Взлетали юбки, и птицы пели о чем-то хорошем, и возвышенные слоги сочились из уст влюбленных – медом на литавры. Чтобы сладко, чтобы не отказала, чтобы «пусть отказала, но не сейчас».
И речка била в берега, и волна становилась резкой. Катер скрывался, выныривая по другую сторону моста, в который раз шамкая громкоговорителем, и в который раз затихая по воле чьей-то умелой руки. Солнце скидывало людские одежды, обещая долгую жизнь, било по затылкам теплом ладони, заставляя прикрывать глаза, отчего казалось, что на свете все чудесно, а умиротворение никогда не кончится.
Леся сидела на палубе и наслаждалась.
- Вам хорошо? – Рубинчик склонился над девушкой. Не нужно было следить за его взглядом, чтобы понять, тот скорей под блузой, чем на.
- Очень хорошо, - ответила Леся, улыбнувшись. – Вы турист?
- Нет, - Рубинчик присел, не дожидаясь приглашения. – Я живу недалеко. Просто захотел прокатиться. Все дожди, дожди, а сегодня солнце. Я – врач, - поспешил он оправдать свой интерес.
Рубинчик был в легкой льняной рубахе, в светлых брюках и туфлях. Обыкновенный нос, средний, не примечательный, тонкие губы и прорезанный двумя бороздами морщин лоб выдали в нем человека занятого, кого эта занятость сожрала без остатка.
Говорить было не о чем, а уходить – жаль. Рубинчик решился на знакомство.
– А хотите я угадаю, когда Ваш День рождения?
Леся едва вскинула левую бровь.
- День рождения у Вас сегодня.
- Верно, – глаза весело блеснули и девушка, - Рубинчик давал руку на отсеченье, - специально развернулась, чтобы видна была ее грудь в полу расстегнутой блузе.
- Скажите, Вы ведь точно наугад спросили, да?
Разговор завязался, превращаясь в мозаику с главным рисунком – мужчина, женщина.
Вскоре катер остановился, люди сошли на берег. Первые шаги смешили. Были такими, словно ты выпил: тело не слушалось, хотя голова соображала вполне.
- Пойдем, пойдем, - подговаривала Леся, увлекая нового знакомого.
Метрах в пятидесяти расположился старенький бар-ресторан до боли знакомый «Кровавой Мери».
«Не дорого», - оценил Рубинчик, мысленно подсчитывая наличность в кармане и переступая порог.
Торопиться не хотелось. Приключение и этот катер, и Леся отвлекли от буден, куда неминуемо предстояло вернуться.
- Вы не ревнивы? – спросила девушка, прислонившись к стене.
- Нет. Думаю, нет. Определенно.
- А Ваша жена?
- О-о, - протянул Рубинчик. – Мавр. Мавр в юбке. В смысле – очень. Задушит – не заметит.
- Это хорошо, - кивнула Леся. – Хорошо, что Вы не ревнуете, - добавила она. - Ревнует тот, кто любит, - и не дав мужчине поддержать диалог и как-то убедить в обратном, огорошила. – А Вы перед сексом пиво пьете?
Рубинчик врос в кресло. Ему стало не по себе. Как бы хороша не была Леся, тему интимную перед первой встречной озвучивать совершенно не хотелось. В звуке голоса, в выражении лица его стало столько холода и отчужденности, что он вполне мог бы заменить Кая, складывающего изо льда известное слово.
- Я почему спрашиваю, - быстро проговорила Леся, вспыхнув. – От этого вкус спермы меняется.
Рубинчик поперхнулся.
Белый павильон на противоположной стороне улицы поплыл цветами. Туда же пустились рекламные щиты, конструкции и «Немецкая обувь». Сердце застучало, заиграло.
Посетителей становилось все больше. Создалось впечатление, что всех вваливающихся в бар охватило радостное возбуждение.
- А это имеет значение? – снисходительно улыбнулся Рубинчик, мысленно расстегивая ремень. Хотелось пить. Причем пиво. А Леся молчала. Рубинчик закинул ногу на ногу.
- Конечно, имеет, - поторопилась Леся, открыто взглянув.
Краска на щеках, блеск глаз, порыв – все говорило о возбуждении. Ладонь Леси, коснулась пальцев Рубинчика.
- Понимаешь, мы на «ты», да? – не дожидаясь ответа, она продолжила. – Это важно. Вот, например, мне хочется, - девушка запнулась, – попробовать, а я не люблю когда она горькая. Ты не заказывай сейчас, хорошо?
- Хорошо, - отозвался радостный Рубинчик. - Что за день, боги, - думал он. – Катер, солнце, отсос. Сама предлагает. Да хрен с ним с пивом. Можно полчаса потерпеть. Низ живота приятно ныл. Хотелось, чтобы успокоили лаской.
- Леська, какими судьбами! – у стола застыла глыба.
Рубинчик даже не услышал, как к столику подошли. Появление парня ожидалось менее всего.
«Шантаж. А у меня только десять штук и то в кабинете. Муж? бой? А может убежать?» – мысли бились и застревали ответами.
- Леська, ты подумай, вот хрен моржовый: я на выставку, выставки нет.
Фактура парня плохо сочеталась со словом «выставка», разве что «коневодства», отчего Рубинчик самодовольно ухмыльнулся.
- Это Ромка, - представила Леся знакомого. – Ромка – художник. Он дома штукатурит.
Рубинчик посмотрел на руки и тело художника Ромки и почувствовал разряженную не в горах атмосферу.
- Воды! Воды-ы! – завопил Ромка пафосно, бросившись к барной стойке. – Только вы…
О чем дальше шла речь, Рубинчик не слышал, они с Лесей ушли. Куда, зачем, мужчина и сам недоумевал. Экстаз и томление остались позади.
- Идем, - проговорила Леся, вложив свою ладошку в ладонь Рубинчика. Ее указательный пальчик хулиганил и щекотал.
Зелень деревьев, прибой, глупые позывные катеров и чаек творили чудеса.
- Так я пиво не пил, - широко улыбаясь, напомнил мужчина, едва сдавив Лесину ладошку.
- А водку?
- Вчера, - соврал Рубинчик.
- Жаль. Горькая значит.
- Чего?
- Сперма горькая будет.
Мужчина остановился. Леся не шутила. Нет, она определенно не шутила.
- Так, ты чего хочешь?
Девушка молчала, только улыбалась издевательски загадочно и призывно.
- Я пил два дня назад. Пойло. Пиво сегодня. Курил хрен знает сколько часов назад. Спортом не занимаюсь, в библиотеку не хожу. Потому сперма горькая, густая, со вкусом дыма, - Рубинчик призадумался и добавил. – Предполагаю.
На душе было радостно и страшно. Спокойствие не приходило. Везде шлялись люди, а кончить хотелось сейчас. Город ворчал и ворчал сердито, звуки его неясные, как язык чучмена, отскакивали от гранита и тонули в воде. Леся дрожала. Внутренней неуправляемой дрожью. Рубинчик сглотнул. Он осмелел и, казалось, не обращал внимание, что стоят они с Лесей на мосту, что руки ее давно проникли под его рубаху.
«Что ж ты делаешь…», - хотелось сказать Рубинчику, но все, на что он был способен – обнять Лесины бедра и ткнуться в нее, дав понять, что нет сил смотреть ни на волны, ни на проходящие юбки, ни на голые икры. Что сейчас, в данную минуту, ему все равно, что случится в мире.
- Я покажу тебе «бабочку», - шептала Леся.
Рубинчику стало казаться, что плоть его живет своей жизнью, а тишина вот-вот взорвется...
Приходящие на пристань люди пропадали во чреве катеров, уносящих их к другим проспектам. Город потерял в звуках. Магазины спешно выбросили ругательное «закрыто», и, тускло сверкнув золотыми погонами крыш, сгинуло солнце.
В свете дрогнувшего молочным фонаря можно было видеть пьяного человека, похожего на Рубинчика. Он шел счастливый, улыбался и не собирался ни перед кем оправдываться.