Глава III
Генеральша Полина Владимировна Вершинина, достаточно еще молодая и очень красивая женщина, и в это утро чувствовала себя плохо. Как они изнуряли, эти отвратительные приступы дурноты. Как тяжело даются дети, какое наказание для женщин! Генеральша была на пятом месяце беременности, и ее самочувствие на этот раз было гораздо хуже, чем тогда, когда она ходила со старшими детьми. Ей нужен был отдых и покой, которого не так уж и много в петербургской квартире, даже такой просторной и роскошной как у них. По рекомендации одного из знакомых мужа, служившего в Финляндии, генеральша пригласила барышню Мадлен Валениус гувернанткой для своих детей, четырех и двух лет. В семье, конечно, была еще нянька, но задачей Мадлен было придумывать детям развлечения, играя, воспитывать их и, по мере возможности и необходимости, обучать их жизненным премудростям, и в первую очередь французскому языку, владение которым самой Мадлен не вызывало никаких нареканий. Непосредственно же нянька пеклась о том, чтобы малышки были одеты, обуты, накормлены, вымыты, то есть можно сказать, что если Мадлен были поручены души детей, то няньке надлежало заботиться об их плоти.
Петербург вообще изобиловал парками и скверами, даже в центральной своей части, а Овсянниковский садик так и вообще был виден из окон квартиры. Но в этот раз Мадлен решила прогулять детей в более обширном Таврическом саду. Сама она в нем побывала уже не раз, а вот детей собралась вести туда впервые. По правде сказать, эту идею подсказала ей гувернантка Михаила и Антонины, а по-простому Мишеньки и Тонечки, детей Лавровых. Лавровы жили в доме на углу Кирочной и Таврической, и однажды, в кафе на Слоновой, случайно разговорившись, девушки познакомились. Лавров старший служил в каком-то важном ведомстве, иногда появлялся в расшитом золотом виц-мундире, был значительно старше своей супруги, что уже было не удивительно для Мадлен.
Попав в Петербург, она заметила, что разница в возрасте между супругами, подобная той, что не позволила ей выйти замуж за Еланского, здесь, в столице, ни для кого не в диковинку. Да и муж Полины Владимировны, генерал Антон Савич Вершинин, был лет на двадцать старше своей красавицы жены. Гувернантка Лавровых была француженка Люси, крепкая девушка, бойко говорящая по-русски.
В приятельстве между девушками, а они скоро стали приятельницами, был и практичный резон. Говоря с Люси по-французски, Мадлен понемногу впитывала в себя русские слова и выражения. Дело, конечно, двигалось плохо, но надо сказать, и особого усердия Мадлен не проявляла. Все обучение шло как бы исподволь, от слова к слову.
Поскольку на детей во время прогулки нельзя будет взглянуть через окно, Полина Владимировна пришла проследить за сборами. Она поцеловала обоих детей в лоб, и напомнила, что они должны во всем слушаться мадемуазель Мадлен. Затем она всплеснула руками, вспомнив что-то, и вытащила из-под широкого пояса письмо.
- Я немного забыла, почта же принесла вам письмо, мадемуазель Мадлен. Из Гельсингфорса. Надеюсь, оно содержит хорошие новости. Пожалуйста.
По почерку Мадлен заметила, что письмо было от матери. Это можно успеть прочитать и позже, решила она. Поблагодарив, она сунула письмо в сумку, где были детские мячики и другие игрушки, и поторопила детей отправляться.
- Ну, пошли! Миша и Тоня уже ждут нас у Таврического сада.
Новые товарищи по играм, действительно стояли, держась за руки Люси, у ворот Таврического сада на Кирочной улице. Вскоре вся четверка играла на лужайке парка так, как будто они были давно знакомы. У детей все происходит быстрее. Мадлен попросила Люси присмотреть за всеми детьми и присела на ближайшую лавочку, чтобы прочитать письмо. Достав его из сумки, Мадлен вскрыла конверт и углубилась в чтение.
«Мадлен, дочка! Как ты можешь судить по дате, я пишу тебе это письмо двенадцатого сентября. Может, ты удивляешься, почему я заостряю на этом твое внимание, но тому есть причина. Через три дня, пятнадцатого числа сего месяца, у нас состоится свадьба твоей сестры Сесилии. Отец и я считаем, что будет лучше, если ты не будешь присутствовать на этом мероприятии.
Мы не писали об этом важном решении раньше, потому что жених Сесилии – Александр Еланский. Надеюсь, ты понимаешь без долгих объяснений, почему мы хотели бы, чтобы тебя это дело вообще никак не касалось бы. Это было просто счастье, что дело приняло такой удачный оборот, и господин Еланский остался для нашей семьи женихом и соответственно стал зятем. Сесилия всегда была послушным ребенком. Она верит в то, что родители действуют для ее же блага. Александр Еланский, со своей стороны, считает это решение в известной тебе ситуации замечательным выходом. Он получает жену, к тому же такую жену, которая сможет по достоинству оценить многие его хорошие стороны. Когда ты получишь это письмо, молодожены уже уедут из Гельсингфорса и возможно уже приедут в свое имение в петербургской губернии. Ты можешь туда направить поздравление, если захочешь написать своей сестре. Адрес ты хорошо знаешь, так как в свое время была в переписке с Александром Гавриловичем. Надеюсь, ты сможешь в этом случае найти для своей сестры такие слова, которые не смутят и не огорчат ее.
Ты, со своей стороны, не пишешь домой. Это правда, мы расстались не в мире и согласии, но твой отец и я, мы, конечно, интересуемся твоей жизнью. Надеемся получить от тебя хотя бы несколько строк как можно быстрее.
Передавай привет и наилучшие пожелания своим хозяевам.
Любящая тебя, твоя мать, Элеонора Валениус.»
Письмо выпало из рук на колени Мадлен. Она почувствовала, как горячие слезы поднимаются к глазам. Это было невероятно, просто невероятно! Как родители могли! Они принесли в жертву Сесилию, чтобы выкрутиться из ситуации и избежать каких либо потерь! Мадлен выскочила из этой западни, но Сесилия… она слишком мала, совсем ребенок, чтобы сопротивляться родителям.
« Дело приняло удачный оборот…» Вот уж точно, удачный! Мадлен скомкала письмо и резким, порывистым движением отбросила в сердцах это письмо. Может, нужно еще и поздравить младшую сестру с таким поворотом в ее судьбе! Если бы Мадлен решила написать хотя бы маленькую толику того, что она об этом думала, это обязательно расстроило бы Сесилию. В голове мелькнула мысль написать Еланскому желчное, обвинительное письмо, но какой в этом теперь толк? Что сделано, то сделано!
Пронзительный визг отвлек Мадлен от мрачных мыслей. Маленький Павлик Вершинин в шутливой возне упал и ушиб колено. Он безутешно плакал, а другие дети беспомощно стояли вокруг него. Люси, мгновенно прекратив беседу с каким-то господином, кинулась к детям, опередив Мадлен. Она постаралась утешить его как могла, вытирая платком слезы, градом катящиеся по детским щекам. К ней присоединилась Мадлен, поцеловав мальчика в мокрую щеку. Незаметно для гуляющих, небо стремительно заволокло тучами, и первые крупные капли дождя упали на город. Угрожающе подул ветер, дождь начинал усиливаться. Нужно было срочно отправляться в обратный путь, Люси схватила своих подопечных за руки и, наскоро простившись, стремительно пошла в сторону ворот. Мадлен с детьми тоже пошла в туже сторону, только гораздо медленнее, так как Павлик отчаянно хромал, и продолжал хныкать. Поняв, что так они далеко не уйдут, девушка взяла мальчика на руки, и, прижав к себе, пошла быстрее. Четырехлетняя Лена пыталась не отставать от них, но у нее это плохо получалось. Она то и дело останавливалась и кричала « не оставляйте меня здесь, не бросайте!» Конечно, никто не собирался оставлять Леночку на улице, и Мадлен приходилось тоже останавливаться и ждать, когда девочка подбежит к ним.
Так они добрались по Таврической улице до Слоновой улицы. Дождь становился сильнее. Внезапно она услышала приятный мужской голос, который что-то говорил по-русски. Она обернулась, посмотрела на говорившего. Это был высокий, очень красивый офицер, смугловатый, с черными, как смоль волосами и лихо закрученными черными же усами. Знаки различия скрывались под офицерской накидкой. Не поняв ни слова, Мадлен беспомощно улыбнулась и извинилась по-французски.
- Прошу извинить меня, мадемуазель, но я вижу вы в затруднении! Разрешите вам помочь? – Офицер мгновенно перешел на блестящий французский. – Разрешите представиться. Капитан Веселин Дражич к вашим услугам. Разрешите взять на руки маленькую девочку? Тогда вы сможете гораздо быстрее двигаться вперед. Я вижу, дождь застал вас врасплох.
- Да, так оно и есть, - согласилась Мадлен. – Вы очень добры, мсье. Если вы действительно хотите…
В мгновение ока новый знакомый подхватил Леночку на руки, укрыл ее краем накидки и предложил:
- Ну, мадемуазель, извольте показывать дорогу.
В какой-нибудь другой раз Мадлен с удовольствием прогулялась бы c таким красивым кавалером по Слоновой улице и свернула бы на Пятой Рождественской, но под таким дождем с детьми было не до прогулок. Улыбнувшись офицеру и кивнув головой, она заспешила через Заячий и Дегтярный переулки к своей Мытнинской. Шли они очень быстро, и вскоре, слегка запыхавшись, уже стояли перед парадным подъездом дома, в котором квартировал генерал Вершинин. Мадлен позвонила швейцару и, ожидая пока откроется дверь, повернулась и протянула руку своему неожиданному помощнику.
- Большое спасибо. Я тоже представлюсь, Мадлен Валениус, я воспитательница этих детей.
Капитан Дражич поклонился.
- Не стоит благодарности. Это… не буду ли я слишком смел, чтобы просить разрешения прийти сюда как-нибудь, чтобы увидеться с вами? Я не петербуржец, и чувствую себя здесь довольно одиноко. Если бы это было хоть чуточку возможно…
Мадлен засомневалась. Что ее хозяева, генерал и госпожа Вершинина могут подумать, если незнакомый офицер придет и спросит ее? Но когда швейцар все-таки добрался до двери, и дверь открылась, Мадлен приняла быстрое решение:
- Пожалуйста, если вам так хочется. Еще раз, большое спасибо.
Мадлен сама промокла до нитки, но в первую очередь нужно было переодеть детей в сухую одежду. Обеспокоенная Полина Владимировна пришла спросить успели ли дети простудиться, и Леночка радостно рассказала ей об их приключении.
- Мама, один дядя подошел, взял меня на руки и мы быстро. Быстро пошли. Он почти бежал, мадемуазель Мадлен даже отставала с Павликом!
- Что это за история с мужчиной? – Голос госпожи Вершининой звучал удивленно и сердито, и Мадлен пришлось рассказать ей о новом знакомом.
- Ну, это ничего, раз мужчина был офицер и сразу представился по всей форме. Мой муж вероятно даже знает его, всякое может быть. Как вы говорите его фамилия, Дражич, нужно спросить у Антона Савича, когда он вернется.
На следующий день, Полина Владимировна вернулась к этому разговору:
- Воистину тесен мир, или как у нас здесь говорят, Петербург – город маленький. Мой муж знаком с капитаном, о котором вчера шла речь! Мало того, этот капитан служит под началом Антона Савича. Забавное совпадение, надо сказать. Дражич - серб, это слышно и из фамилии, но русский подданный, порядочный офицер, по отзывам. Никогда не знаешь, с какими людьми иногда приходится сталкиваться. Вообще, конечно не стоит пускаться в разговоры с незнакомыми, особенно с мужчинами, но вы, мадемуазель Валениус, я думаю, не позволите в отношении себя никаких вольностей, не так ли?
Мадлен заверила хозяйку, что впредь будет осторожней. Затем она набралась смелости продолжить беседу.
-Капитан Дражич спросил на прощание, может ли он когда-нибудь прийти сюда, чтобы встретиться со мной. Он посетовал на то, что ему довольно одиноко в Петербурге. Могу ли я узнать ваше мнение об этом, мадам Полина?
- Вот это что-то! – Весело произнесла Полина Владимировна.- Одна только короткая встреча, и вот - у вас есть воздыхатель. Ну а что же здесь такого? Вы можете отправиться куда-нибудь, погулять, или в какое-нибудь приличное заведение. В том, по-моему, нет ничего предосудительного.
- Возможно, капитан Дражич и не появится больше у нас на пороге, подумав хорошенько, - вздохнула Мадлен. – Я говорила об этом так, на всякий случай. Я не хотела бы делать ничего у вас за спиной, мадам Полина.
- Очень правильно. Я ценю ваше поведение, Мадлен, - одобрительно отозвалась госпожа Вершинина. – Подождем пару дней. Держу пари, что ваш обожатель объявится сразу, как только ему представится такая возможность.
Полина Владимировна оказалась провидицей. Спустя несколько дней Дражич стоял перед дверями генеральской квартиры с букетом цветов, который он с поклоном вручил Мадлен, когда она вышла на зов горничной.
- Надеюсь, я не пришел не вовремя! – Выдохнул молодой человек. – Вечер так хорош, не согласились бы вы на небольшую прогулку?
- Какие красивые цветы! – Восхитилась Мадлен. – Я с удовольствием пойду. Один момент, я возьму накидку.
Она оставила Дражича ждать в большой прихожей. По возвращении Мадлен увидела, как генерал Вершинин разговаривает о чем-то с капитаном.
- Ага, вот и мадемуазель Мадлен идет, - генерал перешел на французский. – Ну, желаю весело провести время. Осень на носу, через неделю другую уже просто так не погуляешь.
Выйдя на улицу, Мадлен не удержалась от вопроса:
- А вы не испугались, узнав, что забираете меня на прогулку из квартиры вашего начальника? Мне кажется молодые офицеры не очень рады встрече с начальством вне службы.
- Я, естественно знал, где живет генерал Вершинин. Вы дали мне разрешение прийти и этого достаточно. По сути дела, даже, если бы вы не разрешили, я бы все равно пришел, чтобы попытаться заставить вас изменить свое мнение. Я очень благодарен вам за то, что не отвергли мои ухаживания прямо, что называется, в лоб.
Дражич поклонился в сторону Мадлен. Горящее в его глазах восхищение смутило девушку. Они молча шли какое-то время по Слоновой улице в сторону Смольного собора. Мадлен решила сама продолжить беседу.
- Вы сказали, что одиноки в Петербурге. Очевидно, что вы издалека родом.
- Да, не отсюда. Родительский дом находится в деревне, в Сербии. У нас там небольшое поместье, можно даже просто сказать ферма, которой наш род владеет уже много поколений. Там очень красивые места, так, по крайней мере, я думаю.
- Вы не остались управлять имением?
- Нет, я младший сын в семье. Старший брат Владко управляется с хозяйством. Отец уже стар, и не может за всем уследить, хотя он еще крепок.
- Вы довольны военной карьерой в России? – Спросила Мадлен.
- У нас вокруг война. Турки в Боснии, турки в Болгарии, даже в Сербии не везде их нет. Турки это всегда кровь, огонь, слезы. Отец отправил меня в Россию, чтобы я стал настоящим военным. Я хотел бы отправиться в Сербию, в Боснию, в Болгарию, воевать против турок, но служу в Петербурге, и, пока Россия не воюет официально с Турцией, ничего сделать не могу. Даже отправиться ополченцем в сопротивление. Ведь я же русский офицер. Может быть, мне стоило бы оставить службу, уехать на Родину, быть там полезным, хоть кем. Но я…, я не смог этого сделать, я остался в Петербурге…. Да что все обо мне! По какой причине такая привлекательная и такая образованная девушка, как вы, довольствуется в семье Вершининых местом…
- Гувернантки, - дополнила Мадлен. – Я не стыжусь своего положения. А то, почему все так вышло, очень длинная история, вам наскучит ее слушать.
- Ни в коем случае, не наскучит! Я хотел бы узнать о вас побольше, и буду счастлив, если вы окажете мне доверие.
Мадлен начала рассказывать. Говоря по правде, она воспользовалась возможностью излить душу знакомому, который мог бы понять ее положение. Веселин Дражич почему то сразу показался ей таким знакомым. Молодые люди медленно шли вперед, вдоль красивых домов Слоновой улицы, вдоль ограды Академии Генштаба, из сада которой желтые листья с деревьев бесшумно ложились под ноги прохожим.
Мадлен говорила о своем злосчастном обручении, о неожиданной для себя самой смелости, благодаря которой ей удалось вырваться из надвигающихся оков, и о том, как ей пришлось практически бежать в столицу. Сначала она говорила относительно спокойно, но когда ее рассказ дошел до судьбы ее младшей сестры, она не смогла больше сдерживаться. Со слезами на глазах, дрожащим голосом она выпалила:
- Никогда не прощу этого родителям… того, что они загнали Сесилию в эту западню. Муж старше ее, больше чем на двадцать лет! Это как жить в склепе, не имея шансов выбраться наружу. Сесилия никогда не общалась со сверстниками, никогда не встречалась ни с одним молодым человеком. Она ни разу не была, ни на танцах, ни на вечеринках, не каталась в веселой компании на санях зимой и на лодках летом. То есть она не видела, не могла видеть никакой радости в молодой жизни. У нее не было ни малейшей возможности познакомиться с каким–нибудь приятным молодым человеком. Я, по крайней мере, хотя бы успела хоть немного порадоваться молодости, прежде чем…
- Прежде чем старый леший утащил бы вас в свое логово! – Закончил за нее Дражич, широко улыбнувшись.
- Вы смеетесь надо мной! Вы так ничего и не поняли! Боже, мне не нужно было доверяться вам! Ни один мужчина не может понять, что чувствует женщина! Что им за дело?! Мужчина может выбирать и требовать, а женщине остается только соглашаться и благодарить, если хоть кто-то о ней позаботится. Пойдемте назад, я возвращаюсь домой!
Молодой офицер, во время прогулки шедший рядом с Мадлен, нежно прижимая локтем ее руку к себе, сейчас вспыхнул от досады на себя и загородил девушке путь к возвращению.
- Не надо, дорогая мадемуазель Мадлен, не надо! Я не хотел вас ни в коем случае обидеть! Я улыбнулся лишь потому, что вы были так прекрасны в гневе! Вы не должны сердиться на меня. Конечно, вы не могли идти замуж за кого попало. Ведь, к тому же, тогда мы точно бы не познакомились. А это было бы действительно несчастье для меня!
- Вот как? – Спросила Мадлен, наполовину успокоившись. Окончательно она успокоилась, когда Дражич, в очередной раз заверил ее, что он придерживается абсолютно того же мнения, что и Мадлен, и что он понимает, почему последняя решила воспротивиться родительской воле.
- Это был мужественный поступок! Думаю, что не каждая девушка осмелилась бы быть такой решительной. Вы вели себя как герой перед лицом неприятеля, вы не сдались! Это заслуживает уважения!
Мадлен подумала о том, что это было бы, наверное, слишком, записывать родителей в неприятели, но, в любом случае, она забыла о своем решении немедленно вернуться домой, и они продолжили свой путь в сторону Смольного собора.
- Простите меня за мою вспыльчивость, мсье Дражич. Это была глупая вспыльчивость, но я не смогла сдержаться, вспомнив все, что случилось.
Веселин наклонился к руке Мадлен и дотронулся губами до ее пальцев. Несмотря на легкость поцелуя, сквозь тонкий шелк перчатки фрекен Валениус почувствовала, как теплая волна хлынула от руки дальше, вверх, хороводом закружила мысли. Когда капитан поднял голову, их взгляды встретились.
За первой вечерней прогулкой последовали следующие. Когда петербургская осень вступила в свои права, Дражич начал приглашать Мадлен в кондитерские, кофейные и другие приличные заведения.
Вершинины наблюдали за развитием отношений между молодыми людьми с явным удовольствием и одобрением. В конце концов, однажды Полина Владимировна предложила Мадлен пригласить своего ухажера к ним на вечерний чай.
- Пора бы и вам, голубушка, выказать свое расположение капитану Дражичу. Будут только свои, я с мужем и вы с капитаном, никого посторонних, я так полагаю, не надо. Надеюсь, у вас нет возражений против таких домашних посиделок?
- Нет, конечно, нет! Я вам очень признательна, - ответила Мадлен.
Дражич с радостью принял приглашение. Вечер получился очень уютный и приятный. Мадлен, которая изредка видела Вершинина только во время обеда, всегда считала этого усатого громогласного генерала суровым человеком и слегка его побаивалась. Сейчас же Антон Савич выглядел добродушным, обаятельным мужчиной, с чувством юмора, которое помогло быстро улетучиться первоначальной, ненужной официальности. О служебных делах офицеры не проронили ни слова, говорили о вещах приятных и интересных в первую очередь дамам. Прощаясь, генерал предложил молодому подчиненному зайти еще как нибудь, обговорив через Мадлен с Полиной Владимировной, а так же во всеуслышание объявил, что мадемуазель Валениус, которая живет вдали от семьи и прежних приятелей, нашла хорошего друга.
Продолжение следует