Васта

Юрий Мортингер
***
Васта прижалась своей щекой к моей щеке, и мне стало стыдно за мой бессмысленный и чересчур резкий выпад. Если бы она знала истинные причины моего хамского поведения, может, и простила бы меня, а может, и ушла бы. Навсегда.
Я обнял ее, прижал к груди и моментально был прощен. Прощен просто так. Без условий. Без всяких извинений, слов и уговоров.
Мое резкое движение обидело ее, но ненадолго. «Что это?» - спросила она. «Так. Одна запись…» - тихо ответил я. Очень тихо. Так, чтобы она не расслышала всей фразы и всего ответа. Но она и не могла ее услышать, ведь вторую половину фразы я произнес совершенно тихо. Про себя.

***
Я хранил эту запись. Когда-то я смотрел ее ежедневно, но кроме отчаянья, кроме боли и безысходности, эта запись не принесла мне ничего. Я оттаял, я немного оттаял и почувствовал себя живым человеком лишь, когда у меня появилась Васта. Когда она впервые дотронулась до моей руки, мне показалось, что в моей жизни еще не все потеряно.

***
Подумать только, бравый искатель приключений, спаситель планет, ветеран нескольких войн, родившийся на войне, как-то незаметно остыл к своей детской мечте, забыл, что привело его на Драгоценную. Мечта так и осталась неосуществленной, войны проигранными, приключения незаконченными, а загадки неразгаданными.
Мне не удалось сделать ничего.

***
Васта убрала руку со стола, я отодвинул запись подальше, уронил на нее кипу книг, чтобы не маячила больше на глазах. Неужели все так и будет? Так просто? Так просто все закончится?
И пока мои губы справлялись с поцелуем, я размышлял, я искал повод. Я искал повод немного побыть одному. Мне непременно хотелось остаться одному, привести себя в порядок, отчетливо разобраться с тем, что происходит во мне сейчас и заглянуть в будущее.

***
Васта настойчиво зашевелила руками, обнимая меня, положила голову мне на грудь, закрыла глаза и, кажется, задремала. Это тоже меня устраивало. Не полное, но все-таки одиночество. Можно спокойно подумать, и хотя бы начать разбираться.

***
В моей жизни было немало загадок. Мне, например, так и не удалось найти человека, спасшего меня из огненного котла Эдоны – планеты войны, где я родился. Я даже не помню, как оказался на орбитальном катере. Все мои детские воспоминания связаны с Эдоной и ощущением ежесекундной неминуемой опасности. Даже мое имя, имя которое мне дали, это имя – название звезды, вокруг которой вращается моя родная планета. Моя детская, моя древняя мечта – вернуться на Эдону с абсолютным оружием и успокоить полную ненависти бушующую планету.

***
Я получил образование прямо на звездолете – полуторамиллионном человеческом городе. Экспедиция изучала гравитационные аномалии на Драгоценной, и я подумал однажды, как неплохо было бы научиться управлять ими, а потом появиться на Эдоне с супероружием в руках.
Но Драгоценная не открыла своих тайн. Ни мне, ни кому-либо другому. И именно здесь, на Драгоценной, я попал в ловушку, выбраться из которой не могу до сих пор.
Я встретил здесь девушку, я даже знаю ее имя, или одно из имен, или не знаю… Собственно, кто она такая, откуда взялась, почему так поступила, мне неизвестно. И если когда-нибудь найдутся ответы на мои вопросы, не думаю, что они удовлетворят меня.

***
Мы несколько раз попадали в переделки, мне казалось, что я обретал ее, спасая от неминуемой гибели. Судьба сталкивала нас случайно, но в этой череде случайностей мне хотелось видеть хоть нелепую, но закономерность.
Однажды я сам чуть не погиб, идя навстречу свой смерти, ища разгадку гравитационных вихрей. Но Тана… Как ты могла…

***
Ты всегда вела себя так, как будто бы тебя и нет вовсе, как будто бы ты лишь плод моего воображения. Знаешь ли ты, как мне тебя не хватает. С тобой вместе, с твоим именем на устах, мы находили самые нелепые, самые непредсказуемые решения, решения, за которыми следовало совершенно нелогичное разрешение проблем. Проблем, которые, казалось, в принципе не могли быть разрешены.

***
Васта открыла глаза и поднялась к моему лицу, зашептала нежные нежности, и мои мысли приобрели другое направление.
Я тоже обнял ее и поцеловал. Я мог бы получать истинное удовольствие от ее губ, если бы не память о тех, настоящих, искренних поцелуях.

***
Тогда, в недостижимой глубине времени, моя Тана лежала, закрыв глаза, в моих руках, а я смотрел на исцарапанное колючками роканды лицо и плакал, понимая, что теряю ее.
И после истории со злополучным десантом, и после аварии на суперлайнере, и после гибели Аурэнга, после всех последующих событий у меня остались лишь эти двадцать секунд. Ничего другого. Только воспоминания и двадцать секунд записи, случайно попавшей мне в руки. Больше она не оставила мне ничего.

***
А жизнь начинает сводить все мысли и все поступки к единому ритму. Уже есть дом, есть работа. Кажется, есть семья. И ритм становится отчетливее и яснее: работа и дом, дом и работа. Она становится твоей, она, пожелавшая стать твоей, и ты – разбитый напрочь по всем фронтам искатель приключений, разбитый нелепыми неудачами, но не разглашающий их, не произносящий вслух ничего, прислушивающийся к себе и к миру, пытающийся понять, чего же хочет от тебя эта безумная и непонятная круговерть, бесконечная и необъяснимая Вселенная.

***
А потом я опять сидел в своей уютной маленькой квартире, на кухне, упиваясь одиночеством, размышляя над судьбами мира вообще и над своей судьбой в частности.
Васта ушла, так и не поняв причины моей очередной холодности. Она не любит эти вспышки ледяного спокойствия, она привыкла воспринимать меня нежного и сильного. Я собирался связаться с ней и извиниться. Извиниться в очередной раз. В очередной раз так ничего и не объясняя. Ничего не объясняя, потому что сам не понимаю этой истории. Я не знаю даже, как объяснить это, то, что происходит со мной, простыми человеческими словами, потому что мне самому никто ничего не объяснил. Никто не рассказал мне начала этой истории, и, видимо, никто не расскажет, что происходит вокруг меня на самом деле.
Я чувствую себя свободным в своих поступках, но не знаю, я не знаю, как распорядиться своей свободой, стоит ли мне предпринимать что-либо, и стоит ли вообще что-либо делать.

***
Я сидел, помешивая горячий кофе, следя за движением неисчислимых огней – там, за окном, в этом непостижимом и холодном мире, представляя себя одним из этих огоньков, вдыхая аромат только что приготовленного кофе.
И все мои мысли, предоставленные сами себе, текли спокойно, не торопясь, и я улыбался, представляя, что сейчас из этого ночного окна, из этой спокойной и бесконечной ночи шагнет в мою комнату моя несбывшаяся мечта и освободит меня от всех неразрешимых проблем и обязательств.