- Оу-у-у, в-воу-у-у! –плакал я.
- Успокойся, успокойся, мой хороший, - хозяин в полном смятении укачивал меня, а вокруг него, повизгивая, прыгала моя мама. Наконец он догадался опустить меня на пол, и утешать меня стала уже она. Надо сказать, что у неё это получилось гораздо лучше. Я перестал плакать, уткнулся в мамин живот, мне снова стало хорошо. Но я тут же вспомнил, что мне придётся с ней расстаться, и на меня снова навалилась чёрная тоска. Я уже не выл, а просто беззвучно трясся. С того чёрного дня, когда меня пытались утопить, или с того светлого дня, когда я снова заново родился, человеческая речь мне вдруг сразу стала понятна. Конечно, я не всегда понимал значение тех или иных слов, но мой словарь быстро расширялся. Ни мои однопомётники, ни даже мама людей не понимали. Разве что отдельные слова, жесты, интонации. Я понимал почти всё. И вот сегодня я узнал, что хозяин понесёт меня на какой-то рынок, чтобы пристроить в хорошие руки. Я слышал, как он говорил хозяйке: - Мама, завтра актировка*, из клуба приедет кинолог*. Этого щенка нельзя ему показывать. Его надо отдать самого первого. Сегодня суббота, на рынке народу много, пристрою.
Хозяин кое-как впопыхах оделся, засунул меня за пазуху, и воровато выскользнул за дверь. Сначала нас часто-часто затрясло, потом хозяин остановился, рядом с ним что-то загудело, потом заскрежетало, он сделал шаг, и мы провалились вниз. Дальше он уже просто плавно шагал, и я попытался высунуть нос наружу. Сначала в носу то ли защипало, то ли в нём просто перехватило дыхание, я так и не понял. На улице явно было холоднее, чем дома. Но зато и гораздо интереснее. Ничего этого я раньше не видел. Людей, оказывается, намного больше, чем я думал. Одни попадались нам навстречу, другие обгоняли, некоторые пересекали нам путь. Основная масса двигалась к какому-то металлическому сооружению и там замирала, изредка переминаясь с ноги на ногу. Потом к ним подкатывал какой-то большой металлический ящик, втягивал всех людей в себя и снова начинал движение. Мой хозяин тоже влез в этот ящик.
-Проездные документики, пожалуйста, - раздался над самым ухом визгливый голос.
-Удостоверение, - скороговоркой пробормотал хозяин, достал из кармана картонку и махнул у неё перед носом. Тётка протиснулась дальше.
-Документики! – снова завизжала тётка, уже кому-то другому. - В автобус влезли, а платить будет дядя?
Под аккомпанемент визгливого голоса мы ехали довольно долго. Я чувствовал, как мой хозяин переминался с ноги на ногу, видимо устал стоять на одном месте. И я бы устал. Вот бегать – другое дело. Тут устанешь не скоро.
Двери то открывались, то закрывались, люди входили и выходили. Наконец вышли и мы. Голос в автобусе перед этим объявил: - Калининский рынок. Толпа двигалась в одном направлении мимо рядов столиков и прилавков со всякой всячиной. А потом началось интересное. Напротив друг друга в два ряда стояли люди со щенками и котятами на руках, некоторые стояли возле больших ячеистых ящиков, которые называли манежами, заполненными целыми сворами самых разных щенков. Дальше за стеклом сидели зверьки со странными зубами - их было только четыре, два сверху и два снизу. Желтые, длинные, ужасно некрасивые. Ими эти зверьки быстро-быстро отгрызали от кусков сухарей и морковки. Зверьки были двух типов – с короткими аккуратными хвостиками и с длинными, голыми, чешуйчатыми хвостами. Ещё дальше, тоже за стеклом, сидели самые разные твари, длинные, короткие, круглые и непонятной формы, ползающие, лазающие, большие, маленькие, с чешуёй и с гладкой кожей. Я даже и не представлял, что животных может быть так много. А какие там были запахи! Некоторые били в нос, воняло со страшной силой. А некоторые что-то переворачивали внутри меня. Мне казалось, что я должен немедленно броситься на зверушку, источающую этот запах, схрустнуть её в зубах. Я аж даже вкус почувствовал. Но я сидел за пазухой, а зверушка в клетке. Все остались на своих местах. А дальше началось что-то странное. Два длиннющих ряда сверкали боками стеклянных ёмкостей, за которыми парили мелкие и чуть крупнее разноцветные существа. Они не нуждались в опоре, земля их не интересовала, они просто парили в пространстве. Присмотревшись, я понял, что передвижение происходит в воде. Надо же, интересно, а как они не захлёбываются? Меня вода чуть не погубила, а этим хоть бы хны, плавают себе!
Хозяин вернулся к тому ряду, где стояли, с собаками и кошками, нашёл дырку в людском ряду, и встал, как вкопанный. Стоял он долго, иногда к нему подходили, спрашивали, что у него за порода. Хозяин что-то тихо мямлил по поводу того, что, дескать, щенок похож на дратхаара, а кто на самом деле, бог его знает. Но и денег он не просит, разве что рубль на счастье. Но почему-то никого не интересовал похожий на дратхаара пёс, тем более что большинство и слыхом не слыхивало про такую породу. Мне стало скучно, я заснул. Хозяину, правда, хотелось, чтобы моя морда торчала из-за пазухи на улицу. А я разве против? На улицу, так на улицу. К холодному воздуху я уже привык, а хозяин тёплый, почти, как мама. Хотя она всё равно теплее. И мне это вовсе не кажется. От сладкого сна меня оторвали очередные вопрошающие. Эти не ограничились словами, они решили, что для полного счастья им не хватает потеребить меня за морду, что они и сделали. Меня бесцеремонно разбудили. Руки были вонючие, прокуренные, и они довольно больно потрепали меня за ухо. Естественно, мне сие действие не понравилось, и я попытался уклониться. Руки не отставали, и я огрызнулся.
-О, да он у вас злой! Потом всю семью перекусает. Брать дворняжку для того, чтобы потом работать на бинты? Ну уж дудки!
Дворняжка! Сам ты дворняжка, дурак прокуренный! Я чуть не захлебнулся слюной от возмущения. Приподнялся, в моём горле что-то забулькало, и я неожиданно для самого себя залаял, как мне показалось, оглушительно.
-Надо же, он ещё и тявкает! – заверещала спутница прокуренных пальцев.
Ах, тявкаю! Такого унижения я перенести не мог и в одном порыве я оттолкнулся задними лапами от хозяина, выпрыгнул из его куртки и вцепился зубами в прокуренный палец. Парень резко взмахнул рукой, и я на ней не удержался. Полетел я сначала вверх, а как начал снижаться даже не заметил. Только успел подумать, что, сейчас, наверное, будет больно. Больно, как ни странно, не было. Я сидел на куче щенков в манеже, а они ничего не могли понять, ведь я свалился на них сверху. Я их, конечно, испугал, но, думаю, никому ничего не повредил. Толпа хохотала. Я сначала решил, что надо мной, а потом прислушался к тому, что кричали.
-Поделом получил, жалко у щенка ещё зубов толком нет!
-А видел, палец у него ободран, видно щен до конца его палец не отпускал, вот молодчина.
-Всех щенков перетрогал, зараза. Потом сказал гадость и ушёл!
-И у меня так же. А пёс то молодец, гниду сразу учуял. Весь день сидел спокойно, а тут на тебе, вскинулся.
Хозяин давно меня забрал из чужого манежа, а люди всё ещё обсуждали происшествие. Приставучая парочка поспешила ретироваться. Правда, истеричная дамочка попыталась покричать, что, дескать, за телесные повреждения отвечать придется, и она сейчас милицию приведёт, но сразу несколько человек вырвалось из толпы к ним, и продемонстрировало свою готовность отвести тех под белы рученьки в ближайшее отделение. Тут уж они дали стрекача.
Хозяин всё никак не мог успокоиться, гладил и гладил меня. И почему-то никак не догадывался, что я уже проголодался. Простояли мы ещё долго, хозяин уже начал притоптывать ногами.
- Замёрзли? – участливо спросила соседка.
- Замёрз, и есть уже хочу. Утром не позавтракал, сюда торопился, теперь вот живот подводит, - пожаловался хозяин.
- Так вы сходите, там за углом кафешка есть, достаточно дешёвая, но еду старайтесь выбирать такую, которую трудно испортить, - посоветовала она.
- Спасибо, понял, только, боюсь, место займут, не хотелось бы потом переходить куда-нибудь в угол, где никто не ходит.
-Не беспокойтесь, я подержу вам место, - успокоила его женщина.
- Спасибо, - повторил хозяин и потрусил в кафе.
Там было влажно и душно. Запахи явно кухонные, но совершенно не похожие на те, что распространялись, когда готовили Танюша с Лиза. Там, если готовили мясо, то и пахло мясом, а здесь чёрт те знает чем. Прелая заварка, прокисшая пережаренная капуста, что-то горелое, подтухшая рыба, и над всем этим витал неистребимый запах светло коричневого пойла, заливаемого вёдрами в бак и вытекающего оттуда через кран в мутные стаканы. Хозяину, кажется, тоже не понравилось здесь, он помялся на пороге, потом вздохнул и обречённо встал в очередь, которая, конечно, двигалась, но уж больно медленно. Наконец мы оказались напротив толстой бабы в грязном засаленном одеянии. Ну, слушаю, - она подняла голову и упёрлась взглядом в меня. –А с собаками мы не обслуживаем, - на её лице расплылась гаденькая ухмылочка. – Вы что, таблички на дверях не видели?
- Не видел, - растерялся хозяин. – Да какая это собака! Щенок ещё совсем!
- Ничего не знаю, собака есть собака. Выходите.
В очереди заволновались: - Да вы что, с ума сошли, чем вам щенок помешал?
- Помешал! Не положено! – упорствовала баба.
- Надо же быть такой собаконенавистницей, - вздохнула за нашими спинами женщина.
- Вы думаете, она только собак не любит? Она и людей ненавидит. Спит и видит, как какую-нибудь пакость кому-нибудь устроить. Шкура, - раздался ещё чей-то голос.
- -Твою мать, вот я вам устрою ненавистницу, а ну выматывайтесь все отсюда, проветривание.
-Действительно, отсюда надо уходить, всё равно, пища из её рук отравлена, найдём, где перекусить, - философски заметил парень, стоящий в очереди третьим.
-Как вы смеете? Это что, ваша частная лавочка? Вас сюда поставили клиентов обслуживать, - завозмущалась женщина.
- -Твою мать, выматывайтесь, - баба выскочила из-за прилавка и начала подталкивать парня к выходу.
Он выдернулся из-под лап бабищи, та, несмотря на свои габариты, ловко развернулась, ухватила парня за куртку, и начала теснить его всей своей массой. Вся философия парня куда-то улетучилась, он оттолкнул от себя жирную тушу, взмахнул своим дипломатом и… посыпалось стекло. Помещение было маленьким, а парень большим, рукой с дипломатом он мог достать почти до любого уголочка забегаловки. А прямо за ним находилась витрина с образцами несъедобной продукции. Баба заверещала: - Убивают!
Тут уж у посетителей нервы не выдержали, в мгновение ока
выскочили все, в том числе и мой хозяин.
- Ну что, куда теперь?
- Пошли, тут рядом гастроном есть, там есть куриные грудки в кляре и вполне съедобные котлеты, всего по восемь рублей. Если попросишь, тебе их разогреют в микроволновке, и чай или кофе нальют, только не такой, как здесь, а из пакетика, - парень смахивал на аборигена. – А ещё там отдельчик есть со всякими восточными штучками-дрючками, спаржа там, папоротник и т.п., морковка по-корейски есть. Берёшь грудку побольше, потолще, чтобы кляра поменьше, а мяса побольше, раскладываешь по ней морковку, эх, объедение.
-А чего же ты сразу туда не пошёл? – еле поспевая за длинноногим парнем, удивился мой хозяин.
- -Хотел сэкономить, выпить кофейной бурды с сосиской в тесте, ну а теперь пропадай моя телега, все четыре колеса, стресс надо заесть.
- -Эх, блин, щен то тоже, наверное, проголодался. Надо и ему чего-нибудь купить. Йогурта, что ли? Несладкий, наверное, можно. Это даже хорошо, что мы в магазин пошли, так или иначе сюда пришлось бы идти.
Надо же, догадался! Спасибо жирной бабе, а то у меня в животе уже пищит. Только что такое йогурт?
Йогуртом оказалось что-то молочное в пластиковой баночке. Мамино молоко, конечно, вкуснее, но выбирать не приходилось, и я слопал всё, ведь неизвестно, когда тебя соизволят покормить в следующий раз. После обеда мы вернулись на свой пост на рынке.
Поев, хозяин повеселел. Мы снова заняли то проходное место, но толку от него никакого не было. Хозяин по-прежнему мямлил, что я вроде как дратхаар и что он меня отдаст бесплатно. Стоял он ещё долго. Многие торговцы начали сворачиваться. Мой мялся, не зная, что ему делать. Наконец, к нему подошла развязная девица, в манеж которой я плюхнулся, защищая свою честь.
- Что, не удалось продать?
- Да какое там продать, так бы кто взял. Не могу я с ним домой возвращаться.
- Хотите, я попытаюсь его пристроить?
- Ой, девушка, вы так меня выручите! – обрадовался хозяин. Я и денег оставлю на его кормёжку. У нас он уже фарш ел и молочное. Яйцо мы ему уже давали. Ну, вы, наверное, не хуже моего знаете, чем малышей кормят? Вы ведь, по всему видать, собаками давно занимаетесь.
- Давно, - усмехнулась девица.
- Вот как славно всё устроилось, - продолжал радоваться хозяин. Он протянул девице полтинник. Та оскорблённо посмотрела на него круглыми глазами.
- Я не хотел вас обидеть, но ведь есть ему что-то надо, - стушевался хозяин.
- Естественно, надо. Дай бог, я его в следующие выходные пристрою, а то может ещё неделю ждать придётся. Всё это время его кормить, и убирать за ним, и всё это вы хотите, чтобы я за полтинник делала? – возмущению девицы не было предела.
- А сколько надо? – ошарашенно спросил хозяин.
- Пятьсот, - отрезала девица.
- Но у меня нет столько, сейчас посмотрю. Вот, триста пятьдесят есть. Возьмёте?
Девица молча забрала меня и деньги и потопала к своему манежу. Сунула меня к своим щенкам, за пазухой она держать меня явно не собиралась.
Хозяин развернулся и понуро пошёл восвояси. Мне снова захотелось плакать, но я сдержал рыдания, понимая, что хозяину будет ещё тяжелей уходить. Да и новая хозяйка вряд ли оценит по достоинству мои вокальные упражнения. Скоро
к ней подошёл качающийся мужик. Воняло от него жутко. Изо рта хуже всего. Молча схватил манеж, погрузил его на тележку и покатил. Вёз он нас долго. У меня от тряски заболел живот. Несколько раз манеж съезжал с тележки и падал на землю. Я больно прикусил язык при очередном падении. Наконец неудобное путешествие было закончено. Мужик остановился у грязной обшарпанной железной двери, нашарил в кармане ключ, и, потыкав несколько минут им в дверь, наконец, смог открыть её. Ступеньки вели вниз. Было темно и холодно. Пахло сыростью, плесенью, чьими-то экскрементами (так называл продукты нашей жизнедеятельности врач). Вдоль труб стояли железные клетки, в которых сидели собаки и кошки. В свете тусклой лампочки виднелись плешивые головы. Нас тоже посадили в клетки. Там валялось какое-то тряпьё. Я внезапно подскочил. Что-то меня укусило. Но я никого не видел. Я попытался поймать невидимого кусальщика зубами, но не уверен, что у меня это получилось. Вскоре я заметил, что остальные щенки тоже покусывают себя, их тоже, наверное, кто-то жалит. Кроме того, они время от времени били себя задней ногой по лопатке в надежде достать до уха. Там у них чесалось. Уши меня пока не беспокоили, а укусы следовали один за другим. Я беспокойно вертелся, пытаясь как-то уменьшить зуд, но у меня ничего не выходило. Нормально заснуть я в эту ночь не смог. Постоянно просыпался и зубами искал зловредных животных, которых взрослые собаки называли блохами.
Вечером и утром нам совали в клетку большой таз, заполненный склизкой кашей. Я понюхал и есть не стал. Абсолютно невкусно. Да я ещё хорошо помнил возглас врача: -Какие каши, я вас спрашиваю?
Я точно тогда усвоил, что каша не собачья еда и ждал, когда мужик или девица одумаются и дадут нам мяса или хотя бы рыбы. На моё пропитание им точно денег выделено. Мужик, мыча, показал девице жестами, что я не ем. Она скривилась: -Ну не корми его тогда пару дней, посмотрим, что он тогда запоёт.
На следующий день было воскресенье, и меня опять посадили в манеж и повезли на рынок. Ну и намёрзся я там! У хозяина я сидел за пазухой, мне было тепло. А сейчас я сидел в продуваемом манеже, и греться я мог только о своих товарищей по несчастью. Благо, большинство из них было пушистыми. Девица зазывала покупателей. Кроме нас у неё ещё были котята в сумке. Я недоумевал. Один и тот же котёнок у неё оказывался то котом, то кошечкой. Потом я сообразил в чём дело. Она сначала интересовалась, кто нужен, а потом выуживала подходящего по окрасу и пушистости котенка, невзирая на его настоящий пол. Со щенками этот номер не проходил. Подавляющее большинство людей знало, что у кобелей пипка торчит посреди живота, а у сук она отведена далеко назад и живот у них пустой. Но одним неучам девица умудрилась втюхать пушистую сучку, выдав её за кобеля кавказца. Она их уверила, что у маленьких щенков у всех так и в доказательство своих слов она быстро показала всех сук из нашего манежа. Меня и пару других кобелей она почему-то доставать из манежа не стала. В том, что та маленькая вертлявая сучонка принадлежит к грозному племени пастухов-волкодавов я очень сомневался, но высказать вслух свои сомнения не мог. Да и стоило ли? Пусть хоть она быстрей попадёт в другие руки, согреется. Её, наверное, и накормят сразу же, вон как выспрашивают подробно о том, чем можно кормить щенка. Девица уже злилась, ей хотелось как можно быстрей отвязаться от добросовестных покупателей. Заплатили деньги и валите отсюда, было написано на её лице. Но люди не понимали и продолжали пытать её, не давая ей заняться рекламой других щенков. В результате я так и остался непроданным. Но мне показалось, что сумма, которую просила за меня девица была великовата. Всем она называла либо сто долларов, либо три тысячи рублей. Судя по тому, как реагировали люди, это было много. К вечеру манеж почти не опустел. Продалось три щенка, и девица была недовольна выручкой. Опять появился немой мужик и повёз нас по тряской дороге. Сегодня обошлось без падений.
При раздаче каши меня теперь принципиально выдворяли из клетки и сажали туда снова тогда, когда таз пустел. Живот у меня давно уже подвело, слабость на меня наваливалась с каждым часом всё больше и больше. Хорошо, что в следующие дни меня никуда не возили. Голодный, я не смог бы согреться. Здесь, в подвале, мне и то было зябко. А что будет на улице? В будние дни на работу брали взрослых собак. Они сидели с ведёрком в зубах под плакатом: «Помогите собачьему приюту на кормёжку животных». Об этом мне рассказала взрослая мелкая беременная сука непонятной породы, повязанная кобелём чи-хуа-хуа с целью получить щенков, похожих на него. Суку же, если она не разродится нормально, могли и зарезать заживо, нужны были только щенки. А выкормить было кому подсунуть. Одновременно в подвале всегда было несколько помётов. Самое печальное, что она знала о своей возможной участи, но поделать ничего не могла. До неё с одной собакой уже поступили так. Она никак не могла разродиться. Влили в неё спирт, а потом располосовали живот. Щенков достали, а её оставили помирать разрезанную. Уже потом немой пожалел её и несколькими ударами убил.
Моя наставница посоветовала не отказываться от каши. Да я уже и сам чувствовал, что если не съем хоть что-нибудь, то отдам богу душу. У меня уже не было сил реагировать на блошиные укусы. Я просто лежал, положив голову на лапы, и силы медленно уходили из меня. Наконец в среду утром до тазика с кашей допустили и меня. Я набросился на неё так, как будто это было вкуснейшее мясо. Хватал её зубами и заглатывал, давясь, огромными порциями. Меня оттащили за шкирку. И, наверное, правильно сделали. После трёхдневной голодухи мне могло стать плохо от большого количества еды, да ещё и такой скверной.
Я снова почувствовал, что могу двигаться. И снова меня начали мучить блохи. Вдобавок я почувствовал, что и в ушах у меня засвербило. Но я ничего не мог с этим поделать, и мне пришлось терпеть.
Зато в субботу я был вознаграждён за все мои мучения. Сразу же, как только нас принесли на рынок, меня купили. Мужчина с озорными глазами проходил мимо, а я в это время затеял возню с толстым новеньким увальнем. Я теребил его за загривок, наскакивал на него, а он вяло огрызался. Мужчина резко повернул к нашему манежу и спросил: -Кто это, я такой породы не знаю?
-Это дратхаар, охотничья порода, немецкая длинношёрстная легавая. Сильная и смелая собака.
-Сколько стоит?
-Сто пятьдесят баксов, - брякнула девица.
Мужчина вздохнул и отошёл от манежа. Я тоже вздохнул, пронзительные озорные глаза мне понравились. Потом онснова подошёл, взял меня на руки. Подержал, что-то прикидывая. Опустил меня обратно в манеж и снова отошёл. Минут через десять вернулся и спросил у девицы: -Мне не нужна родословная, а наскрести могу только две тысячи. Отдадите?
Девица для вида поломалась, и согласилась отдать меня за предложенные деньги. Я был счастлив и от избытка чувств лизнул новообретённого хозяина в нос. Снова я сидел за пазухой. Снова мне было тепло и спокойно. Концлагерь кончился. Начиналась жизнь.