Начало ноября 2006г.Евпатория. Дневник - воспоминания.
Продолжение "Прошлогодних хроник".
...Такие долгие дни, такие короткие ночи. Для меня. Хотя все наоборот. Рассветает в 6, темнеет в 5, и нужно протянуть хотя бы до 9, чтобы позволить себе забраться в постель, хочу спать, но страшно, потому как забыться, заснуть все равно не смогу - боль мучительна, трудно найти положение, не умею спать на спине, а на боку - нестерпимо, сон рваный, короткий, тоскливая тревога, страх ...
Эйфория после выхода из больницы улетучилась.
Невероятно тяжело привыкать к вспомогательным средствам передвижения, ко всему быту без помощи... Уже ухитрилась, открывая какой-то запечатанный целлофаном лекарственный пузырек, вонзить нож в левую ладонь, еле остановила кровь...
Третий день льют дожди. Весь двор усыпан скукоженной грязно-разноцветной листвой. К тому же – полнолуние. Правда за тучами луны почти не видно, и это хорошо.
Хотя южная луна сейчас не так пугает меня, как в детстве, и как северная, – всю мою остальную жизнь...
Позавчера к вечеру дождь неожиданно прекратился.
Выйдя на террасу, я увидела «наш» простецкий дворик в лунном обморочном освещении. Он стал неузнаваемым, загадочным, нездешним. Большая неопрятная клумба с огромным деревом рядом смотрелась настоящим Лукоморьем, а уж когда по ней неспешно продефилировал здоровенный белый кот, то и вовсе страшноватенько-красивая получилась картинка, и почему-то уже не Лукоморье, а Гоголь поплыл в голову...
Плохие у меня все-таки отношения с луной, напряженные...
"Солнце - истина, луна - ложь"(где-то прочла недавно и обрадовалась - не одна я такая...)
...Давным-давно в этом же городе, в соседнем дворе жила маленькая девочка с мамой и папой. И была у нее отдельная комнатка за тремя дверьми от родительской спальни. А кровать девочки стояла в нише – типа алькова, если альков может быть спартанским и более напоминать бывшую кладовку,- кровать вписывалась в него без зазоров, и никаких там занавесок, штор и балдахинов не было, к счастью, а то бы девочка совсем сошла бы там с ума от страха.
Потому что напротив изголовья было узкое окошко-бойница, наглухо закрытое тусклым двойным стеклом.
В неприятном этом оконце виднелась развилка дерева буквой «У», всегда оголенная, - просто ствол и 2 толстые ветви, никогда не оживленные листвой, поскольку крона дерева была где-то высоко над окном.
И в полнолуние окно светилось мрачным неживым светом, а иногда девочка видела в развилке само лицо луны – круглое, мертвенно-бледное, с какими-то вмятинами-шрамами. И тогда она кричала от ужаса, вскакивала с кровати и бежала через коридор, гостиную в спальню к маме - папе, и ее пускали под одеяло с сонным неудовольствием...
В той комнате у девочки бывали просоночные галлюцинации( так по научному назывались огромные фигуры и морды, надвигающиеся на нее при засыпании, пугающие до крика) и иллюзии, - когда в темноте принимаешь шкаф или стул с брошенной одеждой за чью-то фигуру.
Ее мама - доктор с профессиональным удовольствием объяснила девочке разницу между этими явлениями.
Она любила объяснять и делала это красиво, - логично и доходчиво. Из памяти уже не выветривалось...
В общем, ничего хорошего в памяти у девочки от этой ее комнаты не осталось.
Страхи детства и переходного возраста затмили даже воспоминания о более поздних зимних свиданиях в ней с любимым мальчиком.
В этой комнате она делала уроки, и после очередной тройки мама стояла за ее спиной и следила, чтобы она писала без ошибок и помарок, отчего девочка страшно волновалась и тут же их делала – ошибалась и пачкала чернилами страницу.
И мгновенно получала по шее какой-то тряпкой или полотенцем, державшейся наготове..., все это сопровождалось криками и выдиранием испорченной страницы из тетради. И все начиналось сначала. И надо было плакать очень аккуратно, чтобы слезы не испортили следующую попытку...
В этой комнате ей снились страшные сны. Один из них повторялся, чуть меняясь в каких-то деталях. И потому запомнился навсегда:
Закрытое тесное слабо освещенное помещение, голые стены, мертвенно-высвеченный стол, по нему движутся плотным вертикальным рядом спички, напоминающие отдаленно человеческие обнаженные фигуры, доходят до края стола и, чуть задержавшись, падают одна за другой в хаотическую массу копошащихся уже внизу себе подобных... В одном таком сне она почувствовала себя стиснутой толпой спичек, еще не выстроившихся в ряд на столе, где-то близко перед его поверхностью, и вырваться из этой напирающей со всех сторон толпы было невозможно,- она влекла, тащила с собой. Сон был безмолвным, беззвучным...
Кошмар был во всем – освещении, движении, в неизбежной обреченности этого движения, безысходности и вот этом полном беззвучии.
Много позже, при воспоминаниях об этом сне, перед глазами вставал концлагерь.
А тогда – просто дикий ужас.
И снова – крик и бег в спальню...
- Ладно, только не кашлять,- говорила мама, и девочка тут же начинала давиться приступами кашля...
К тому времени ее любимого папы уже не было. Он умер в ее комнате на ее кровати, когда ей только-только исполнилось 10 лет. И страшный этот сон и "просоночные галлюцинации" и уроки под маминым руководством, - все это было уже после...
Все папины предсмертные мысли и муки остались здесь...
...Вот на балконе девочка обожала спать! Летом, когда наезжали кучами знакомые и дальние родственники, сменяя друг друга, и ее комната наконец-то была занята, каким счастьем было высматривать по вечерам звезды на темном небе и просыпаться от утреннего солнца, нежно просвечивающего сквозь листву...
Но и тут у девочки вышла однажды неприятность из-за луны.
Она уже глубоко спала, когда этот романтический блин всплыл над балконом.
И тогда она встала и, почти(объясню) не просыпаясь, пошла в гостиную и остановилась над диваном, где спала мама. И стояла, пока та не проснулась и не поняла, что у ее дочери еще и лунатизм. Очень мягко и нежно( от страха, видимо) она отвела девочку обратно в постель на балконе, уложила, наверное повернув лицом к стене. А на следующую ночь девочка обнаружила у кровати таз с водой.
Но, к счастью, номер больше не повторился.
А почему - «почти не просыпаясь», да потому, что хотя я и проделала все это автоматически, в то же время я как-бы видела себя со стороны,- более отчетливо в тот момент, когда стояла над спящей мамой...
И если бы у меня не осталось воспоминания о произошедшем ночью, мама никогда не рассказала бы мне об этом эпизоде, а таз разъяснился бы вполне логично, поскольку мама была умна, находчива, и обычно ей удавалось убедить меня во многом, слишком во многом, поскольку доверчива я была до невозможности...