Глава IV
Приблизилось Рождество, Веселин Дражич сообщил Мадлен о том, что он получил двухнедельный отпуск, не считая дороги, и рассчитывает посетить родителей под Белградом.
- Вы, наверное, тоже отправитесь домой, в Гельсингфорс, навестить родителей на Рождество? – Спросил он у Мадлен.
- Нет. Мать, конечно, писала мне и просила поехать вместе с ними за Лугу, где родители хотят отметить рождество в имении Еланского, но я не хочу ехать туда…. Пришлось бы встретиться с бывшим женихом, да и видеться с родителями я тоже не очень жажду.
- Вы их еще не простили. Вы, должно быть довольно злопамятны, мадемуазель Мадлен, - заметил Веселин.
- Я не держу ни на кого из них зла. Чувствую просто, что не смогу быть с ними искренней. Я не могу изображать чувства, которых у меня нет, да и от отрицательных мыслей не могу отделаться. Так что, приехав, я огорчила бы их больше, нежели написав, что я не могу приехать. Хочу в письме пожаловаться на состояние здоровья мадам Вершининой, и сообщить, что не могу оставить на ней в таком ее положении рождественские хлопоты. Ведь правда же, она действительно не в лучшем здоровье.
- А Вершинины не удивятся такому вашему решению?
- Возможно. Но они в любом случае такие добросердечные, что позволяют мне самой определяться в моих делах. Кроме того, мадам Вершинина, в определенной степени в курсе, почему я не хочу ехать ни под Лугу, ни в Финляндию.
- Но, неужели вам не нужен отпуск, неужели вы не хотели бы небольших перемен, возможности увидеть другие места? Я имел в виду…, я подумал, могу ли я осмелиться предложить вам отправиться со мной в Сербию, в наше имение. Я хотел бы представить вас родителям. Я хотел бы показать вам наш дом, и его окрестности. Я верю, что путешествие взбодрит вас, придаст новые силы. Неужели вы нисколько не устали? Конечно, Вершинины очень дружелюбны, и их дети очень милы, но работа есть работа, от нее надо отдыхать. Хоть иногда. Как вы отнесетесь к моему предложению? Что скажете?
- Я скажу, что это удивляет меня, - ответила Мадлен. – Что подумают ваши родители, если вот так вдруг вы привезете незнакомую постороннюю девушку на семейное Рождество? Вряд ли они будут обрадованы.
- Они будут обрадованы. Они всегда рады любым гостям, которые я, или моя сестра, которая живет в Белграде, привозим в дом. Вы не станете исключением.
- Вы, стало быть, и раньше привозили в родительский дом молодых девушек, представлять родителям? Я имею в виду, что если бы я была мужчиной…, но я женщина. Это большая разница.
- Я, конечно же, не привозил ранее в родительский дом молодых девушек знакомиться с родителями, но вот мой старший брат Владко, он да, привез в дом девушку познакомиться с родителями. Перед свадьбой, конечно. Дорогая Мадлен, я хочу сказать, что я люблю вас. Поэтому, наверное, не удивительно, что я хочу познакомить вас с людьми, которые мне дороже всего на свете, показать вам мою Родину, мой народ.
Мадлен не ответила. Различные мысли вихрем кружились у нее в голове. Веселин не произнес слова о том, что он представит ее родителям как будущую жену. Он произнес разные слова, но их по-русски называют «вокруг да около». Он не сказал ничего прямо. Может так принято в сербских дворянских кругах, усмехнулась она про себя. Но тут же, за собственной внутренней усмешкой она спросила себя, причем довольно строго – а если Веселин посватается к ней, что она ответит. Ответит ли утвердительно? Готова ли она к этому? Она не была уверена. Да и поступит ли предложение руки вслед за сердцем, она тоже не знала. Она вдруг внезапно повернулась к Дражичу и внимательно посмотрела ему в глаза.
- Так что же вы скажете, - не отводя глаз, опять спросил Веселин. – Вы даже не знаете, каким счастливым сделает меня ваше согласие. Уверяю вас, я сделаю все для того, чтобы ваше путешествие было необременительным, а пребывание в моем доме приятным.
- Мне, однако, надо в любом случае испросить разрешения моих хозяев на эту поездку, - ответила, наконец, Мадлен, приняв какое то внутреннее решение. Скажем так, что я с радостью приму ваше приглашение, если Вершинины не будут возражать.
Вершинины чувствовали себя в определенной степени опекунами Мадлен, поэтому их заботило все, что связано с судьбой девушки, или как-то могло повлиять на эту судьбу. Генерал вызвал к себе капитана Дражича для серьезного разговора.
- Мадемуазель Мадлен рассказала мне о вашем предложении вместе с ней провести рождественские праздники в вашем поместье в Сербии. Мы, конечно, дадим отпуск нашей верной помощнице, и, соответственно снабдим ее соответствующими для отпуска средствами (тут генерал поднял правую руку, увидев, какую гримасу вызвало упоминание о деньгах на смуглом лице капитана). Но мы должны быть уверены, что вы, со своей стороны, не задумываете, и не допустите ничего такого, что было бы совершенно неприемлемо для молодой девушки, в судьбе которой мы принимаем определенное участие. Я надеюсь, что мне не нужно вдаваться в подробности. Так же надеюсь, что вы не истолкуете мои слова как попытку чем-либо вас обидеть или задеть.
- Вы можете быть совершенным образом во мне уверенны, господин генерал. Напротив, я испытываю по отношению к мадемуазель Валениус самые горячие чувства и имею в отношении ее самые серьезные намерения. Я не сделал ей предложения руки единственно по одной причине. Наши традиции не позволяют сделать это прямо. Я хотел бы воспользоваться случаем сегодняшнего нашего разговора, чтобы попросить вас, господин генерал, оказать мне это содействие. Вам, как мне сообщила Мадлен, известны ее семейные обстоятельства, по причине которых я не могу обратиться к ее отцу. Если бы вы испросили у мадемуазель Валениус ее руки для меня, то, уверяю вас, это было бы самым правильным вашим участием в ее судьбе.
- Что-то подобное я предполагал с вашей стороны капитан, но вот ведь как…, традиции, ну что ж. Можете вполне на меня рассчитывать. А есть ли надежда на положительный исход дела, а, господин капитан?
- Уповаю на Бога и … на вас! – Озорно улыбнулся Дражич.
Получив за вечерним чаем предложение, стать капитаншей Дражич, Мадлен искренне поблагодарила Антона Савича, и испросила разрешение дать ответ утром. Простояв почти всю ночь у окна, глядя на освещенный плошками Овсянниковский сад, за утренним кофе девушка сообщила обрадованным Вершининым свое согласие. Позванный к обеду Дражич упал к ее ногам, и вечером Мадлен начала готовиться в дорогу.
Дорога в Белград была долгая, утомительная и неудобная, хотя почти весь путь был на поезде. Поезд пришлось менять в Москве, Киеве, Кишиневе, Бухаресте и Софии. Смена поездов означала часовые ожидания на вокзалах, и чем дальше от Москвы тем ситуация усугублялась. Вокзалы становились хуже, а часы ожидания длиннее. В Кишиневе, Бухаресте и Софии, кроме того, пришлось переночевать в гостиницах, которые, несмотря на громкие названия, были далеки от европейского уровня чистоты и порядка, к которым привыкла молодая финляндка. Но Мадлен мужественно сносила все дорожные невзгоды, с благодарностью отмечая про себя, что ее жених старается изо всех сил скрасить возникающие неудобства, а то и просто решить порой довольно сложные вопросы. В Софии Мадлен впервые в жизни увидела турок, о которых была так наслышана и начитана из газет в Петербурге. Это были военные, в синих мундирах, в красных фесках и почти все с бородами. Лица у турецких военных были красивы южной мужской красотой, правильностью линий и горделивым выражением. Но помимо горделивости, Мадлен увидела в этих лицах презрение к людям, которые жили в этом городе, в этой стране. Турки смотрели на людей с брезгливой иронией.
Весь путь от Софии до Белграда девушка думала об этих людях, о ненависти, которую испытывают к туркам ее жених, его родня, все живущие здесь, на Балканах, люди. Она поделилась своими мыслями с Веселином. Тот, поняв, о чем думает Мадлен, сказал, что он не думает, что даже их с Мадлен внуки смогут сказать, что турки как минимум не враги.
В Белграде Веселин быстро нашел довольно удобную повозку, приспособленную для пассажиров, которая повезла их прямо в поместье Дражичей. Сербия не Петербург, и не Финляндия, зима была не то что не холодной, а просто теплой. Теплые одежды, в которых выезжали и Петербурга, были заменены дорожными плащами, и убраны. Путь в экипаже оказался довольно долгим, потому что ехал экипаж медленно, из-за дороги, оставлявшей желать много лучшего. Из-за почти бессонной ночи накануне, долгой дороги в повозке, и обилия впечатлений, Мадлен на момент прибытия в усадьбу была настолько уставшей, что с трудом держалась на ногах. Знакомясь с родителями Веселина, его сестрой, братом, женой брата, она с трудом различала эти лица, смуглые и приветливые. В ночь приезда она так и не запомнила ни имен, ни лиц.
К облегчению Мадлен, основная церемония знакомства была назначена на следующий день, а сейчас ее отвели в красивую спальню, в которую бойкая служанка принесла огромный кувшин с горячей водой, помогла девушке вымыться на ночь, и поставила у кровати поднос фруктами и небольшой кувшин вина. Мадлен все было удивительно. Завернутая в пушистый халат, девушка выпила полбокала душистого, необычайно вкусного красного вина, почувствовала, что она засыпает на ходу. Успев дунуть на свечи в подсвечнике, фрекен Валениус упала на кровать и мгновенно уснула.
Когда она проснулась на следующее утро, солнце было уже достаточно высоко. Мадлен умылась, оделась и вышла в общие помещения. Комнаты были довольно большие, настоящие залы. Выйдя на середину большой гостиной, Мадлен растерянно становилась и огляделась вокруг. Из боковой двери к ней вышла хозяйка имения, мать Веселина.
- Доброе утро, милая Мадлен, - французский язык госпожи Милы Дражич был понятен и приятен на слух. – Надеюсь, вам хорошо спалось?
- Очень хорошо, благодарю вас! Я, наверное, проспала все на свете!
- Конечно, надо же было выспаться после такой трудной дороги. Но вы не проспали завтрак. Вы просто не могли его проспать, потому что он начался бы для вас тогда, когда вы бы проснулись! – Госпожа Дражич расцвела в очаровательной дружественной улыбке. - Веселин хотел дождаться вас, но отец и брат Владко увели его в конюшню, показать новых жеребцов, которых для них привезли из-под Дубровника.
Мила Дражич позвонила в колокольчик и на языке, похожем на русский, отдала какие то распоряжения прислуге. Мадлен уже немного овладела русским языком, но, во-первых хозяйка говорила слишком быстро, а во-вторых этот язык был только похож на русский.
- Прошу прощения, что не смогу вам долее составить компанию, - извинилась госпожа Дражич. – Столько забот по дому, особенно когда Рождество на носу.
Хозяйка удалилась и Мадлен осталась одна за столом, накрытым для нее обильным завтраком. Это одиночество на этот раз было, даже, кстати, так как девушка почувствовала сильный голод, и была рада тому, что никто не видит, с каким удовольствием она набросилась на творог, джем, выпечку, вареные яйца, сливки и кофе. Она не успела, правда, съесть и половины еды, как почувствовала, что наелась до отвала. В этот момент в столовую вошел Веселин в сопровождении своего отца, Воислава.
- Ну, вот и наша гостья проснулась! Как вам завтрак, нравится? – Спросил старик.
- Да, спасибо, очень вкусно! Я как будто вообще никогда ничего не ела, так было вкусно! Это, наверное, долгий сон нагнал аппетит.
- Если вы готовы, моя дорогая Мадлен, можем пойти осматривать окрестности, -предложил Веселин. – Как вы себя чувствуете после дороги?
- Спасибо, вполне хорошо. А что мы пойдем смотреть?
- Лошадей, конечно! – Воскликнул Воислав Дражич, прежде чем Веселин собрался ответить на вопрос своей невесты. Если вы в гостях в помещичьей усадьбе, то лошади – это первое дело, сперва в конюшню, а потом уже все остальное.
- Я думала, вы оба уже побывали в конюшне, - отозвалась Мадлен. - Госпожа Мила так сказала.
- Побывали, побывали, но с удовольствием сходим еще раз, - пробормотал господин Воислав. – Поля и луга можно посмотреть когда угодно, они никуда не денутся, а вот лошади, они каждый день и каждый раз разные, ведут себя по-разному, выглядят по-разному. Вот сейчас лошади отдохнули, поели, приятно посмотреть. У нас четыре новых красавца.
Старый Дражич пошел к выходу, Веселин схватил Мадлен за руку и прошептал ей почти в ухо:
- Пойдем, пойдем, все равно не отстанет. Оттуда как-нибудь выберемся на свободу.
Девушка взглянула на жениха, лицо последнего светилось в ироничной улыбке.
Мадлен никогда до этого не была на конюшне. Для нее все было странно. В своих стойлах стояли лошади, которые, перебирая ногами и постукивая копытами, старались высунуть морды, чтобы посмотреть на вошедших. Некоторые при этом тихонько фыркали. В нос ударил сильный запах. Это был смешанный запах конского пота, навоза, обилия кожаной упряжи, в своем порядке развешанной по стенам и столбам. Все было довольно интересно, а к запаху нос быстро привык. Новые жеребцы стояли в отдельном загоне, в конце конюшни. Они действительно были тщательно вымыты, у них был вид довольных жизнью существ. Мадлен подошла к ограде, и один из жеребцов, самый любопытный, сделал несколько шагов к ней и протянул ей свою морду. Что-то незнакомое екнуло в сердце девушки, она протянула руку и инстинктивно погладила коня по щеке. Жеребец встряхнул гривой и протянул морду еще ближе к девушке.
Воислав Дражич был обрадован таким проявлением интереса молодой гостьи к лошадям. Он начал рассказывать Мадлен родословные вновь приобретенных коней, подробно останавливаясь на деталях, которые казались ему особенно важными. Веселин начал потихоньку терять терпение.
- Отец, может, мы здесь жить останемся. Я рассчитывал показать мадемуазель Мадлен много чего другого, - Веселин произнес эти слова как можно более шутливым и дружелюбным тоном, чтобы не обидеть старика.
- Ой, действительно заболтался. Я, знаете ли, с лошадьми всегда так увлекаюсь. А тут еще новый человек. Простите великодушно. Вы умеете ездить верхом, мадемуазель Валениус?
- Я никогда даже не пробовала!
- Завтра можете попробовать. У нас есть женские седла и все остальное, что может понадобиться. Подходящие сапоги обязательно найдутся. Осмотривать окрестности усадьбы верхом гораздо лучше, чем пешком, или в коляске по нашим ухабам.
- Завтра подумаем об этом, - вставил свое слово Веселин. – Нам вчера лошадей хватило за весь день, что ехали из Белграда.
Вечером того же дня Мадлен выяснила, что кроме лошадей, у старого Воислава Дражича была еще одна душевная забота, о которой он мог говорить сколько угодно. Когда после ужина вся компания собралась у большого камина, в котором плясали языки пламени, источавшие приятное тепло, господин Воислав печально произнес:
- Хорошо еще, что времена изменились настолько, что вы, мадемуазель Валениус, русская подданная и мой сын, русский офицер, можете вот так вот взять и приехать к нам сюда, хоть и путь далек и нелегок.
Все молчали, и Мадлен осмелилась спросить:
- Что вы имеете в виду, господин Дражич?
- Что я могу иметь в виду, милая девушка, кроме турок? Из-за турок у всех моих слуг есть оружие, и они умеют с ним обращаться. Из-за турок я послал сына учиться военному делу, чтобы если что, он стал бы хорошим защитником. Но он не вернулся в Сербию, он остался в Петербурге, стал там офицером. Теперь вот у него в Петербурге будет жена.
- Может быть, это было неправильное продолжение твоих мыслей, Воислав? – Вмешалась госпожа Мила. – Девушка может подумать, что мы против ее свадьбы с нашим сыном. А ведь мы дали свое согласие, не забывай об этом, пожалуйста.
- Нет, я вовсе не хотел как-то обидеть мадемуазель Валениус, могу даже сказать, милую нам Мадлен, которую мы успели полюбить уже по письмам Веселина. Просто, если что, то одной саблей у нас будет меньше. Причем одной хорошей саблей. В Боснии турки, в Болгарии турки, на юге тоже турки.
- Но Сербия уже давно свободна, отец!
- Свобода куплена кровью, и продавец в любой момент может передумать!
- Если турки нападут на Сербию, нам помогут хорваты.
- Хорваты никому не помогут. Они подчиняются австрийцам, те хорваты, в Далмации. А австрийцы – не враги туркам, что бы они не говорили. Боснийские хорваты, может быть, но они сами под турками, и им свернут головы первым, если что.
- А русские? – Веселин взглянул на отца.
- Русские? Русские будут ехать столько же сколько и ты, хе-хе, прости, я не хотел обидеть твою доблестную армию.
Слово «твою» старик произнес с легким нажимом.
- Отец, если бы не Россия, Сербия все еще была бы частью Турции, как Болгария.
Мадлен слушала эту словесную перепалку, которая явно из-за нее велась на французском, и не знала, как на все это реагировать. Она посматривала на женщин, но госпожа Мила молчала, глядя на мужа, невестка Милица о чем-то очень тихо шепталась с мужем Владко, а сестра Веселина Мирослава вообще как будто была увлечена рукоделием. А может быть, она плохо понимала по-французски, и все обсуждаемое ее не очень занимало. В конце концов, Мадлен решила, что здесь от нее все равно ничего не зависит, и нужно просто подождать и посмотреть чем все закончится. Закончилась эта пикировка тем, что старый Воислав встретился взглядом с девушкой и сразу сменил тему.
- А вы ведь из Финляндии, мадемуазель? Финляндия долго была в шведском королевстве, то есть командовали там шведы, лютеране. Я верно говорю?
- Я, господин Дражич, сама шведка и лютеранка. Я не знаю, что значит, командовали шведы, я родилась подданной российского императора, а не шведского короля.
- Простите еще раз, я опять вовсе не хотел сказать ничего такого. У нас здесь тоже вот ведь как. Например, сербы и хорваты, это же один народ, у нас один язык. А вот хорваты католики, а мы православные. Моя жена тут вспомнила, что вчера, когда вы уже спали с дороги, мы поговорили с Веселином и согласились на ваш брак. Только надо еще добавить, что и вчера, и сегодня я могу сказать одно – наше благословение Веселин получит на брак с православной девушкой. Что вы на это скажете, мадемуазель Валениус?
Тут Мадлен увидела, что это действительно здесь очень важный вопрос. Все, включая Веселина, и его плохо понимающую по-французски сестру, смотрели на нее, Мадлен, пристально и пытливо. Мадлен поняла, что это в своем роде есть момент истины. Вот сейчас решается ее судьба, а не тогда, когда Веселин делал предложение через генерала Вершинина. Она внимательно и долго посмотрела в лицо своего жениха, и, стараясь четко формулировать свои мысли, произнесла:
- Бог один, тем более у христиан. Но если человек, женой которого я согласилась стать, исповедует православие, и это для него важно, значит я приму православие, чтобы принять в мужья этого человека.
Все Дражичи, как один, подскочили со своих мест и кинулись к девушке. Они подняли ее с кресла, начали обнимать и целовать. Мадлен поддалась общему веселью, на душе у нее было светло, радостно, чисто. Она в жизни мало придавала значение вопросам веры, церковь посещала с тем же рвением как ее сестра школу. Глядя на то, что ее родная сестра Сесилия приняла православие для брака с русским, и ничего страшного из-за этого не случилось, она и вовсе забыла думать об этих вопросах. Шведскую церковь на Малой Конюшенной она посещала в основном для того, чтобы послушать родной язык.
Не откладывая дела в долгий ящик, старший Дражич съездил к местному священнику, обговорил все дело, и вскоре сам стал крестным отцом у своей будущей невестки. Русского языка Мадлен хватило на то, чтобы ответить на вопросы отца Панайота, болгарина по рождению, и превратиться в Марию, как минимум в глазах и на слуху всевышнего.
Рождество было встречено по-деревенски, сытно, весело, громко. Много танцевали и стреляли из ружей в воздух. Судя по беспорядочной пальбе в окрестных хуторах, это был здесь повсеместный обычай.
Прдолжение следует