Первое, что сделал новый хозяин, это дал мне поесть. Правда такого я ещё не пробовал, но на фоне обрыдшей каши это была пища богов. По дороге домой он заскочил в зоомагазин и купил собачьи консервы. Мясо может и вкусней, но его вкус я уже успел подзабыть.
Вторым делом было купание. Мне и самому не нравилось, как от меня пахло. И блохи продолжали кусать, но в клетке они кусали с учетверённой яростью. Он вымыл меня в тёплой воде с противоблошиным шампунем. А потом сел рядом с обогревателем, положил меня к себе на колени на полотенце и начал перебирать мою шерсть, вылавливая оставшихся обездвиженных насекомых. Каждую пойманную блоху он сжимал ногтями так, что она щёлкала. Споласкивал пальцы в банке с водой, стоящей рядом, и принимался за следующую. А пока его руки занимались делом, он говорил со мной.
-Сейчас мы тебя приведём в порядок, ты будешь чистым и красивым. Небось, блохи уже самому надоели? Да, нам же надо познакомиться! Разрешите представиться, Гриша. А как зовут вас? Это не дело, ходить без имени. Как там ваша порода называется? Дратхаар? Как можно сократить? Драня? Как бы с таким имечком не ходить тебе драным. Драт? Непонятно. А что, если из второй части? Хаар похоже на харю. А у тебя очень даже благородное лицо, и вовсе никакая не харя. Вернёмся к первой части. Дра, дра, дра. Что же у нас начинается на дра? Дракон? Слишком вычурно и холодно. А что, если Дракоша? Мягко и сильно. И ни у кого такого имени нет. Ты согласен быть Дракошей? Я усиленно завилял обрубком хвоста. Дракоша меня вполне устроит. Впрочем, меня бы устроило любое имя, которое мог бы мне придумать Гриша. Плохим словом он всё равно меня бы не обозвал. А Дракоша – мне кажется солидно.
Так хорошо мне ещё никогда не было. И я влюбился. Окончательно и бесповоротно. Гриша! И божество, и вдохновенье! За него я был готов умереть. Но хотелось бы ещё и пожить вместе с ним.
Проконсультировавшись у кого-то по телефону, он втолкнул в меня таблетку от глистов. Через две недели снова, потом принёс меня на прививку в ветлечебницу. Там врач, почти не глядя, сделал мне укол, выдал Грише жёлтую книжечку с синим крестом, как я понял, мой паспорт, и позвал следующего пациента. Ещё через две недели Гриша начал со мной гулять. И гулял он со мной вдоволь. Утром, понятное дело, перед работой он еле-еле давал мне пописать, всё поторапливал: -Быстрей, быстрей!
Зато вечером мы с ним оттягивались по полной программе. Когда он прибегал с работы, он быстренько выводил меня, чтобы я не описался. Потом не спеша кормил меня и ел сам, разговаривал по телефону, а потом переодевался в мой любимый ватник и резиновые сапоги и шёл со мной в парк.
До того, как он начал выводить меня на улицу, мне приходилось все свои дела делать в коридоре на газете. Сейчас же я пользовался газетами тогда, когда Гриша был на работе. А он иногда задерживался допоздна. Мы не чаяли души друг в друге. Мне, конечно, было скучно, пока Гриши не было, но я слушал радио и узнавал много интересного.
Гришаня был моим богом. На самом деле. Я его действительно боготворил. А он меня создавал. Не совсем, конечно, по образу своему и подобию, но всё же по своему разумению. Он учил меня вести себя так, чтобы никому не мешать и, однако, чувствовать себя при этом личностью, пусть и в собачьем обличье. Он учил меня думать, пусть и ненароком. Он и сам не подозревал, насколько для меня важна его привычка разговаривать с самим собой. Скорей всего, он и без меня постоянно разговаривал вслух, комментируя свои мысли. А в моём лице (пардон, морде) у него появился живой постоянный собеседник, с которым можно разговаривать сколько душе угодно. А особенно я был благодарен Гришане за то, что он, заметив, с каким интересом я пялюсь в телевизор, стал оставлять его включённым на весь день, даже когда он уходил на работу. Я был счастлив. Не из-за телевизора, а вообще по жизни.
Потихоньку я рос. Гриша пытался научить меня собачьим премудростям, но потом бросил. Я делал всё, что он просил, с первого раза и без дополнительных объяснений. В дрессировке я не нуждался. Меня надо было воспитывать и учить тому, как устроен этот мир и что такое хорошо, и что такое плохо. Что Гриша и делал. Времени на меня он не жалел. И не переставал удивляться, что я его понимаю с полуслова. Но он так и не додумался, что со мной можно говорить по настоящему. Что меня можно спрашивать, а я отвечу. Меня только надо научиться понимать. Гришаня думал, что я угадываю его мысли телепатически. Я много раз пытался наладить диалог, но тут мой умный Гришаня становился непробиваемо тупым и никак не мог сломать стереотип человеческого мышления. Ведь люди считают, что собаки думать не умеют и слова не понимают. В чём-то они правы. Большинство собак действительно думать не хотят и не любят, а человеческая речь для них так же нераспознаваема, как для людей незнакомый иностранный язык.
Если Гришаня был не на работе и не играл со мной, то чаще всего он сидел за компьютером. Что он писал в своих статьях, я не знаю. На клавиатуре он работал молча, изредка вскрикивая: - Чёрт! Блин! Ага! Надо же!
К компьютеру он относился почти так же трепетно, как и ко мне. Но подозреваю, что любил он не бездушное железо, а свои творения, спрятанные на каких-то там дисках внутри железного ящика. В конце концов, я тоже был его творением, только живым. Я любил дремать у его ног, когда он работал «за ящиком», как он называл компьютер. А если он переходил на кухню, я поднимался и шёл за ним хвостиком. Я сопровождал его даже в туалет и в ванную. Как-то он залез под душ, а я, по своему обыкновению устроился под дверью. Мне снился чудной сон. Другая страна, жаркая. Другие дома. В основном одно- или двухэтажные. Каменные и глинобитные. Люди, одетые непривычно, ладно бы покрой одежды, но и цвет резко отличался от того, что видел я своими глазами и по телевизору. Обычно я различал два – три цвета. Здесь же мне встречалось несколько цветов разных оттенков, в основном коричневый, иногда красный, белый, синий, совсем редко чёрный. Почему-то в этом сне я видел по другому. Я различал не только цвета, но и малейшие оттенки, и знал, как какой называется. Я видел пасущийся неподалёку скот, собак в пыли. А вот собаки были самыми обычными дворнягами, каких много и в наших дворах. Породистых не видно. Высокий сильный мужчина средних лет сидел в своём дворе и тюкал потихонечку топором по деревяшке, любовно её поглаживая перед тем как ударить. Вдруг он остановился. С ним поздоровалась девочка, на мой взгляд лет двенадцати, тринадцати. Симпатичная, но отчего остолбенел мужчина, непонятно. Мой Гришаня на таких внимания не обращал. Она стояла с кувшином на плече и ждала ответа. А он всё стоял. Девочка, смутившись, отошла. Потом я видел, как мужчина после долгих метаний пошёл к родителям девочки свататься, но ему отказали и он впал в чёрную меланхолию из-за этого и бредил, бредил желанием жениться на ней.
Мой сон прервал Гриша. Он выскочил, как ошпаренный, ударив меня дверью, и даже не заметил этого. На бегу вытираясь полотенцем он подскочил к компьютеру и начал что-то быстро печатать, приговаривая: - Йосеф, Мириам, сын божий...
Гриша показался мне в этот момент ненормальным. Я пристроился у него в ногах, хоть мне уже было тяжеловато забираться под письменный стол, места мне там почти не оставалось, подрос я, и снова задремал. Мне снился тот же сон. И, о, чудо, того мужчину оказывается звали Йосеф, а девочку Мириам. Надо же, как Гриша угадал мой сон! Йосеф придумал, как он может получить в жёны Мириам, но проснувшись, я забыл, как он этого добился. А Гришаня всё печатал, печатал. Я уж и телевизор пошёл посмотрел, и несколько раз подходил к хозяину, тыкался ему мордой в колени, а он автоматически трепал меня по холке не отрываясь от монитора. Сбрендил хозяин. Целую неделю всё свободное от работы время он стучал по клаве или торчал в интернете. Наши гулянки сократились до получаса. И то, он что-то наговаривал в диктофон. Иногда я слушал и удивлялся, Гришаня рассказывал мой многосерийный сон. Только видел он его немного по другому. Но чаще я носился с друзьями. Мне стало не хватать движения. А дома я по-прежнему лежал у него в ногах под компьютерным столом и мне продолжал сниться тот же сон. Я видел римлян, видел лошадей, и у меня было ощущение, что я умею на них ездить. Кочевники вытворяли со своими лошадьми что-то непонятное, Йосефу наконец удалось жениться на Мириам и они ждали первенца. Но в отличие от Йосефа, Мириам была достаточно холодна к нему. Она заботилась о нём так, как привыкла заботиться об отце. А Йосеф места себе не находил и всё старался ненароком прикоснуться к своей законной жене. Потом я видел как у них родился сын, потом были и другие дети. Но первенец отличался от них. Он был тих и задумчив. И мать смотрела на него не с умилением, как на других детей, а с благоговением, как будто она лицезрела нечто божественное. Странный сон, он будоражил мою душу. Мне казалось, что я знаю, что будет дальше ещё до того, как видел очередную серию. Бывали дни, и даже недели, когда этот сон ко мне не приходил и тогда Гриша немного успокаивался, печатал мало, какие-нибудь срочные статьи, и начинал гулять со мной, как прежде. И говорил, что у него сегодня нет вдохновения.
А первые весенние выходные мы выехали за город. На Гришу обрушилось сразу несколько выходных. Понятное дело, он решил провести их с пользой, отдохнуть, чтобы потом с удвоенными силами сесть за рукопись. И меня решил побаловать. По случаю поездки он пребывал в наилучшем расположении духа. Но не все окружающие были настроены на ту же волну. В электричке завелась традиционная песня. Тётка напротив нас начала возмущаться.
-Тут людям ехать негде, а всякие тут собак готовы людям на голову посадить.
Я повернул к ней голову.
-Ой, да ещё и без намордника. Она же укусит.
Ну я же не обзывал её мужиком, почему она считает меня сукой?
Гриша начал ей втолковывать, что я не кусаюсь, и что я ещё маленький, восемь месяцев всего, тётка стояла на своём. Она не столько боялась, сколько придуривалась. Запаха страха от неё не было, а вот волна злобы распространялась вполне ощутимая.
-Откуда вы знаете, кусается она или нет, собака есть собака, она непредсказуема.
-Но вы поймите, это всё равно, что на человека надевать наручники только из-за того, что он ударить может. Давайте все дружно закуём себя.
Всё было напрасно, у тётки на всё был один, но железный аргумент: -Собаки должны ходить в наручниках… Тьфу… В намордниках.
Тогда Гриша обратился ко мне:
-Дракоша, ты слышишь, женщина тебя боится, - я кивнул.
-Ты можешь сделать даме что-нибудь приятное, чтобы она тебя больше не боялась? – я задумчиво склонил голову на бок. Что ей может быть приятным? У нас есть конфеты, но если я вытащу конфетку зубами, она побрезгует её брать из моей пасти. Чтобы ещё? Неподалёку сидела симпатизирующая нам женщина с охапкой цветов, вероятно, везла на продажу. Я подошёл к ней, посмотрел ей в глаза.
-Что тебе? Я и рада бы тебе чего-нибудь дать, да у меня ничего нет.
Рада, так рада, за язык никто не тянул. Я сунул морду в охапку, фу, какой противный резкий запах, и аккуратненько вытащил оттуда один цветок. Отнёс скандалистке и положил ей на колени. Все, кто видел, аплодировали. Тётка сидела пунцовая. Естественно, дальше мы ехали спокойно. Гриша попытался было расплатится с цветочницей, но та испуганно замахала руками.
-Что вы, что вы, пустяк, считайте, что это плата за показанное представление. Как вы его научили?
-А его и учить не надо, он всё сам понимает.
Цветочница недоверчиво покачала головой. Гриша не стал спорить. В полной мере он ещё не осознал моих способностей и считал, что я просто потрясающе умная собака, и понимаю интонации, а также угадываю его желания чуть ли не на телепатическом уровне. А если бы осознавал, то тем более не стоило бы привлекать ко мне излишнего внимания. Гриша как-то, по своему обыкновению, рассуждал вслух о том, не пойти ли нам с ним в цирк зарабатывать деньги всякими разными фокусами. Он рассказал мне про цирковых собак, да я и сам видел по телевизору. И на это у дрессировщиков уходили месяцы кропотливой работы? Мы с Гришей могли любой из этих номеров, за исключением тех, где требовалось чисто физическая тренировка, показать без всяких репетиций. Конечно, с такими способностями мы могли бы быть очень известными и богатыми. Меня Гриша мог бы тогда кормить чистым мясом и катались бы мы тогда по всему миру, жили в своё удовольствие. Но… У всего хорошего всегда почему-то есть но. Известный и любимый Гришей писатель Джек Лондон (а если Гриша кого-то любит, то можно быть уверенным, что это мужик стоящий) написал целый роман про собаку. Точнее, он написал про собак много чего, и романов, и повестей, и рассказов. Любил, наверное, он собак. И понимал их. Так вот, написал он про ирландского терьера Майкла, обладавшего необычным даром. Он пел. На самом деле он, конечно, выл, но настолько музыкально, что это воспринималось людьми, как пение. И из-за своего дара он и пострадал. Его попросту украли, а для того, чтобы это сделать, любимого хозяина упекли в лепрозорий, барак для прокажённых. Хотя могли бы и отпустить, он бы уехал. А самого Майкла засунули в цирк. Нынешний цирк получше тогдашнего, но всё равно собакам там приходится несладко. Они фактически являются цирковыми рабами. А тогда творился полный мрак. Издевались над ними, и над всеми цирковыми животными, как хотели. В общем, хлебнул Майкл горя. А отсюда вывод – нечего хвастаться перед всеми и без необходимости показывать свои способности. Мне кажется, что моя способность понимать человеческую речь проявилась тогда, когда меня топили в полиэтиленовом мешке. Возможно, я пережил клиническую смерть и там, на границе жизни и смерти я и обрёл свой талант. Вот только как его использовать, если тебя не понимают? А в конце концов, чего голову забивать? Мне всего восемь месяцев, из меня энергия так и прёт, её растрясывать надо. Мы вышли из электрички и я начал накручивать круги вокруг Гришани. Нагулялись мы в тот день хорошо. Кто бы знал, что больше нам так погулять не удастся?
В следующую нашу вылазку Гришаня честно хотел посвятить мне весь день. Он и посвятил, но не так, как думал. Я трусил следом за Гришей по обочине дороги, когда из-за поворота вылетел пацан на мопеде. На камень он наскочил, что ли? Или в ямку попал? Только поравнявшись со мной он резко вильнул в мою сторону. Благо, для прыжка мне не надо разбегаться. Выпрыгиваю я с места. Я лихо перелетел через канаву, не особо заботясь о том, куда приземлюсь. И всё было бы хорошо, если бы в эти солнечные денёчки хозяин находившегося напротив нас дома не вздумал красить свой забор. На табуретке у него стояла банка с краской, но это было до того, как я спасся от мопеда. А потом табуретка уже лежала, а банка с краской лежала на боку на моём боку. Если непонятно, то я отдыхал, лёжа на правом боку, а на мне мирно почивала открытая банка с краской, тоже в перевёрнутом виде. А на майские праздники Гришины приятели-байдарочники пригласили его с собой. Достал он с антресолей байдарку, сказал мне: - Сорри, браза.
Попросил свою маму Клавдию Васильевну присмотреть за мной два дня, и уехал.
Андрей прислушался, вроде телефон звонит. Весь день сверху сверлят стены, а пацанёнок из квартиры рядом гоняет на всю катушку свои убийственные бум-бумные песни. В каждой не более трёх слов, мотив почти что отсутствует, зато ударники слышны великолепно. Так и есть, звонок.
- -Андрюха, привет!
- -Привет, привет, Гришаня! Как поживаешь?
- -Да поживаю неплохо, отдыхать на два дня ездил, кучу снимков привёз. На проявку уже отдал. Получать сегодня пойду. Я тебе денежку был должен, готов отдать…
- -Принять всегда готов! Ты ко мне подскочишь или мне к тебе?
- -До тебя, честно говоря, далековато, ты в город сегодня собираешься?
- -Да, скоро еду.
- -А может, встретимся неподалёку от Чернышевской, знаешь в доме офицеров кодаковский ларёк?
- -Конечно знаю, сколько туда хожено, перехожено.
- -Через сколько ты там будешь?
- -Через час подгребу.
- -О’кей. Значит, встречаемся через час. Жду.
Ждал действительно Гришаня. С большим кофейно-пятнистым псом. Андрей, как всегда, не смог правильно рассчитать дорогу до метро. В руках Гришаня уже держал пакет с фотографиями. Его лицо показалось Андрею озадаченным. Вместо приветствия Гришаня протянул Андрею фотографии.
-Взгляни, что такое? Видишь на снимках какая-то муаровость. Не могу понять, в чём дело. Совершенно непонятная дымка. И плёнка хорошая, я уже из этой партии штук пять отщёлкал, и проявка у них качественная. Вот чуть раньше снимал, а сейчас только отпечатал – тут всё нормально. А вуоксовская плёнка вся в дымке. Ты, как опытный фотограф, что думаешь по этому поводу?
-Знаешь, сейчас с ходу, боюсь, неправильные предположения выскажу. Ты мне можешь дать пару снимков, я покумекаю на досуге?
-Возьми вот эти. Тут хорошо получилось судно-аэробот. Я в первый раз такое увидел. Подплыл, побалакал со срочником с этого судна, вот и его снял. У него через месяц дембель, дал ему свой телефончик, думал получит парень профессиональные фотографии. А тут такая неприятность. Как ты думаешь, будет к этой вуали придираться? Я ведь ему обещал отличные фотографии.
-А ты сделай вид, что так и задумано. Художественный приём. Не знаю, как ему, а мне нравится. Умеешь ты и ракурс выбрать, и свет учесть. Хотелось бы и мне так научиться.
-Проще простого. Портишь пару килограммов плёнки и, считай, научился.
-Да уж, так сразу и научился. Что ни говори, тут дар нужен. А у тебя он есть. Ты до метро проводить меня можешь?
-Могу, у нас время есть, да, Дракоша? Я вас ещё не познакомил, это мой компаньон Дракоша, а это Андрей, знакомьтесь.
Пёс повилял обрубком хвоста. Андрей улыбнулся. Своих собак у него никогда не было. Мальчишкой он мечтал о собаке, но матушка, помешанная на чистоте, заявляла, что собаку в их дом можно ввести лишь через её труп. Кровожадным Андрей не был, и на собаке был поставлен жирный крест. Потом у него обнаружилось совершенно другое хобби, которое в дом тащить не было необходимости – самолёты. Андрей дневал и ночевал в аэроклубе. А к собакам всегда относился умеренно дружелюбно. Про породу Дракоши он спросить постеснялся, но, похоже, что она присутствовала. Редкостный кофейно-пегий окрас с серым крапом. Шерсть только была непонятной. Местами она была длинной и жёсткой, а спина и бока были гладкими, практически голыми с голубой кожей.
Троица пошла по солнечной стороне улицы. Стояли первые погожие майские деньки. Солнце жарило уже вовсю, хотя ветерок был ещё прохладным. И каждый год Андрея удивляло одно и то же. Одни, как и Андрей, при первом же солнышке скидывали с себя всю лишнюю одежду. Другие же ходили при двадцатиградусной жаре чуть ли не в дублёнках. Его поражало, как можно не снять теплую стёганую куртку и идти, обливаясь потом. Понятно, что при непостоянной питерской погоде выходить с утра налегке многим страшно, но если жарко, почему бы не снять тёплую одежду? Это было выше его понимания. Сам Андрей сегодня надел футболку, и то в ней было немного жарковато. Гришаня выбрал компромисс, рубашка с длинными рукавами, но из тонкого материала. А впереди перед ними шла девушка, привлекающая внимание многих мужчин. Длинная и абсолютно прозрачная юбка полностью открывала безупречные ноги и ягодицы, но в самых интересных местах расцветали то ли тюльпаны, то ли ещё что-то. Андрей был слабоват в ботанике. Гришин взгляд тоже был прикован к нижней половине красотки.
-Что задумался? – рассмеялся Андрей.
-Да интересно, в трусах она или нет, смотри, как ветер юбку раздувает, того и гляди задерёт. Сбоку то бедро просвечивает и видно, что там ничего нет, но кто её знает, может она в стрингах.
-Сейчас узнаем, - пообещал Андрей.
-Ты что, собрался задирать ей юбку? – ошарашено спросил Григорий.
-Сейчас узнаешь, - продолжал набивать себе цену Андрей, напуская флёр загадочности.
Девушка остановилась перед светофором, мужчины поравнялись с ней. Оба скосили глаза на юбку, а точнее на то, что маскировалось под ней.
-Без, - тихо произнёс Андрей.
-Как ты узнал, - шёпотом поинтересовался недоверчивый Гришаня, -ведь спереди тоже цветком прикрыто.
-А ты посмотри, на лобке юбка топорщится от волос. Были бы трусики, всё было бы гладенько, притянуто-обтянуто. Дедукция!
Гришаня сокрушённо покачал головой. Надо же, он старше, опытней, а в такой мелочи не разобрался.
-А если бы она выбрита была? – нашёлся, как возразить Гришаня.
-Ну тогда бы я ошибся.
Видя, что Гришаня немного расстроился, Андрей поспешил сменить тему.
-Чем сейчас займёшься?
-Приду, сразу за компьютер сяду.
-Что ваяешь, статью?
-Да нет. Понимаешь, книгу задумал. Одно из двух, либо это будет бетселлер, либо меня со свету сживут, - оживился Гришаня.
-А тема?
-Новая версия рождения Христа. Объяснимая с позиций материализма, и, что самое интересное, я начал изучать религиозные правила иудеев и уклад их жизни. И получается, что моя версия не противоречит историческим данным. И косвенно подтверждается. И из этого можно сделать много-много выводов.
-А что за версия то? – поинтересовался Андрей.
-Э-э, какой хитрый. Пока не скажу. Вот закончу, тебе одному из первых дам прочитать. А сейчас, сорри, браза, ноу-хау есть ноу-хау.
-Ладно, ловлю на слове. Когда ждать готовый вариант?
- Основная тема уже прописана. Осталось немного конец доделать, и просмотреть внимательно, чтобы каких-нибудь неувязок не пропустить. Если всё хорошо пойдёт, то за месяц справлюсь.
-Замётано. Жду. Скажи хоть, как называется.
-Рабочее название «Сын божий». Если ничего лучше не придумаю, и если нет книг с таким же названием, то так и оставлю.
Мы с Гришей проводили Андрея. Он мне сразу понравился. Сильный, открытый. Хороший друг у Гришани, одобряю. Не торопясь мы дошли до дома. Нам навстречу из подъезда вышел гулять со своим хозяином мой постоянный напарник по играм, ровесник ризеншнауцер. Без меня его боялись спускать с поводка. Совершенно безбашенный и подвижный, как ртуть, он мог вынестись на дорогу под проезжающие мимо машины, или удрать от хозяина за какой-нибудь проходящей собачонкой. Но если рядом был я, то мы без устали носились или валяли друг друга по траве.
Гриша решил сделать мне приятное и разрешил мне погулять без него с Абаром. Мы так уже делали. Гриша не боялся оставлять меня без присмотра. Знал, что я никуда не уйду и глупостей не наделаю. А тут и хозяин ризена за мной понаблюдать может. Гришаня потрепал меня по холке и пошёл домой, работать над рукописью.
Набегались мы от души. А Гриша всё никак не свистел меня из окна. Я решил пойти домой самостоятельно.
При подходе к квартире я подумал: - У нас гость. Поверх запаха Гришани я различил новый незнакомый запах курящего мужчины. Поскрёбся в дверь, она почему-то сразу открылась.
-Ждёт, - подумал я.