Детство при немцах и юность после

       
       
       Глава1

 Артему Тихомирову тринадцать лет он живет в Петербурге. Он очень любит свою бабушку Нину, но в городе видится с ней редко, зато когда заканчивается учебный год они на все лето едут в деревню Горбуши Псковской области. Там очень красивые места. В сосновом бору много грибов и ягод, которые даже искать не надо, просто иди и собирай.
 К походу в лес Артемка готовится с вечера: из сарая достает потемневшие от времени корзинки, из ящика с инструментами папин перочинный ножик в кожаном чехольчике, который папа смастерил, и палку, которую сам вырезал ромбиками и змейками.
       Обычно, они отправляются в лес спозаранку. Когда солнышко встает, птички радуются и начинают петь звонкими голосами. Больше всего Артему нравятся сойки из-за красивых ярко голубых перышек. Бывает, что залюбуется на них, задрав голову, и на гриб наступит.
-Баб, а какие слова надо сказать, чтобы быстрее грибы заметить?
Бабушка улыбается - это кто-то из их деревенских ребят придумал, так и повелось говорить: «Беленький грибочек, вылезь, покажися! Не покажишься - тебя черви съедят!»
 К полудню корзинки тяжелеют, и тогда они устраивают привал на полянке в тени деревьев. Пока бабушка раскладывает на белой салфетке бутерброды, огурчики и чистит яйца, Артём сортирует грибы. Любуясь, он раскладывает их в ряд по размеру и виду.
- Баб, посмотри какая дружная семейка беленьких! А во, какой большой!
- Глянь - не червивый?
- Нет, чистый! А эти подосиновики, бабушка, посмотри - срослись как братья близнецы- ножки две, а шляпа как зонтик, и листик сверху прилепился!
Уложив заботливо грибы, Артем принялся уплетать колбасу и хрустеть пупырчатым огурчиком.
- Эх, бабуля, как хорошо здесь! Тишина, только кукушка где-то кукукает.
- По деткам своим плачет. Гнезда у неё своего нет, и детей растеряла!- вздыхает бабушка.
Вдруг тишину нарушил звук самолета. Он быстро приближался и его рев был какой-то угрожающий. Самолет пронесся совсем низко над деревьями.
 Артём вскочил и долго смотрел ему вслед. Он замолчал, лицо его стало серьёзным.
-Ты о чем задумался, Тёма?
- Баб, а ведь здесь немцы были?
 - Да, конечно.
- А партизаны? Вот в этом самом лесу были?
-Там, где партизаны вылазки делали - деревни полностью сжигали. К нам по ночам прибегали. Наш дом крайний был, так бывало среди ночи – тук, тук. Мать скорее соберет что-нибудь покушать-то хлеба, то картошки, вынесет им. Боялись ужасно. Ведь, если бы немцы узнали - всем конец. Однажды, в одном доме вечеринка была, и вдруг слух пошёл: «партизаны!»
Немцы всех согнали и построили вдоль изгороди. Староста спрашивает: «Кто знает?»
Одну женщину для проверки заставили бежать до другой деревни и обратно, хотели расстрелять, но не доказали и всех отпустили.
- Бабушка, а тебе сколько лет было когда война началась?
- Да, маленькая- 6 лет всего, но я хорошо все помню.
- Расскажи мне про войну!
- Деревня наша глухая была,- начала свой рассказ Нина Гавриловна,- радио не было ни у кого, но пошёл слух, что началась война. Вот когда уже мужиков то стали забирать - так и поняли. Все деревенские в большом пруду стали посуду прятать, не знаю почему. Вот помню: пошли мы с мамой в другую деревню, а навстречу нам отец бежит, рукой машет, взволнованный такой.
-Всё мать,- говорит - я тоже на фронт ухожу. Пошли вещи собирать.
 Мама заплакала, а отец подхватил меня, посадил на плечи и так нёс до самого дома. Прибежала сестрёнка и тоже начала плакать, а я то ничего не понимала ещё.
Вскоре пришли немцы.
- А как они пришли? Ну, вот как ты их в первый раз увидела? Испугалась?
- Сидели мы с ребятами на горке, в песке рылись, домики строили, вдруг шум какой то непонятный издалека. Вскочили, шеи то вытянули, а из-за поворота широкой чёрной лентой с грохотом показалась колонна мотоциклистов. Мы слышали, что фронт приближается, но даже и представить себе не могли, что в нашу деревню придут немцы.
       Это был небольшой отряд. Они выгнали всех из домов и построили вдоль дороги.
Нашего кума выбрали старостой.
- А как он к вам относился? Своих то жалел?
- Он хорош для немцев был. Они правильно рассчитали - у него десять детей было, и он за них боялся и служил немцам верно. Ходил с палкой, был беспощадным и даже издевался.
Когда надо было рыть траншеи, пришёл к нам, и говорит: «кума, собирайся, бери лопату и иди». Мама болела сильно, у неё жар был. Тогда дядя Лёша позвал немца и сказал, что мама притворяется, не хочет работать. Мать оделась и пошла. Немец наблюдал: как они рыли, потом подошёл к ней и показал жестами, чтобы она села и отдохнула. Пожалел!
А дядю Лёшу многие проклинали, но когда наши пришли и стали спрашивать: не издевался ли он, то пожалели его детей, и ничего не сказали. Так видно Бог то его через детей наказал.
- Как это?- удивился Артём.
- А так: один попал под трактор, второй сам себя порешил, третьего убили - сбросили с поезда, четвертому ноги отрезали, и он умер.
 Бабушка замолчала, Артём задумался, тишину нарушал только стрекот кузнечика, спрятавшегося где -то в траве, да пушистые шмели жужжали, перелетая с розовых головок клевера на жёлтый донник, малиновый Иван-чай. Глядя на них, она сказала:
- Вот и мы тоже клевер ели, он же сладкий, для нас вроде конфеток был, попробуй, - предложила она, протягивая внуку цветок.- Лепесточки как трубочки - вытаскивай по штучке, и высасывай сок с нижних белых кончиков.
 Поправив на голове платок, Нина Гавриловна продолжила:
 - А вот ещё помню: август был, жаркий такой день, как сегодня. Идут немцы в шортах и с патефоном. Скучно им стало, и они пришли в избу к бабушке. Включили музыку и меня зовут. Я то боюсь, а они показывают: давай, мол, пляши! Шоколадку вертят и смеются. Музыка весёлая - я и пошла плясать. Как сейчас помню: и ножками притоптывала и руками вот так, вот так. Довольная была!- засмеялась бабушка.- А один любил на губной гармошке играть весёлую такую музыку - ноги сами в пляс шли. Он хороший, добрый был, может, у него дома такие же детки остались.
       Летом в нашем огороде кухни у них были. До сих пор помню запах томатов и лимонов, которыми они нас угощали. Мы лимонов то раньше и в глаза не видели! А ещё баловали нас плавлеными сырками разными. Маму нашу просили им готовить, когда она к ним шла, то всегда меня с собой брала- боялась, чтобы не приставали. Но, они к женщинам хорошо относились, не насиловали, не то, что наши потом.
Один раз немец приносит кошку и говорит: «матка, жарь зайку». Мать им: « Это не зайка, а кошка!» А немец улыбается: «зайка, зайка!»
Мать перекрестилась: « Господи, прости, чугунки поганить буду!» и сварила кота.
 Артём поморщился, ярко представив себе такую картину.- И долго они у вас жили?
-Зимой дом наш сгорел. - А почему?
- Крыша у нас соломенная была, и в сенях одна стенка, что рядом с туалетом, тоже. А немцы любили сидеть там, газеты читать и курить. Видимо, окурок бросили, и вспыхнуло все. Мы тогда перешли жить в амбар на краю деревни. Немцы испугались, что мы прикармливать партизан станем, и переселили подальше от леса в дом к бабушке, где народу уже жило из пяти домов. Как-то тёте Дарье сообщили, что её муж погиб - она заплакала, заголосила, а потом поняла, что тем самым может привлечь внимание немцев, выскочила из дома, побежала по сугробам и сунулась головой в сугроб. Немцы решили, что она сошла с ума, и не разрешили её в дом забрать. Так она там и замёрзла.
       Когда у нас началась желтуха, бабушка пошла к немцам помощи просить. И представь себе: детей на машине дважды возили в их госпиталь в Локню, а до неё, между прочим, на поезде час ехать, там врач давал нам лекарства и велел матери дома накрывать нас красной тряпкой. Поправились мы быстро. Два раза немцы нас с сестрой возили зубы лечить. Так их врач такие пломбы поставил, что до взрослых лет стояли.
       Был у нас дядя Илья чернявый такой, на еврея похож, немцы ему говорят: «юда, дай зальц» Он подумал, что они соли просят. Принес соли, а они снова: «зальц, зальц»- сало значит, просят. Он достал им откуда-то сала, так они запомнили это и его не убили, хотя мы слышали, что евреев убивали. Так он и жил в погребе пока деревню не освободили.
       Пошёл слух, что скоро конец войне, и наших сельчан стали угонять в Германию. Тёток моих с 19 и 26 годов отправили в лагеря. Мы думали, что и нас на смерть отправляют. Мне надели самое лучшее платье в цветочек. На телеге повезли нас до станции «Насва» и выдали паёк: консервы и лимоны. Ехали мы в товарном вагоне. Кому в туалет надо было, то открывали дверь и держали за руки. Скот наш везли отдельно в других вагонах.
Привезли нас в Латвию как рабочую силу. Всех быстро разобрали а наша семья была плохая.
- Почему плохая?
- Да потому, что трое детей было да две бабушки - одна недвижимая 87 лет. В конце концов, привезли нас на хутор недалеко от Риги, дали паёк и разместили в амбаре, где покойники лежали. Там ночь переночевали, а утром мать пошла искать нам хозяев. Дали нам комнату. Мать на лесозаготовках работала, из леса не выходила, одна бабушка на коровниках была, мы помогали скот пасти. Раз в месяц немцы давали нам паёк: консервы и сладости, а хозяйка если бы увидела, что мы яблоко сорвали, то отрубила бы нам руки. Когда мы собирали для неё чёрную смородину, смотрела, чтобы ягодки не съели. Но мы у неё втихаря яйца воровали. Когда русские пришли, спрашивали: «Как относились хозяева?» Мать пожалела её и сказала: « нормально». Домой мы отправились со своей же коровой.
- А как вы узнали, что мы победили, ты помнишь?
- Помню, конечно! Мы пасли коров, и вдруг, издалека крики непонятные. Земляки бегут: « Дети, война кончилась!»
 Домой! Только домой! Хоть на камушке, да в родной деревне! И поехали в голодовку.
       Вернулись. Весна! Победа! Вишни в нашем саду цветут! Мы с сыном старосты Ванькой побежали в сад искать: не осталось ли чего от немцев и нашли таблетки сахарные. Разодрались, и он мне чуть палец не сломал.
       Вернуться то мы вернулись, а жить то негде! В бабушкином доме сельсовет устроили. Мать просила: « Пустите, хотя бы детей!»
 Председатель: «Нет, нет, что вы! Нельзя! Дети будут мешать нам работать!»
 Не услышали! Не пустили!
       Лишь, когда мы с сестрёнкой двоюродной тяжело заболели корью, мать взмолилась и обещала, что детей никто не услышит. В углу кусок фанеры поставили и сделали нам такую выгородку, за которой мы и спали на полу. Мы не то, что разговаривать, шелохнуться боялись, чтобы нас на улицу не выгнали жить. Сестрёнке было годика четыре. Как сейчас помню: худенькая, бледненькая и глаза грустные, грустные. Посмотрела на меня, ручонкой махнула и затихла. Что я там понимала, но вижу, что она не шевелиться, и испугалась, что я сейчас тоже умру. Тогда я села, как суслик, и боялась лечь - думала, что как лягу, так и умру. Знаешь как страшно!
       Вот тебе и свои! Никому мы не нужны были. Мать на корове брёвна возила, и сама начала дом строить.
 Потом, когда вишни поспели, вёдрами собирать стали, а сахара то нет, и послали нас с Ванькой в город. Туда надо было ехать на открытой платформе по мосту через реку. Сели мы на край платформы, ноги свесили, а как я речку заметила, то испугалась: а вдруг я туда упаду? Мост высокий! Плавать то не умею! И спрыгнула обратно. Пришла домой - мама плакала - пропала вишня то без сахара.
 За отца платили 5 рублей; мать дала нам деньги и послала снова в город - купить банку снетков - банку снетков для запаха в супе можно было на неделю растянуть!
       А нам так есть хотелось, что мы купили две банки. Мать снова плакала - ведь мы потратили все деньги!
Нина Гавриловна посмотрела на солнце. - Давай уж домой пойдем, жарко становится.
Артём нехотя поднялся, взял корзинку, палку свою узорную и спросил:
-Бабушка, а отец твой погиб? Что вы узнали?
-Стали наши деревенские возвращаться. Мой дядя, который жил в Питере, рассказывал, что ему пришлось освобождать нашу деревню. Пришел к месту, где раньше наш дом стоял, сел на печку и заплакал. Матери извещение было, что отец наш пропал без вести,
вскоре из другой деревни солдат пришёл и рассказал об отце: отец был ранен, его сняли с поезда, и он его похоронил, завернув в шинель.
- А где он отца похоронил известно?
- Нет, мы этого не узнали, - грустно вздохнула бабушка.
- Прошло время и вернулись из Германии и мои тётки. Одна в лагере с пленным познакомилась, родила близнецов. Приехали они в Польшу, а им там не разрешили жить вместе. Пришлось тётке возвращаться домой. По пути девочки заболели корью и умерли у неё на руках. А соседка наша жила там весело - привезла кучу нарядов и богатства всякое.
Бабушка шла медленно и всё вздыхала, Артём видел, что она устала: то ли от воспоминаний, то ли корзина тяжёлая.
- Давай, я понесу,- предложил он,- а ты мне дальше расскажи: как вы жили потом.
- После войны в 47году голод был, и мы в Латвию на заработки ездили. Нашли наш хутор, так хозяйка, увидев нас, заплакала, обняла и много зерна дала.
 В 52 году окончила я школу, в которую ходила за 8 км. Двоюродная сестра матери предложила взять меня в Ленинград, в няньки к её маленькому сыну. « Год посидит с Васькой, я ей подарки дарить буду, а потом учиться пристрою» - обещала она матери.
 Мама сшила мне на выпуск сатиновое платье с цветками клевера, белую рубашку на лямках, купила чулки, ботинки и портфель. Вот с таким багажом приехала я в Ленинград.
       Тётка за весь год только одни чулки мне купила! Давала на праздник прогуляться свой полушубок и валенки.
 Жили мы на обводном канале, Лиговка д.120 и у нашего дома стояли лотки с мороженым.
 Мне так его хотелось, что я стала соседям полы и окна мыть. Старалась очень, и они мне платили хорошо. Я даже на платье скопила денег.
 Поступила в ремесленное училище на фрезеровщицу. Изучала спецтехнологию, металловеденье, училась на одни пятёрки с похвальной грамотой.
 В училище нам выдали: бушлат, шинель, платье шерстяное с белым воротником. Учитель был строгий - проверял с ног до головы. Когда я купила себе синие туфли с ремешком - заметил, что у Тихомировой новые туфельки, и похвалил. Свои бутсы я отправила брату Кольке в деревню. Он мне уже потом признался, что они ему малы были, но он поджимал пальцы на ногах и шёл. Больно было, но терпел. А в деревне ему все завидовали.
       В коммунальной квартире было четыре комнаты, и однажды, на кухне с тётиной тарелки пропал кусок селёдки. Она подумала на меня и обозвала при всех воровкой! А я не то чтобы кусок селёдки, крошки со стола без спросу не взяла бы.
 Из-за этого она больше не разрешила мне спать на диване и стала я спать под детской кроваткой. Шинель подстелю, бушлатом прикроюсь. И ещё она написала матери, что раз я воровка, то она отказывается платить за меня 5 рублей за прописку.
 А в колхозе то ничего не платили, и мы в таком отчаянье были. Как жить то? На моё счастье вскоре выяснилось, что соседский мальчик трёх лет катался на велосипедике по кухне и съел этот кусок селёдки. Так, что ты думаешь? Тётка так меня больше на диван и не пустила, хотя он свободный стоял! Вот тебе и родня! Своя деревенская!
 Тогда мать этого пацана прописала меня к своим родным.
Ещё в нашей квартире жила еврейская семья: Резник Миша и Рима, они пригласили меня на всё лето в Сестрорецк за их дочкой Любочкой смотреть. Так Рима всегда спрашивала меня: «Кушала ли ты? Бери своей рукой, не стесняйся: хочешь фрукты в вазе, хочешь конфеты».
Есть хотелось постоянно, и я ходила на хлебозавод - там дешевле было. Батончик свежий, горячий! Обеда-то не было, вот одними булками и питалась. Опухла с голодухи.
В марте 53-го мыла окно, вдруг с улицы гудки на фабриках и заводах загудели. Оказалось, что Сталин умер. Я плакала. Жалко было.
Потом диплом получила и распределение на завод Техприбор. В общежитие переехала. Вот такое мое детство было. Вот такая моя юность была.
 - Ты у меня самая лучшая, самая добрая бабушка! Я так тебя люблю!- Артём крепко обнял бабушку и поцеловал.
 На следующее утро Артём нарвал для бабушки букет полевых цветов и поставил в вазочку на окне. Ему так хотелось её порадовать.

       « Решение друзей»

Спустя неделю, вернувшись в город, Артём встретился во дворе со своими друзьями. Его взволновала тема войны и он решил обсудить её с товарищами:
-Ребята, а вы знаете что-нибудь о детстве ваших бабушек и дедушек?- спросил он. Ребята на его вопрос только пожали плечами. Тогда он рассказал историю, которую услышал от своей бабушки. Друзья слушали и переживали так, будто это происходило с ними.
- А я своих и не спрашивал никогда, мне как то и в голову не приходило,- ответил Вова.
- А моя бабушка всегда плачет в день Победы, но никогда не рассказывает,- сказала Света.
-Знаете, что? Давайте разузнаем о детстве наших родных, знакомых, может даже соседей, и напишем свои маленькие истории нашей Родины!- предложил Артём.
- А что? Это даже интересная идея!- поддержала его Настя.- Моя бабушка рассказывала, что пионеркой она была красным следопытом, и они вели поиски, даже в школе открыли музей военной славы, а потом был ремонт в школе - его закрыли, а потом он вообще стал никому не нужен и все экспонаты пропали.
-Вот в Америке, там своих героев не забывают! – живо откликнулся Гриша.- И в Голландии, например: на днях по телеку показывали, один молодой журналист нашёл захоронения русских из фашистских лагерей и стал разыскивать их родных в России. Вот зачем ему это нужно? Просто он Че-ло-век с большой буквы, он за справедливость.
-А мы что хуже что ли! Артём, хорошая идея!Только я на дачу уеду - давайте через месяц соберёмся, - уточнил Вова.- И обсудим: кто что узнал.
-Договорились. Только вы всё запишите, чтобы ничего не забыть,- настоятельно посоветовала Света.
       Время летом пролетело быстро, и друзья скоро встретились снова. Они сели в тенистом уголке детского садика. Сначала наперебой делились своими впечатлениями о прогулках в лес, на речку, о рыбалке, а потом о том, что им удалось разузнать.
 Начала Света. Её рассказ оказался совсем коротким.

       «Вещи»

 -Мой дедушка Владимир Филиппович Быстров был совсем маленький в блокаду, и у него осталось в памяти всего несколько моментов того времени. Зимой все его родные стали умирать дома, и когда уже у взрослых не было сил подняться, то ему дали карточки и послали за хлебом. Он отстоял длинную очередь, а когда получил хлеб, то у него из рук всё выхватил и тут же съел паренёк лет тринадцати. Папа помнит, что очень горько плакал и долго не шёл домой - боялся, что ему не поверят, что это не он съел хлеб. Когда он остался совсем один, его подобрали и отправили через Ладогу по дороге Жизни. И вот там, на другом берегу, он помнит растущие с каждым днём горы каких то вещей- чемоданов, узлов. Ничейных! А выяснилось, что привезённые люди с голодухи набрасывались на еду и тут же умирали - сразу нельзя было много есть. Вот их то пожитки оставались и копились на берегу.
       А ещё вот что: на даче я гуляла около озера, вижу дяденька пожилой пасёт овечек, я его спросила про войну, и он сказал, что тоже был очень маленьким угнан в Германию на сельхоз работы. Помнит мало: что трудились много, что хозяин добрый был - со своими детьми за стол сажал. Оказалось, что хозяин сам в России сидел в лагерях, и знал голод, поэтому жалел их. Больше всего запомнилась картинка: вдали красивые высокие горы с заснеженными вершинами - Швейцария говорили, и ещё: что французы их освобождали, и люди возвращались домой с заработанными тяжёлым трудом вещами. У них были большие добротные чемоданы из фанеры, а на границе свои, русские все вещи отобрали. Чемодан, на котором он сидел, солдат прямо из под него выбил ногой и унёс. А там, куда вернулись - ничего не осталось, все деревни сожгли полностью, так жили летом и зимой в немецких дотах, как первобытные люди.

       «Было било»

-А мы тоже хотим рассказать про нашу бабушку Антонину Яковлевну Макарову, - сказали Ира с Оксаной. Начала старшая сестра:
-Её мама была дояркой и должна была отгонять скот в тыл, но так как у неё было шестеро детей, то её оставили, а вместо неё погнала скот бабушка, которой было 14 лет. Догнали коров до Ловати, там была переправа на плот, и получилось большое скопление со всех колхозов. Отца её оставили до особого распоряжения, но немцы наступали так быстро, что его тоже забрали в обоз и они поехали вслед за всеми. Найдя на переправе свою дочку, он отправил её домой, а там уже немцы пришли. Они стали всех гонять на ремонт дороги: таскать тяжёлые камни и укладывать, чтобы машины их вражеские могли проехать. Так же рыли мотыгами противотанковые окопы 3 метра глубину и 4-5 в ширину под шаблон.
- А не сделаешь норму - получишь плётку!- волнуясь, добавила Ирочка.
- Было очень страшно. Скоро начали забирать молодёжь: сначала ребят, а потом женщин и детей.
 Тут девочки увидели свою бабушку, которая возвращалась из магазина, и закричали наперебой:
-Бабушка, бабушка! Иди к нам! Ты нам очень нужна!
- Что случилось мои хорошие?- спросила бабушка.
-Бабушка, расскажи ребятам про войну что-нибудь интересное, стали уговаривать внучки.
 Бабушка задумалась, и словно, как - то съёжилась, меньше ростом стала.
-Да, что же вам рассказать? Так сразу и не сообразишь. Страшное время было, зачем вспоминать. Давайте я вас лучше яблочками угощу.
-Нет, бабулечка, пожалуйста, мы с ребятами договорились узнавать про войну не из книжек, а от наших родных.
Оксана нежно обняла бабушку, а Иришка стала ласково гладить её высохшие руки с синими бугристыми венами и скрюченными больными пальцами.
 Бабушка тяжело вздохнула, присела рядом с ребятами на скамейку.
-Ну, что с вами делать? Раз уж вы так решили, расскажу вам такой вот случай. Было так: мама задумала с льнянова семечка масло бить, а било было в другой деревне.
-Я не понял: что значит «било было»?- решил уточнить Гриша.
-Било-это бревно и четыре ноги. Вот, значит, поехали мы с девчонкой на саночках в другую деревню, там нас никто не тронул, а когда возвращаться стали, немцы нас в бинокль заметили и решили, что это партизаны. Наше счастье, что по нам из пулемёта не запустили. Сперва, то, когда глянули, то подумали, что это у нас оружие, а потом разглядели и узнали нас. Когда мы к ним подъехали, то один из них сказал: « Да это наши паненки». Как мы не объясняли, что это за штука и для чего мы ездили в другую деревню, нас всё равно арестовали и вызвали мать. За то, что мы без спросу поехали нас на двое суток посадили в холодную баню и есть не давали, а маму предупредили: « если подойдёте - будем стрелять». А баня от дома была метров сто, и мама слышала, как мы плакали от голода и холода. И очень страшно нам было.
 По началу войны немцы шли быстро, и один из них сказал маме: «Матка 4 месяца и война капут». Но, так как они думали - не получилось. Когда наши стали наступать, то наша деревня оказалась на передовой и нас перегнали за 20 километров в Крестелевский район, в лагерь. Работали- справляли дороги, вырезали лес и устилали. Везёшь брёвна, а на воз сесть нельзя - лошадь дороже людей была. Однажды мама нас навестила, и мы договорились: как удрать. Мама поджидала нас на лошади когда мы шли на работу. Мы с девчонкой отстали, вроде, как в туалет, а сами к маме в санки улеглись, она нас сеном укрыла и сама сверху села. Как подъехали к деревне, она нас оставила и сказала, чтобы мы спрятались в сарае, в стогу. Мы вырыли в нём нору и прожили там около месяца. Немцы то спохватились, что пропало два человека, стали искать. Пришли в деревню с проверкой и весь стог искололи вилами. Нас, видно, Бог спас - мы на тот момент пришли с норы к одной хозяйке погреться.
       Потом всё же дознались и приказали вернуться в лагерь, иначе хозяйку расстреляют за то, что нас укрывала. Мы были жестоко наказаны и отправлены в Латвию, откуда дальше нас хотели переправить в Германию, но не успели. Конец войны, и мы с белыми флагами сдавались красной армии. В 45 году вернулись домой. Папа погиб без вести, Мама с пятью детками малыми вернулась на свою родину, на голое пепелище. Была же, передовая и всё начисто погорело. Когда я вернулась с лагеря, был страшный голод: помню, как из травы мама такие вкусные лепёшки делала и ещё из мороженой картошки, что на поле осталась - она такая сладкая казалась, до сих пор её вкус помню.
 Лето работали снова на лесоповале, и ничего нам не платили на трудодни. Многие умирали с голоду, и мы с сестрой отправились зимой работниками в Латвию.
Спасибо Латвии! Низкий поклон! Она нас спасла!
       Ребята сидели притихшие и не заметили, как уже стало смеркаться. Пора было расходиться по домам, но им не хотелось расставаться. К вечеру похолодало и они сидели как воробышки, тесно прижавшись друг к другу. Ребята живо представляли то, о чём рассказывала бабушка, а чувствуя рядом локоть товарища, было не так страшно. Они даже договорились проводить каждого до парадной. Последними остались Гриша, Оксана, Иришка и бабушка.
- Меня провожать не надо, я уже большой,- гордо сказал Григорий.- Я сам вас провожу. Давайте вашу сумку, Антонина Яковлевна.
 Когда они стали прощаться, Гриша сунул руку в карман и вытащил шоколадку.
-Это вам,- сказал он и протянул её бабушке.
-Да, что ты, что ты! – воскликунла она.- Скушай сам, или девочек угости.
-Нет, пожалуйста, это вам, за ваше голодное детство.

       Глава 2

 Через неделю ребята снова встретились, и Артем спросил:
-Ну что ребята есть у вас новые истории?
-Да,- откликнулся Вова.- Моя бабушка Ревука Тамара Андреевна
 даже на листочке записала, чтобы я ничего не забыл, и знаете, что интересно: её история немного похожа на ваши. Вот послушайте, я вам прочитаю:

« Мой отец работал на стекольном заводе в поселке «Дружная горка», работа была вредная и он умер, когда я была совсем маленькая, потом умерла мама. Когда началась война мне было двенадцать лет, я осталась сиротой и воспитывалась то у одной, то у другой тетки в деревне Симанково недалеко от станции Сиверская.
       "Провокация"
       Зимой 41г немцы решили устроить провокацию: переоделись и под видом наших солдат стали потихоньку расспрашивать у местных как связаться с партизанами, собрались деревенские в одной избе и все стали говорить кто, что знает.
       Мой двоюродный брат Игорь Алексеев возьми, да и скажи, что он знает место, где зарыто много оружия. Всех арестовали и закрыли в доме старосты. В числе арестованных оказался и сын старосты Дима Боганков, ему удалось улизнуть и спрятаться в сарае, в кормушке у коров. Немцы заметили, что его нет, стали искать. Весь сарай перерыли, всё сено перетыкали штыками, а в кормушку не догадались посмотреть. Ночью он убежал и лесами дошёл до Эстонии, где воевал вместе с нашими.
 Старосту за побег сына расстреляли. И брата моего тоже. Устроили показательную казнь: согнали всех сельчан и сказали, что за содействие партизанам будет расстрел. Хоронить запретили, весь день стояли и охраняли. Ночью мы с тёткой взяли плащ, и пошли к дому старосты. Игорю выстрелили в голову, когда мы к нему подкрались, он ещё был живой и хрипел. Мне на всю жизнь запомнилась страшная черная дырка у него на лице, а он такой красивый мальчик был, ему всего тринадцать лет было. Завернули его в плащ, отнесли к лесу, и там, в снегу прикопали.
На машинах нас партиями возили на торфяной завод в «Дружную горку». Там мы нагружали торф в вагонетки и везли. А сырой торф тяжёлый, вагонетки падали и их надо было поднимать! Был там чех- переводчик, он нас жалел и просил, чтобы детей и женщин отпустили.


       "Лагерь. Поляк-охранник."

 Бабушка сначала начала писать, а потом ей тяжело стало, и она просто так стала рассказывать:
-Летом жителей погрузили в товарные вагоны и повезли в Новгородскую область в район деревни « Дитско». Там дома стояли пустые - жителей угнали, но для нас построили бараки – чтобы охранять караулу легче было. Спали мы на голых нарах.
-А что такое нары?
- Это типа широких скамеек. На завтрак- кипяток, на обед баланда.
-А что такое баланда?
- Это такая мутная беловатая водичка, какая остаётся после варки макарон.
-И всё? И там больше ничего не было?- спросил я у неё.
- Ни крупиночки. А вечером половинку кусочка хлеба, с пол ладошки. Я не могла работать, сил просто не было, если с утра не поем, и поэтому вечером пила только кипяток, а хлеба кусочек оставляла на утро.
 Был у нас там один охранник-поляк, добрый такой. Вот помню: иду я со своей миской за кипятком, а он мне навстречу с миской супа, так он свою порцию перелил в мою миску!
- Только теперь, наверное, поняла: зачем он меня частенько посылал на другой участок кирку поменять- чтобы я по пути отдохнула немножко!
 Днём нас выгоняли на работу в лес, где мы валили деревья и вытаскивали их на дорогу.
- Ну, то есть взрослые валили, а вы таскали, так? – решил уточнить я.
-Нет. Дети сами пилили и валили, из взрослых только охрана была. Вот бы ты попробовал спилить толстенное дерево, понял бы: как у нас руки и спину ломило. А комары нас жрали - кошмар! Ходили до крови расчесанные, распухшие. Это не то, что сейчас всякие мази и пшикалки от них есть. И никто не ныл, терпели.
 Когда нас угоняли, то говорили, что на месяц. Осенью холодно стало, кто, в чём был, так и остался. Обувь разорвалась. Да какая же выдержит! Зимой босиком по снежной земле так и ходили.
- И вы не болели? Не простужались?
-А хоть и болел кто, выбора то не было. Или умирай, или работать иди.
-А неужели, вы не могли удрать из леса?
-Да, какой там! Нас в кустики пописать конвоир с винтовкой провожал. Но, желание убежать было, вот, мы и попросили поляка, чтобы он нас ночью через пост провёл. Легли спать в одежде, ожидаем, что он стукнет, как условились, а он не стучит. Мы испугались, что он нас выдаст. Утром проснулись, вышли, а вокруг много машин- немцев наши погнали!
Нас отпустили и сказали, чтобы мы шли в Гатчину, в комендатуру.
 Добрались мы до Гатчины и спрашиваем одну женщину: «Где комендатура?» А она в ответ: «А вам зачем?» Мы объяснили, тогда она нам посоветовала поскорее убираться отсюда и подсказала в какой товарник забраться. Так я вернулись домой, где застала тётку. Если бы на два дня позже пришли - в деревне бы никого уже не было. Вечером появился мужчина и сказал, что отведёт нас к партизанам. Мы зарыли вещи, ждём. Ночью нагрянули немцы, подожгли деревню и жителей погнали на станцию «Дивенскую», погрузили в товарные вагоны и повезли.
 Латвия.
 Мы уже думали в Германию, на смерть, а привезли нас в Латвию. Загнали в сарай, куда приходили хозяева разбирать себе работников. Нас никто долго не брал потому, что одна тётка и не старая была, да после того как её сына Игоря убили, стала вся седая, а другая тётка с костылём еле ходила. В конце концов, нас пожалела одна женщина и взяла к себе на постой. Мы с сестрой шили на её детей за продукты, помогали корову доить. Хозяйка научила нас шерсть прясть и носки вязать. Мы с её детьми подружились; и на печке вместе с ними спали, и они нас своим песням и языку учили. Хозяева нас вместе с собой за стол звали кушать. А хозяин мне даже туфли купил! Беженцы ходили и предлагали вещи купить.
 Недалеко, у железной дороги был лагерь военно - пленных и мы увидели: как их стали загонять в вагоны. Переводчик предупредил, что завтра всех будут угонять в Германию. Ночью мы решили бежать. Мимо кладбища, через лес.
- Бабушка, и не страшно тебе было? Я бы ни за что ночью мимо кладбища не пошёл!
- Да живые то страшнее мёртвых бывают.
-Другую ночь провели в брошенном доме. Многие латыши оставляли дома и уходили с немцами. Так мы добрались до Родины и остановились жить в соседней деревне, в сарае.
       "Вернувшись на Родину."
 На «Дружной горке» стали восстанавливать стекольный завод всесоюзного значения – единственный, выпускающий химическую лабораторную посуду. Я выдувала ампулы, и донышки на простой горелке оплавляла. Так, что каждую ампулу для медикаментов делали вручную подростки. Потом заполняли кислотой. Приезжал военпред принимать работу. Начальницей цеха была - Бася Наумовна, которая перевела меня в лабораторию и направила в вечернюю школу. Я всё забыла, походила немного, и решила бросить учёбу. Учительницей литературы у нас была тоже еврейка- Тамара Соломоновна. Она пожаловалась на меня Басе Наумовне, что я бросила школу, и они вдвоём взялись за меня и заставили учиться. Я этих женщин всю жизнь вспоминаю с огромной благодарностью!

-Знаете ребята, мне даже как - то стыдно стало, что я прошлый год с тройками закончил. Как представил, что моей бабушке пришлось пережить, так решил, что в этом году буду стараться изо всех сил, чтобы она мной гордиться могла,- сказал Вова и добавил:
-Ребята, а давайте свой сайт откроем про войну! Гриша, ты же рубишь в компьютере!
- Ну, сам то я не справлюсь, я своего старшего брата Мишу попрошу и думаю, что он нам обязательно поможет.
 А пока, пускай все ребята расспрашивают разных людей о детстве во время войны и присылают свои истории на мой адрес: happyfoa@hotmail.com