В институте Митя не особенно распространялся о жене, ему было стыдно признаться самому себе, что он прогадал с этой женитьбой. Предприятие это, вначале казавшееся ему ловкой удачей, позволившей ему быстро завоевать квартиру в Харькове, стало его все больше тяготить. Тем более, что в институте НИИОХИМ, где он работал инженером, бродили толпы молодых девушек, жадно поглядывавших на возможных женихов. Приходилось сдерживать свои аппетиты, но все реже Митя в разговорах с сотрудниками вспоминал о своей «половине». Тянуло на простор, к молодым и прекрасным девушкам. А поскольку он под нажимом Майи занимался в аспирантуре, то захаживал в библиотеку, где было четыре библиотекарши, из них три молоденькие, и их начальница, пожилая фронтовичка, подходившая уже к пенсионному возрасту. Самая симпатичная, Нина, приглянулась бы каждому. Приятное лицо ее, напоминавшее сдобную булочку, всегда было обращено к посетителям библиотеки, читателям и ученым, заходившим за художественной и научной литературой, свежими журналами. Общительная и обаятельная, она показалась Мите девушкой его мечты. И она была лет на 8 моложе его – лучше и быть не могло!
Молодежь института искала в художественной самодеятельности возможность встречаться помимо работы, выбирать себе пару для жизни, мужа или жену. Там они пели хором современные песни, или пробовали свои силы в небольших сценках, в пении арий из опер. Митя пел приятным баритоном арию хана Кончака из оперы «Князь Игорь», а также дуэты с еще одним любителем оперного жанра. Нина из библиотеки тоже приходила в самодеятельность, пела в хоре озорные песенки: «Ой, Холя, Холя, ой, Холя - ля», «Ой, вы девицы-подруженьки», и еще пару вещей, начинающихся на «Ой». Голоса как такового у нее не было, зато хоть отбавляй было задора. Так приятно было смотреть на нее, и Митя забывал о жене, хотелось сблизиться с этой симпатичной библиотекаршей. А Нина в библиотеке деловито обсуждала с двумя уже замужними подругами, Инной и Нелли, какой из приходящих в библиотеку возможных кандидатов наилучший. Да приходить-то они приходили, но нужных слов из романтических фильмов никто из них не говорил, хотели в основном попользоваться, или просто лясы поточить с приятной девушкой. И Митя, полностью потерявший сексуальный интерес к Майе, все чаще приходил в библиотеку, вел приятные разговоры с Ниной, желая эту симпатичную, а главное, русскую девушку все больше. В институте Митя вскоре, как бывший фронтовик и коммунист, стал парторгом вначале группы, потом отдела, был активен, в меру критиковал недостатки, одним словом, пришелся ко двору. Свои вспышки ярости в институте он не показывал, дурной характер не проявлял, и вскоре он на свою выросшую семью в 4 человека получил в доме от своего института однокомнатную квартиру в пригороде Харькова Липовой Роще на улице Кибальчича. Ездить на работу было, конечно, далеко, но по рабочим дням сотрудников института возил на работу и с работы небольшой институтский автобус. В Липовой Роще был старинный парк с чугунной оградой. Он спускался к реке Уды. В парке стоял бывший господский дом, служивший в 1952 г. детским садом. В глубине огромной территории парка были овраги, горки для катания на санках зимой, настоящий ручей, пересекающий весь парк, и впадающий в речку Уды, и конечно же, старые настоящие липы, откуда и название места. На лыжах зимой кататься было здесь раздолье, а на коньках катались по замерзшей реке. Летом по парку приятно было просто побродить, спрятаться в тени от жаркого солнца, по хорошо укатанным дорожкам детвора каталась на велосипедах, самокатах, катали «погонялки» - гоняли обручи кочергой, кто дальше. На площадке в парке играли в футбол, волейбол дети постарше. Здесь меня научили плавать, кататься на лыжах и на коньках, съезжать на санках с горок.
С Ниной в институте вышла из ряда выходящая история. Как говорится, пришла пора – она влюбилась. Объектом ее влюбленности стал некий «мышиный жеребчик», успевший до этого «приспособить» нескольких девиц на выданье, обманутых его прилизанной внешностью и пылкими речами. Нина считала, что она этим девушкам не чета, и с благородной целью выйти замуж рискнула, и на институтском пикнике, в Харькове носящем название «вылазки», пошла с коварным искусителем в кустики при всем честном народе. Дмитрий был среди волнующихся за судьбу честной девушки сотрудников. Позже, когда симпатичная Ниночка слегка забрюхатела, обеспокоенные ее судьбой сотрудники попытались призвать нахала и оскорбителя нравственности к ответу, Нина со слезами падшей невинности взывала к его совести, но тщетно - тот не поддался. Терять ему было почти что и нечего, партия не могла беспартийного приструнить, грозило в худшем случае лишь увольнение, да и то, не пойман – не вор, в кустиках свидетелей не было. Так бы и осталась Нинхен не отмщенной, да вмешался еще один персонаж моей правдивой повести: благородный отец невинной девицы. Нинин папочка работал тогда парторгом стройки, был вхож в райком партии Дзержинского района г. Харькова, и со всей страстью оскорбленного отца «наехал» на искусителя. Тот не выдержал, дрогнул и ушел из института. Но вторая часть проблемы осталась: неуклонно растущий живот спортсменки и комсомолки, и просто красавицы Нины. Здесь на помощь пришли подруги - библиотекарши Инна, Неля и заведующая библиотекой. Они решили невод широко не разбрасывать, а ловить среди женатых, партийных и шибко сочувствующих «пожарного» мужа для оступившейся добродетели. Долго не думая, остановились на Дмитрии из проектного отдела, как на постоянном почитателе Нины. Еще одним «достоинством» Дмитрия была его выставляемая напоказ «семейная усталость», а также давно уже обсуждавшееся всеми заинтересованными особами то, что Митина жена не была «истинной арийкой», и что пора-де Мите жену и поблагороднее приискать. Короче, и ловцы, и рыбка были не против сетей Гименея. Оставалось сделать последний шаг: вынудить Дмитрия на прилюдное предложение женитьбы, которое он должен был сделать засидевшейся в девках Нине. Грамотные библиотекарши, читавшие много книжек, в том числе и романических, заимствовали сюжет внезапного появления «ничего не ведающих подруг», застающих молодых влюбленных за нескромными ласками. Все прошло, как по нотам. Ниночка позволила сгорающему от страсти Митеньке расхристать свою пазуху, и погладить прелестные холмики, и ждавшие этого момента подруги «внезапно» появились, остолбенели, и потребовали объяснений от Дмитрия. Совершив легкий шантажик, пообещав пожаловаться в партбюро, возмущенные подруги успокоились только после того, как был назначен день свадьбы... Так родилась еще одна советская семья, похоронив навсегда прежнюю.