АВГУСТ 1950 ГОДА. На окраине дальневосточного городка Ворошилов-Уссурийский на территории воинской части, в желтеющей уже траве, лежит на спине лопоухенький мальчишка лет 9-10 и смотрит в белесое небо, на котором нет ни облачка. Что же там его так заинтересовало, что затаил он дыхание и не отрывает глаз от неба? В небе кувыркаются два самолетика, так непохожие на те военные самолеты, к виду которых все привыкли по военным и послевоенным фильмам. Не прошло еще недели, как он с семьей военного приехал из Китая, где не видел ни таких, ни каких-то других самолетов. Именно потому, эти машины и были ему в диковинку. Неудивительно, ведь эти самолеты были ни черные, ни зеленые, а совсем белые и блестящие. Они маленькие, но, когда проносятся над землей со страшной скоростью, грохот закладывает уши. Но это еще не все, за аккуратным носиком у них были небольшие крылья, расположенные под углом! И, самое главное, у них не было винтов, совсем-совсем! Это были первые серийные реактивные самолеты "МИГ-15". Когда он просил папу объяснить, как же они могут летать, отец рассказывал о принципе реактивного движения, мальчишка кивал, но в голове все сопротивлялось. Неужели, если сильно-сильно дуть в одну сторону, сам можешь полететь в другую, да еще с такой скоростью и грохотом?
Но, вернемся к тому августовскому дню, с которого начался этот рассказ.
Когда мальчишка с замиранием сердца наблюдал за кувыркающимися в небе самолетиками, откуда ему было знать, что летчики, что сидят сейчас за штурвалами этих волшебных машин, завтра, а, может, через неделю, сдадут начальнику штаба эскадрильи свои летные книжки, комсомольские или партийные билеты, получат темно-синюю форму и поднимутся в небо уже в другом месте. А на крыльях и хвосте самолета будут уже другие обозначения. «Играться» им придется не друг с другом, а с «самолетиками» Америки, - главной акулы империализма и основной «поджигательницы войны». При встрече или погоне за другой крылатой машиной то и дело будет раздаваться «Та-та-та!». А потом одна (или обе) машина задымит, или полыхнет огнем и пойдет, повалится к земле, а уж там будет взрыв. Может, появится белый купол парашюта, может, и не появится, как получится. Уже шла война в Корее, и, когда в последних известиях сообщалось, что «славные летчики КНДР за прошедший день сбили шесть американских самолетов, и только две машины северокорейских ВВС получили повреждения», мальчишки (и не только они одни) взахлеб говорили: «Ну, корейцы – молодцы, всыпали америкашкам!»
Никому из мальчишек как-то в голову не приходило, что через два дня после этого, на ферму в штате Айова, Коннектикут, или Новая Вирджиния подъедет новенький «Виллис», выскочит оттуда бодрый капитан. Погасив ради такого случая традиционную американскую улыбку «Все – О-Кэй!», негромко скажет рослой фермерше, что ее муж Джон отдал свою жизнь во славу американского отечества. Передаст соболезнующее письмо на звездно–полосатой бумаге за личной подписью зам министра обороны и чек на очень–очень приличную сумму, прямо немыслимую по советским понятиям.
А еще через месяц где-то в Рязанской или Вологодской области в колхоз «Путь Ильича» («Дорога коммунизма») Марье Петровой придет помятый конвертик с просьбой зайти в военкомат, до которого 50 км, если не 120, и автобус не ходит, и председатель не отпускает, мол, страда, и людей не хватает. Потом смилостивится и даст указание подкинуть до полдороги ее на грузовике, что возит зерно на элеватор. Ну, а там - своим ходом и на попутках доберется наша Марья до нужного места, где хромой военком вручит ей неровно отпечатанный на машинке листок. Забьется, заголосит Марья, как принято у нас на Руси, не видать ей теперь своего Ивана, и расти детишкам без отца. А самой, так до смерти и мыкать свою вдовью долю (чай, в деревне только старики да дети остались). А, когда сдаст она все справки, станет получать пенсию рублей 500. Невелики деньги, но, рядом с копеечными трудоднями это будет ой-ой-ой! Через полгода, год получит она мужний зарубежный орден (лучше бы ордена не было, а муж был!) Соседка ее, Нинка, про себя (а, как выпьет, так и вслух), будет ругаться на свою судьбу. Гришка-то ее, вернулся, да только без ноги и свои двести рублей пропивает за три дня, а потом…, лучше не вспоминать, что бывает потом. Вот и выскочит у нее порой: «Чтоб б ты совсем не возвращался!» и добавит еще что-то обидное про его нынешнюю жизнь.
Но ни о чем об этом мальчишка тогда не знал, а смотрел неотрывно в небо, как его голубизну расчерчивают белые следы инверсии, то прямые, как стрела, то зигзаг за зигзагом. А потом этот след медленно расплывался и исчезал. Странно, мальчишка никогда не мечтал стать летчиком, как большинство его сверстников. Почему-то всегда думалось, что будет он инженером. Прошли школьные годы, потом институтские, глядишь, уже и диплом инженера получен. И начальник смены, и инженер-исследователь, да и все научные сотрудники (и младшие, и старшие), - все они – инженеры, только не на производстве, а в НИИ.
Кто мог подумать, что точно через 55 лет, в АВГУСТЕ 2005-го, постаревший, уже с пенсионной книжкой, но почти такой же лопоухий, в должности главного инженера одного из маленьких ЗАО, будет сидеть он в инженерном центре РСК «МиГ» с директором этого ЗАО, настоящим социалистическим трудоголиком. Зам. главного конструктора центра будет уговаривать их взяться за изготовление хитрой детали для «МиГ-29». (Делалось раньше много таких изделий на одном из заводов, да только ныне он продан, и на месте цехов высятся сейчас корпуса под жилье и офисы)
И проникнется руководство того ЗАО проблемами отечественного самолетостроения, будет освоено производство и начат выпуск этих деталей, правда, совсем не в том количестве, что было 20 – 30 лет назад. И на технических условиях будет стоять подпись того самого мальчишечки, что давным – давно зачаровано смотрел на самые известные до сих пор реактивные самолеты «МиГ-15», так непохожие на самолеты Великой Отечественной.
Все бы хорошо, и гордиться и радоваться можно, но одна мысль не дает ему покоя. Он сейчас четко понимает, что, рано или поздно, но поднимутся эти сильные, металлические, хищные птицы не для тренировки, а для той работы, для которой они предназначены. Пусть не Иван будет сидеть за штурвалом, пусть, это будет не Россия, все равно, в Индии ли, Китае, Африке или Латинской Америке, огонь, что вылетит из этой машины, сожжет жизнь людей, уничтожит технику, строения. И там жены, матери, сестры и подруги будут проклинать тех, из-за кого они остались без любимого, без кормильца, без друга. И он тоже будет виноват в этом. Как быть, если долг и сознание расходятся, есть Родина и есть человечество. Врачам хорошо, у них есть профессиональный закон «Не навреди». А у них, инженеров?
Но пройдут еще годы, эта мысль забудется и, совсем старенький, лопоухий старичок поднимет порой лицо вверх, и, увидит в небе белый след, а, может, показательные полеты отечественных военных самолетов на одном из авиасалонов, прошамкает чуть слышно: «Да, и я приложил к этому руку». А, может быть, летел это вовсе не «МиГ-29», а какая -то «Сушка», например, "Су - 25".
05.01.2008 Андреевка
. . . . В АВГУСТЕ ДВЕ ТЫСЯЧИ ВОСЬМОГО...
. . . . Горестное дополнение.
Закончен рассказ этот был в январе. И название было у него из четырех слов. А уже в августе "...поднимутся эти сильные, металлические, хищные птицы не для тренировки, а для той работы, для которой они были предназначены. Пусть не Иван будет сидеть за штурвалом, пусть, это будет не Россия...". Так было написано. Но, именно Иван сидел за штурвалом одной машины, а за штурвалом другой находился Гоги, и оба они сеяли смерть и разрушения. И оба были сбиты... Да, это были не МиГи, а Су. Но и тот и другой летчик лет семь назад тренировались вместе где-то под Саратовом. И "игрались" они друг с другом, а, может, летали в спарке, что сейчас говорить? И самолеты с одного завода и серийные номера машин почти не отличаются. Только знаки на крыльях и хвосте сейчас разные. Как же так? Зачем?
12.08.2008