Мать моя, девять часов утра! Вот так зорька рыбацкая! Вот энто порыбачили сазанов! А вы чего глядели, храпоидолы?
- Чего, чего,- с тяжелым вздохом обозвался Митяй,- сны мы глядели, такие же примерно, как твой, вот чего.
- Н-да, не получилось рыбалки,- поскреб сокрушенно в затылке дед Василь.- И башка болит, будто в ей учения военные идут, ей-Богу! Опохмелиться бы надо, братцы,- постучал он пальцем о стенку трехлитровки, стоявшей под кустиком слева от него. В ней колыхнулось никак не менее литра первача.- Не пропадать же добру.
- Да оно-то не грех, конечно,- отозвался Иван.- Да закусить нечем. Насколько мне помнится, мы ночью смолотили все, что можно было прожевать. По крайней мере, у нас с Митькой в сумке пусто,- заглянул он в рыбацкую сумку.
- Да бросьте, мужики, у меня в заначке целая литровая банка с макаронами по-флотски имеется,- хвастливо заявил дед Василь.- Сама Фрося с вечера наложила в дорогу. Так что выпить есть, а закусим чем Бог послал,- и он весело затрусил по направлению багажника «Москвича». На берегу воцарилось недоуменное молчание. Затем прорвало, наконец, деда Федора,
- Ты, убогий, попросил бы лучше господа, чтоб он тебе памяти хоть чуток подбросил. Забыл, что ли, как сам ночью наворачивал…
Затем у него отвалилась челюсть и глаза чуть выкатились из орбит. Он с мистическим ужасом глядел на кума, возвращавшегося от машины. Все проследили за его взглядом - дед Василь торжествующе потрясал литровой банкой, наполненной до верха…макаронами по-флотски.
- Я ж вам говорил, что закусь будет отменная!- вопил он. Затем окинул взором окаменевшую троицу на берегу, и тут наконец-то до него начало что-то доходить.
- Стоп, сам себе думаю! Вспомнил – ведь мы ж уже энтой лапшой, кажись, закусывали ночью. Что ж мы, гадство, стрескали тогда?
- А сам не догадаешься с трех разов?- ехидно поинтересовался дед Федор. – С подсолнечным маслицем закуска была. И землица на зубах похрустывала.
- Черви, блин!!!- дед Василь враз спал с лица, и оно у него прямо на глазах стало принимать зеленоватый оттенок. Затем он громко икнул и бросился в ближайшие кусты, на ходу перекрывая ладонью рот. Вслед за ним туда же ломанулись Митяй с Иваном. Дед Федор секунду подумал, затем не выдержал все же и присоединился к остальным участникам вечеринки.
А макароны по-флотски пришлось есть Тузику – домашней дворняге деда Федора.
Ш Е Р Ш Н И.
- Были мы как-то с Василем в гостях у родственницы Лизы, на Украине,- после очередного сытного ужина с внеочередным стаканом ликера «Амаретто», который дед Федор обожал, как кот Мурзик валерьянку, его прорвало на очередную байку.- Поехали мы с кумом туда в отпуск, вместо Железноводска – в энтот санаторий нам путевки выписал профком. Но ведь санаторий – это же распорядок, физзарядка, режим, сухой закон опять же. А Украина, братцы,- дед мечтательно закатил глаза,- это леса, балки, река Донец и тут же тебе лесные озера, в которых карася кишит – как на нашем Тузике блох. И вдобавок тебе полная свобода и эта…как ее… ага, анархия – Лизка пообещала моей Анне, которая ей сестрой доводится, что ежли мы с кумом Василем по пьяни в каком-нибудь озере пузыри при ней пускать начнем, она, конечно, кинется в воду. Но только лишь для того, чтобы нас притопить до конца.
- А тетка Анна что же?- влез с вопросом донельзя любопытный дедов внук Славка.
- Тебя посулила прибавить к нам в довесок, ежли старших и дальше перебивать будешь!- вызверился на него дед Федор, выбитый из колеи Славкиным вопросом.- Налей-ка лучше деду еще стаканчик «Амаретто» - для лучшей смазки извилин в мозгах.
- Дед, ты и так уже два пригубил,- попыталась урезонить его Марина – жена Славки.
- Маслом кашу не испортишь,- дед со смаком выцедил полстакана поднесенного внуком ликера.- Да, так вот, я, значит, ору куму Ваське во всю глотку:
- Заводи трактор, счас мы так их дернем – костей не соберут опосля…
- Ты че, дед, перегрелся?- заботливо поинтересовался Славка.- Какие кости, нафик? Ты только что про Украину нам заливал…
- Тьфу ты, выскочило напрочь из башки! Говорил же – не перебивай. Лады, слухайте про Украину. Прибыли мы, значит, с Василем, в этот самый Красный Лиман, поселок такой на берегу Донца-речки. Все чин по чину, Лиза встретила, как самых дорогих гостей…
- А это как, дед?- вновь нечистый дернул Славку за язык.
- Убью, отродье сивой кобылы!- взвился было дед, но тут же остыл.- Хотя нет, живи. Но еще один вопрос по ходу моей байки – и с тебя литра вот этого…- он любовно поднял стакан с остатками ликера на уровень глаз, посмотрел сквозь него на лампочку под потолком, потом, не удержавшись, махом выцедил до дна и закончил,- вот этого нектара. Все свидетели?
Все за столом согласно и молча кивнули.
- А теперь объясняю по сути. Встретила как дорогих гостей – значит, не спрашивая, метнула на стол сперва кое-что для сугреву души, а опосля уже стала собирать закуску. Чисто по-русски – что тут неясного? После она ушла к соседке – помочь ощипать забитых на продажу гусей, а мы втроем…
Славка вновь дернулся было на стуле, но, вспомнив о литре ликера, тут же сник. Однако дед Федор просек краем глаза его душевный порыв.
- Достал ты меня уже, внучек… с-собственной бабушки!!! Втроем, это значит Васька, я и мой свояк Мишка – муж Лизаветы, понятно? А чтобы еще понятнее стало – дальше моя байка пойдет от третьего лица.
…Душевно, в общем, пообщались – Мишка еще пару раз за добавкой в чулан бегал, свой в доску родич оказался. Пообещал наутро снарядить нас на рыбалку по полной программе, со всеми необходимыми причиндалами.
- Я завтра с вами пойти не могу – на работу надо в тракторную бригаду. Но дорогу счас обрисую как по нотам.
Да и обрисовывать-то нечего: рано утречком садитесь на первый паром, переправляетесь на тот берег и топаете через лес напрямик самой широкой тропой. На перепутье свернете налево и метров через пятьсот – вот оно, озеро Бобровое. Забрасываете удочки – килограммовый карась к каждому крючку в очередь становиться будет. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда дуйте на сеновал потихонечку вон по той лестнице, пока моя Лизавета вас туда без нее не загнала. Гостей она любит, но пьяных гостей расценивает уже как оккупантов и разгоняет их по углам, как тараканов. Да, напоследок совет: будете завтра идти лесом – не машите почем зря удилищами. Шершни, которые там живут, страсть как не уважают две вещи: сивушный перегар и посягательство на свое жилье. А сейчас спать!
И Мишка просочился на супружескую половину хаты.
Вопросы у деда Федора, конечно, имелись. И первый из них был – что энто за нация такая - шершни и какого лешего их занесло на проживание в лес. Видимо, тот же вопрос нарисовался и в кумовой башке. Но не задали деды его по двум причинам: во-первых, языки наши уже намного отставали от наших мыслей. А во-вторых некому было задавать вопросы: свояк уже ушел, а Лизавета…Вспомнив об оккупантах и тараканах, кумовья, кое-как подсаживая друг друга, вскарабкались по двухметровой лестнице на сеновал. И, повалившись на душистое, пахнущее всеми ароматами на свете сено, тут же провалились в глубокий, без сновидений, сон.
… Очнулся дед Федор оттого, что его кто-то за ногу пытался стянуть с сеновала. Продрал глаза и в неясном предутреннем свете увидал у себя в ногах какое-то чудище: половину человека, у которого напрочь отсутствовали нижние конечности и, простите за нескромность, зад тоже. И вот это урод тянул деда к себе, разевая при этом свою пасть. Видать, в предвкушении дармового завтрака.
Тут же на ум полезли всякие воспоминания о вурдалаках и прочей нечисти. Дед уже поднял было дрожащую руку для крестного знамения…И тут послышался громкий шепот:
- Не боись, Федь, это я, Мишка! Подымай кума, на рыбалку вам пора. Я там, на калитке, оставил все снасти и еще кое-чего – перекусите в дороге и на озере. Лизу не будите – она до часу ночи с соседскими гусями промаялась. Все, мне пора на работу.
Свояк соскочил с лестницы, на которую влез до половины, и исчез в предрассветном мареве. Вскоре стукнула калитка, взбрехнул соседский пес за забором и вновь все стихло на селе.
- Ф-фу ты, и причудится же гадство такое!- хихикнул было про себя дед Федор. И тут же шарахнулся в сторону так, что чуть не грохнулся с сеновала – прямо в ухо ему кто-то оглушительно чихнул, словно из двустволки дуплетом засандалили. И тут же ему на шею опустилась ледяная ладонь.
- Федь, ты не скажешь, на какой планете мы сейчас находимся?- раздался рядом знакомый до чертиков голос.
- Васька, зар-раза! Ты что, доконать меня решил энтим утренним моционом? Мне ж уже давно не тридцать годков-то,- жалобно проблеял дед Федор, хватаясь за сердце, которое застряло где-то между пяткой и левой почкой. – Пошли на рыбалку, а, Вась?
…К парому они пришли, когда уже рассвело. У обоих на плече по две бамбуковые удочки, каждая метров семь в длину, и одна большая холщовая сумка на двоих: с харчами, прикормкой, наживкой и садками для пойманной рыбы, сплетенными из нейлоновой нитки. Завидя их, дед- паромщик присвистнул в изумлении:
- Сами, вижу, не местные, а удочки определенно Мишкины. Он один из местных рыбаков ставит гусиные поплавки наоборот – толстым концом в воду. Кем ему приходитесь?
- Родичи из Кубани,- коротко и хмуро ответствовал дед Федор – ему было не по себе после вчерашнего застолья. Чего-то явно не хватало сегодня в организме.
- Давайте на борт, родичи,- пригласил кумовьев дед.- Ну что, пока народ подойдет, можно и познакомиться?
- Федь, погляди, чего я в сумке нашел,- дед Василь торжествующе помахал в воздухе извлеченной на свет литровой бутылкой водки. Магазинной водки. И тут дед Федор догадался, чего не хватало его организму…
- Ну что ж, есть повод для знакомства…
Паромщика звали Матвеем. Выпив, он тут же стал жаловаться на местный санэпиднадзор.
- Вчера вечером какой-то гад спьяну в верховьях баржу с мазутом утопил. И до сегодняшнего утра никто из этих борцов за экологию и глазом не повел в сторону речки. А пятнышки плывут и плывут, уже и до нас добрались. Вона, вишь - по речке сплавляются?
Кумовья пригляделись – точно, на поверхности реки там и сям виднелись большие черно-бурые пятна.
- Если и дальше не примут меры – попрет мазут сплошняком,- глубокомысленно изрек Матвей.- И тогда уж точно не поздоровится всем: и живности в речке, и бабам, которые полощут белье с мостков, и нам, рыбакам. Да и местному надзору тоже – в верхах строго стало по этой части. Ладно, поехали на тот берег, народ уже подтянулся,- и он нажал кнопку стартера на панели мотопарома…
От выпитой с паромщиком рюмашки стало намного легче на душе. А когда кумовья, переправившись, присели подзавтракать в тени деревьев леса, в мягкую зеленую траву, дела пошли совсем хорошо: еще по паре стопок, да под жареную курицу, свежие огурчики и помидорчики – вообще потянуло на песни. Так и пошли по лесной дороге: дед Федор весело помахивая на треть опорожненной сумкой, а дед Василь в такт песне про Галю дирижируя бамбуковыми удилищами. Но его дирижерский пыл охладил дед Федор.
- Забыл, что свояк наказывал – не махать удилищами без толку?
- Да откуда здесь этим шершням взяться! Они и живут-то наверняка где-нибудь в глухой чащобе, подальше от людских глаз – как у нас бомжи, наверное,- разглагольствовал в ответ кум. Совета он, однако послушался – вновь взгромоздил удочки на плечо. Однако дирижировать ими не перестал, и кончики удилищ за его спиной выделывали немыслимые па где-то на высоте около пяти метров над уровнем земли. Они ушли уже довольно далеко от реки, проорав в избытке чувств почти весь репертуар Кубанского казачьего хора, когда деда Василя угораздило-таки въехать концами своих удилищ в дупло громадной сосны, находящееся именно на высоте
его дирижерского таланта – метрах в пяти от корней. Деды, конечно, не заметили этой оплошки и пошагали себе дальше. Но ситуация с этого момента сделала крутой поворот. И вовсе не в лучшую сторону.
Вначале в дупле было тихо. Затем послышалось громкое жужжание, усиливающееся с каждым мгновением.
И наконец из отверстия дупла вылетело насекомое – точь в точь копия осы. Но каких размеров! Ярко-желтое туловище с поперечными черными полосами было в длину не менее четырех сантиметров, а острое изогнуто-лакированное жало было похоже на зуб гадюки. Это и был шершень. Или лесная оса, а также оса-убийца – как кому больше нравится. Видимо, дед Василь своими удилищами задел больные струны души. Не только этой особи, потому что вслед за ней из дупла выметнулся целый рой озверевших вконец чудовищ – кто посмел нарушить покой полосатых разбойников? И кому до такой вот степени наскучила своя собственная жизнь?
- Стоп, Васька, прекрати, наконец, вопить во всю глотку,- тормознул кума дед Федор.- Не понял, что ли, что уже с полчаса как ты – солист. А с твоим слухом энто понятие несовместимо ни в какой степени. Не слышишь – жужжит что-то?
- Это у тебя после вчерашнего в башке жужжит,- отлил ему такой же монетой дед Василь. Но, прислушавшись, согласился,- действительно, жужжит. А может, вертолет какой?
Он поднял вверх голову и тут же с перепугу сел прямо на тропу.
- Это не вертолет, Федя! Это кое-что покруче.
А шершни уже пролетели над их головами вперед метров на пятнадцать, на несколько секунд зависли в воздухе гудящим уже облачком, перестраиваясь в боевой порядок, и ринулись назад, войдя в пологое пике…
Первый удар принял на себя дед Федор – прямиком в лоб. В голове тотчас же будто тротиловый эквивалент рванул, из глаз брызнул сноп искр, а на лбу мгновенно вздулась шишка величиной с грецкий орех. За первым шершнем спикировал второй – в щеку, под глаз, без промаха. Третьего удара дед Федор ждать не стал. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он рванул по лесной тропе в обратную сторону, вопя при этом не своим голосом:
- Васька, ты где? Давай за мной, не отставай! К реке, к реке наяривай, энти гады воды боятся!
- Уй, ай, ой-ой-ой!- послышались болезненные вскрики кума. Однако не сзади, как ожидал дед Федор, а метров на сотню впереди. Одно из двух – решил дед Федор на ходу: либо Васька оказался намного догадливее его и успел сдернуть прежде, чем началась атака этих летучих гадов, либо Васькина скорость отступления намного превышала скорость Деда Федора. Как бы там ни было, до реки они добежали почти одновременно, сопровождаемые разъяренными шершнями.
А на реке уже вовсю хозяйничала служба санэпиднадзора – видать, Бог услышал-таки молитвы паромщика Матвея. Чуть ниже переправы от берега до берега была туго натянута стальная мелкоячеистая сеть, которая не пропускала вниз по течению скапливающийся в ней мазут. Который, кстати, шел уже по поверхности воды сплошняком. А отсасывал его плавучий земснаряд – прямиком в нефтеналивную баржу, которая плавала здесь же, рядом…
Увидя жирную лоснящуюся пленку вместо воды, дед Василь у кромки тормознул на полной скорости так, что кум его понял – столкновение неизбежно. А шершни сзади настигали их обоих и долбили, долбили своими отравленными жалами так, что казалось – их и вовсе не было, этих рубашек.
- Сигай в воду, кум!- взвыл дед Федор, набегая,- всякая нефть для этих сволочей – верная погибель!
Он и не думал тормозить, поэтому просто сшиб на полной скорости кума, словно кеглю, и вместе они кувыркнулись в болото, образованное мазутом, словно в спасительную купель. Добрая треть преследователей, опьяненная беспомощностью жертв, в запарке полетела вслед за ними и тут же приняла мученическую смерть – нефтепродукты действительно были для них ядом. Остальные шершни зависли гудящим облачком, не долетев до берега, затем, разочарованно пожужжав, убрались восвояси в лес.
Однако бед они натворили немало. В этом кумовья убедились, когда вынырнули одновременно под бортом притулившегося у берега парома. Мало того, что они сейчас смахивали на истинных представителей негритянской расы – мазут сделал свое черное дело – оба представляли собой самых уродливых ее представителей: слипшиеся, торчащие во все стороны остатки некогда роскошной шевелюры и опухшие до неузнаваемости физиономии. Такое могло разве что присниться в кошмарном сне, Стивен Спилберг здесь отдыхал!
Внезапно над головами кумовьев раздалось хихиканье, перешедшее затем в гомерический хохот. Оба разом задрали головы, зашипев при этом от болей в исклеванных жалами шеях – паромщик Матвей катался по палубе, надрывая животик от смеха. Отсмеявшись, он задал один лишь вопрос, ткнув перстом в сторону леса:
- Шершни, небось?
Оба деда понуро кивнули – говорить сквозь опухшие губы было невмоготу.
- Было и со мной такое,- фыркнул Матвей,- всего один раз, но запомнил я его на всю оставшуюся жизнь. Без мазута, конечно, обошлось. Хотя… Вы вот что, мужики, вы не переживайте особо – через день от укусов и следа не останется,- хлопнул он вдруг себя по лбу, словно что-то вспомнив.
Кумовья недоверчиво уставились на него.
- Точно говорю. Мне тогда местная знахарка посоветовала нефтью смазать болячки от укусов. И через сутки их как корова языком слизала. А мазут – он и есть так же нефть, только вид сбоку. А отмывается эта хренотень очень легко – чистым соляром. Которого у вашего Мишки в заначке сарая – навалом, он же тракторист.
- Давай, вези нас на тот берег,- деды мухой взлетели на борт парома по трапу.
- Перевезу, конечно, тем более на воде уже нет мазута. Эх, мужики, и чего бы вам на полчасика позже не потревожить этих полосатых бегемотов – отпали бы проблемы расовой дискриминации. Шучу, шучу, конечно,- увидев страшные глаза-щелочки кумовьев, Матвей пошел на попятный.- Дельный совет напоследок:
не появляйтесь в селе при свете, дождитесь ночи, чтоб вас никто не видел в таком вот виде. Ребятню и так
на ночь пугают страшилками про черного человека – чтоб скорее уснули. А здесь, представьте – сразу два и без охраны. Многих пацанов да девок оставите заиками – таскайся с ними потом по логопедам…
Ко двору свояка Федор и Василь пробирались задами, при свете полной луны. В доме было темно, но окошко на семейную половину было распахнуто – местная вентиляция. Дед Федор осторожно постучал согнутым пальцем в стекло, прислушался, затем шопотом позвал:
- Миш, а Миш, выдь на улицу, мы к тебе…
И тут на фоне распахнутого окна высветилась заспанная физиономия Лизаветы. Эффект встречи превзошел самые смелые предположения несчастных рыбаков – вначале ее глаза расширились при виде двух эфиопов, залитых зловещим мертвенным светом луны, до размеров чайных блюдцев. Затем Лиза слабо ойкнула и завалилась назад вглубь хаты, где тут же послышался грохот опрокидываемой мебели. И только после этого она взвыла так, что соседский пес, подавившись очередным брехом, ломанулся в свою конуру, чуть не вынеся при этом ее заднюю стенку.
А на пороге хаты нарисовался свояк Мишка с двустволкой наперевес, в одной рубахе- больше ничего со сна не успел натянуть на себя.
- А ну, стоять, твою мать!
- Уходи со двора, Мишка!- заголосила из хаты Лиза.- Это черный человек… два человека, они пришли по твою душу – сама слыхала в окошко!
- А по мне хоть один, хоть два,- срывающимся голосом пытался прибавить себе смелости Мишка,- как раз два заряда в стволах! Серебряных пуль, конечно, нет, но кабанячьи жаканы, я думаю, в самый раз придутся!
- Ну все, Федя, наловили карасей!- еле выговорил Василь, пытаясь устоять на подгибающихся ногах. В войну выжили, чтоб здесь вот свояк пришиб ненароком. Но дед Федор в свое время служил в разведке, а это значило оч-чень много!
- Ты што, Мишка, совсем охренател – на своих с ружжом кидаться!- напустился он на свояка, боясь, однако, приблизиться.- Энто ж я – Федор.
- Федор ко мне, остальные на месте!- узнав голос деда, приказал Мишка.- Вот это цирк!- изумился он, еле угадав его физиономию.- Неужели все же шершни?
- Они самые,- признался дед Федор.- Ты б сходил утречком в лес – снасти там, сумку забрать. Не с руки нам, наверное, завтра будет. А счас бы помыться…
Следы укусов шершней, как и обещал Матвей, бесследно исчезли уже на вторые сутки – помог-таки мазут. А вот соляром наносило от кумовьев еще с месяц – никакая баня не помогла…
- А на Бобровое озеро за карасем мы с Василем и Мишкой все же сходили,- закончил дед Федор свое повествование. – Но энто уже совсем другая байка – под другую бутылку «Амаретто»!