Героический поступок
«Ух, только бы мне назад попасть, в телевизор, убью ведь, морду ему раскрошу, места живого не будет, вот гнида какая», - с ненавистью бормотал теперь уже бывший участник реалити-шоу Николай, глядя на смазливую холеную и откормленную, как ему внезапно вдруг показалось, физиономию Мити. Но пустят ли «в телевизор»? Коля не знал. Его отважная натура истинного война и борца за справедливость не могла вынести одной мысли о том, что друг его предал, и как! Нанес удар в спину. Пока его не было «в телевизоре», Митя на очередном голосовании перечеркнул фотографию Сони, и теперь сам Николай вынужден был вернуться в телевизионный городок за своими вещами.
Оставаться там без своей девушки не было смысла, да он и действительно этого не хотел, не до такой уж степени он за этот телепроект цеплялся. Тяжелоатлет, Геркулес с бицепсами сказочных размеров, Коля давно достиг своих минимальных целей – прославился как модный культурист и нашел подходящую скромную тихую миловидную девушку. Поскольку он был москвичом, то и переживал свой уход не с такой остротой, как многие другие, приезжие из далеких мест родины. Он вполне спокойно готов был ждать выгодных предложений от работодателей – ведь он же телезвезда реалити-шоу с полугодовым стажем! А уж в Соне, провинциальной золушке, казавшейся ему воплощением смирения, кротости и безответной доброты, он и вовсе не сомневался. Его она устраивала на сто процентов, он лучшего не желал и искать не собирался, вопросов, нужен ли ей лично он или его телестатус с московской квартирой в придачу, он сам себе не задавал. Коле казалось, что думать такое о Соне – кощунство. Его идеализм был вполне искренним и даже подкупал, сглаживая впечатление от резких грубых бестактных слов и действий по отношению к другим участникам реалити-шоу.
«Ангел – не то, что эти нахалки и сплетницы с телепроекта, не чета этим наглым москвичкам», - Коля в умилении разглядывал фотографии Сони, миниатюрной блондинки с длинной косой и серыми глазами. Она так редко улыбалась, но ему это даже нравилось – русские красавицы из деревень на картинках детских книг, запавших ему в душу, всегда были серьезные, хозяйственные, неприступные. Марья Моревна, Настасья царевна, Царевна Лебедь – эти образы царили в его воображении. Несмотря на свою внешнюю грубоватость и жесткость, Коля в душе был рыцарем.
- Говорят же, гнилая интеллигенция, - жаловался он ведущей, вернувшись в телегородок якобы за вещами, а на самом деле мечтая отомстить своему обидчику. – А я ему доверял, советы давал, вот сволочь, скотина, вот наглая образина. И ведь корчит из себя порядочного, говорит, учился там где-то, фразы красивые строит. Учился, а совести нету! У интеллигенции этой вообще ее нету, и Ленин был прав насчет них. У меня дед – крестьянин, отец – рабочий, и я теперь всех вот таких… ненавижу. Мотыгу им в руки, и в поле, а не языком чесать и друзей подставлять. Крыса продажная, гнида, предатель!
Коля, планировавший раскрыть свой план мести далеко не сразу, не смог сдержаться и разозлился во время первого же тет-а-тета с ведущей. Она с трудом пыталась его успокоить.
- Ну, ты же знаешь, решение о том, кому уйти на голосовании, принимают не участники, это от руководства идет, голосования эти – спектакль. Якобы вы решаете. Ты же сам здесь полгода пробыл. И в заговорах, между прочим, участвовал.
- Это против врагов, против мелких пакостников, против всяких змеенышей, чтобы палки в колеса мне и моим друганам не вставляли. А чтобы против друзей? Это я-то? Когда?! Ты мне зубы-то не заговаривай, я и так знаю, что это решение руководства, но он, лично он, в этом мог не участвовать. Ведь про остальных я молчу, с кем не дружил-не братался, мне по барабану, они мне – никто, я им - тоже. А этой… подлизе я спуску не дам.
- Ты думаешь, ему Василиса велела так голосовать? Ну, хорошо, допустим, он ее послушался, но это нормально, ведь он ее любит… Почему он должен выбирать дружбу с тобой, а не желание своей девушки?
- Да что ей Сонька плохого-то сделала, Елисеевой вашей? Это просто ее каприз – хочу, чтобы та ушла, хочу, чтобы эта осталась… теперь все должны под ее дудку плясать?
Простодушное негодование Коли в какой-то мере ведущая разделяла, ей тоже не нравилось злоупотребление старыми участниками, (возомнившими о своей незаменимости бог знает, что) своих преимуществ перед новенькими. Дедовщина, как в армии, здесь процветала, в какой-то степени поощрялась и даже театрально разыгрывалась, чтобы вызвать у зрителей непосредственные эмоции. Кто должен уйти, кто остаться – во многом решали старожилы телепроекта, новенькие их побаивались (или изображали страх) и продумывали свою тактику выживания. Подлизываться, «шестерить», как это явно делал стриптизер Митя (которому очень хотелось здесь задержаться, и не абы как, а в качестве партнера примы, звезды, Елисеевой Василисы) или бросать вызов стареньким и играть в свои игры. Самим становиться вровень со звездами, доказывать «яркость» продюсерам и аудитории. Получалось это у единиц, но редкие примеры вдохновляли немногих смельчаков, выбравших для себя именно эту, куда более трудную, ипостась. Были случаи и смены статуса (кто-то делал здесь невероятную телекарьеру – из грязи в князи, из фонового персонажа в ведущие, основные), но Митя прославился только скандальным голосованием против девушки друга и тем, что за этим последовало.
- Ты чью фотографию перечеркнул? Отвечай, крысеныш, - Коля, насупившись, мрачно смотрел на будущего противника, оценивая его потенциал. Как настоящий граф Монте-Кристо, он молчал о своих намерениях. То, что драка должна состояться, и именно «в телевизоре», знал пока он один. Лицо предателя исказилось – страх проник в его душу.
- Ну, перечеркнул и перечеркнул… что тут такого? Она все равно бы ушла… нам редактор сказал, вашу пару решили убрать. И все вас перечеркнули… ну, почти все… то есть…
- Вот именно, гад ты ползучий, почти все… почти! Друзья-то меня не продали, не кинули, не подставили, а ты… вонючка такая…
- Ну, не такие уж мы и друзья… - залепетал Митя, судорожно соображая, как выпутаться из этой передряги. – Разговаривали, в бильярд играли… так это еще и не дружба…
- Не дружба? А дружба-то что, по-твоему, мымра? Я даже тебя человеком назвать не могу, ты знаешь, кто? Ты – низшая форма жизни.
Последнюю фразу Коля услышал в переводе одного из американских телесериалов, ему показалось, что это – изысканное ругательство, он запомнил и вовремя, как сам считал, вставил. Не все ж этим типам с образованием словечками разными сыпать, он тоже не лыком шит.
- Ты можешь за ней не уходить, оставайся, - Митя попытался кривоватой улыбкой сгладить ситуацию, но его недруг разъярился так, что на него страшно стало смотреть: выпученные глаза, налитые кровью, как у мстителей из индийских фильмов.
- Я не предатель… ты понял?!
- Да что ты так серьезно, это же шоу…
- Для таких, как ты, все – шоу, куда ни плюнь, шоу. Знаешь, что я тебе скажу? Ты гнилой пацан. Я в разведку с тобой не пошел бы.
Мысль о возможном походе в разведку никогда не приходила Мите в голову, он вообще, несмотря на свои габариты, был на редкость трусоват и физически, и психологически, а понятие «морали» или каких-то там абстрактных «принципов» применял исключительно в тех ситуациях, когда это ему было выгодно и позволяло выглядеть благородно. На наивных телезрительниц, особенно пенсионного возраста, он производил впечатление «правильного», надежного и воспитанного молодого человека. А уж когда брал в руки гобой и наигрывал сладенькие мелодии, часть аудитории просто рыдала. «Герой из старой черно-белой романтической мелодрамы», - думали чувствительные старушки. Им Митя умел понравиться, скрывая свою исключительно приспособленческую лакейскую суть. Сейчас он служил верой и правдой барыне, Василисе, и готов был терпеть любые ее нападки, упреки и оскорбления, чтобы погреться в лучах ее одиозной славы.
- Ребята, может, хватит перепираться? Соня уже ушла, ты говорил, что любишь ее, так что тебя держит здесь, Николай? – спросила ведущая, надеясь на то, что конфликт, не предусмотренный сценарием, все же можно еще как-то сгладить.
- Я уйду, вы не сомневайтесь. Если сказал – я делаю. Но сначала…
Коля приблизился к Мите. Участники подбежали к ним, надеясь предотвратить свару, но было поздно. Один из недругов с таким ожесточением колотил другого, что вмешаться – значило, очень серьезно рискнуть. Всей душой прямолинейный Коля верил, что сражается он за правду, но Митя спортсменом не был, а профессионалам применять специфические приемы в уличной схватке нельзя. Митя не мог победить, это было ясно с самого начала, в итоге, когда противников все же разняли, Коля, глядя на недруга, и сам ужаснулся масштабам своей мести. Одно дело – планировать что-то, другое – осуществить это, точно и методично. Победа радости не принесла, он даже почувствовал что-то, похожее на сожаление, но в этот день решил доиграть свою роль до конца. Чтобы уйти красиво. На протяжении своего пребывания в телевизионном городке Коля регулярно всех проверял на «гнилость», и удалиться он должен был не как жертва интриг и «крысиного заговора», а как борец за правое дело.
- Митя в больнице, у него серьезные травмы, Коля, ну как так можно? – ведущая была в ужасе.
- Он мне – удар в спину, а я ему – прямо в лицо. И кто из нас – гниль? – Коля пытался держать моральный удар, хотя это ему было нелегко. Он действительно был подвержен приступам необузданного гнева и сам боялся себя в такие минуты.
- А что скажет Соня, ты об этом подумал? Ей понравится, что ты из-за нее искалечил человека? Еще неизвестно, какие у Мити последствия будут…
- Я за нее всех порву, - заявил он. – Сидела тут, тихая девушка, никого не трогала, и вдруг – все против нее голосуют? Да она никого тут пальцем не тронула, слова плохого не говорила… за что ее так?
От возмущения его буквально затрясло, несправедливость по отношению к лучезарному образу Сони, его Дульсинеи, была преступлением, требовавшим возмездия. Иначе он просто не смог бы жить дальше. «Я должен был так поступить», - говорил себе Коля, вспоминая, как нежно звучал по телефону ее голосок, и как мужественно держалась эта хрупкая, похожая на маленький ландыш, девушка в страшный, роковой день голосования против нее. Большинство – один за другим – перечеркнули ее фотографию. Она не пролила ни слезинки! И даже с удовольствием позировала перед камерами с чемоданом в руках.
У Коли сердце разрывалось от жалости к ней, когда он смотрел эти кадры, – и некому было вступиться за эту несчастную жертву коварных злодеев. Но у нее есть он – теперь вся страна это знает. Пусть только попробует кто-то напакостить Соне! Да, ему было за что сражаться, и Коля верил, что чувство гордости за его бесстрашие станет той драгоценной наградой, которую он и искал.
- Где Соня? Я вернулся домой, а ее нет, и вещи ее найти не могу… - кричал он, дозвонившись, наконец, до ее матери в Саратов.
- Она же записку тебе написала, ты что, не читал?
- А где?
- На столе… на кухонном… - голос матери звучал раздраженно. Она явно хотела поскорее закончить разговор.
- А что случилось?
- Ну, почитай и поймешь… что вы ко мне-то? Сами не можете выяснить отношения? Поговорили давно бы.
- О чем?! – Коля был изумлен.
- Записку читай.
Она положила трубку. Коля бросился на кухню, нашел конверт, развернул его – письмо оказалось коротким, сухим, лаконичным. Каждое слово – по делу. Оно внесло полную ясность: «Мне предложили контракт заграничный, и я согласилась. Условия и зарплата – что надо. Потом увеличат. Проект мне помог, я расстроилась, когда выгнали, но теперь даже рада: все к лучшему, чао».