Все начиналось как обычно – подъем, несколько почти подряд выкуренных сигарет (несмотря на ежевечерние мысли о том, что пора «завязывать»), сборы «в темпе вальса» и пробежка до автобусной остановки. И вот здесь я почувствовал, что умираю. Наверное, каждый человек не один десяток раз представлял себе момент собственной смерти. Одни думают о ее приходе с явным страхом, другие, любуясь собственной смелостью, изрекают фразы, типа: «Чему быть, того не миновать!», «Смерть и на печке найдет» и тому подобную чушь.
У человека в жизни действительно бывают моменты, когда он не боится умереть, но, как правило, это моменты наивысшего нервного напряжению, серьезных психологических переживаний, когда необходимо идти в атаку на пулеметы или навек расстаешься с близким и дорогим тебе человеком. Во все остальное время, к смерти мы относимся с осторожностью и уважением. Даже существующие «клубы самоубийц» есть не более, чем одно из проявлений извечного страха – что-то сравнимое с психологией загнанного в угол зайца, который кидается на охотника.
Впрочем, в момент собственной смерти мне было не до философии. Было ощущение страха и брезгливости от того, что дни мои окончатся на заплеванном асфальте автобусной остановки. Страх сковывал руки и ноги, к горлу подкатывал огромный ком, а в груди как будто бы положили кирпич, который явно мешал дышать. Как то в один момент пришло понимание, что валидол в кармане уже не пригодится. Как говорится, «Поздно, батенька, пить «Боржоми», когда почки отвалились!..». Так то вот…
В общем, в самом факте реального ухода из реальной жизни нет абсолютно ничего романтичного. Прожитые годы не проносятся перед глазами, с родными и любимыми мысленно не прощаешься, а находящиеся поблизости сограждане только и думают о том, как бы побыстрее «свалить» с места неприятного происшествия и не попадать в «историю».
Таким образом прошла минута, а может и все десять. За это время я понял, что почетный финал моей не самой удачливой и счастливой жизни, как минимум откладывается. Воспользовавшись услугами «скорой помощи», через какое то время я уже был в кардиоцентре. Там меня обрадовали тремя моментами: «уткой» под кровать со строгим запретом самостоятельных передвижений даже по палате, а также диагнозами стенокардия и предынфарктное состояние.
И вот именно в этот самый момент, наконец, пришло осознание того, что сейчас, в следующую минуту или секунду все может кончиться. Просто взять и кончиться, как опустившийся после спектакля занавес или выключенный на ночь свет. Ну, а когда врач заявил о необходимости экстренной операции и дал подписать бумагу, заканчивающуюся словами «…согласен на оперативное вмешательство. В случае неблагополучного исхода операции к лечебному учреждению претензий не имею.», осознание переросло в уверенность с заиканием, трясущимися руками и прочими проявлениями судорожного желания жить.
Внешние проявления желания жить в данном лечебном учреждении вполне успешно лечились парой-тройкой стаканов корвалола, после чего, уже успокоившегося пациента начинали готовить к операции, обривая все более-менее волосистые части тела. Мне эта процедура чем то напомнила подготовку к казни на электрическом стуле. В том ее виде, как показывают в многочисленных штатовских фильмах. Однако, в тот момент было не до ассоциаций и философии. Было вообще ни до чего. То ли корвалол так подействовал, то ли мозг уже устал от страха, но я абсолютно равнодушно наблюдал проплывающие по потолку в коридоре лампы, перелазил с каталки на операционный стол и выполнял все требования врачей.
***
Вторая операция не понадобилась. Все оказалось гораздо лучше, чем предполагали и уже через какой-то час я был вновь помещен в палату, со строгим запретом вставать до завтрашнего утра. В этот момент я осознал, что остался жив и буду жить еще какое-то время. К моему удивлению, этот факт меня не то, чтобы очень обрадовал. Просто образовалось ощущение будто бы бежал, бежал и вдруг, столкнулся с большим железным паровозом. И вот, лежу на земле, дышу воздухом, смотрю на облака и никак не вспомню, куда же я все таки не добежал. Паровоз уже давно уехал куда то по своим паровозным делам, а я все лежу, наслаждаюсь тишиной ощущением, что бег закончен и пониманием, что с этого момента жизнь изменилась. Пока не знаю в чем и в какую сторону, но изменилась и уже никогда не станет прежней. Лежащий на тумбочке телефон периодически пытается напоминать о полусотне пропущенных звонков, но его жалобное пиликание не вызывает во мне желания разбираться со всем этим ворохом нерешенных вопросов. Все они уехали вместе с паровозом. В жизни начинается новая страница. Какой она будет?..