Это был большой трёхэтажный дом с балконами и одинаковыми шторами на окнах. С крохотным парком сольфериновых бунгевилий, спрятавшимися за кружевным высоким забором, с одиночеством пустых скамеек на аккуратных дорожках территории. Тишина и всегда запертые, громоздкие ворота.
" Резиденция третьего возраста" - так называют здесь, в Европе. Проще и понятнее - дом престарелых. Элитный дом для старцев, так опрометчиво задержавшихся среди живых.
На верхнем этаже догнивали свой век самые дряхлые и лежачие клиенты.
И если в нижние помещения иногда заглядывали гости, то сюда не поднимался никто, кроме персонала.
Впрочем, нет. К девяностодвухлетней старушке, недвижимой уже более трёх лет, приходила состарившаяся дочь.
Она садилась на стул рядом с кроватью и вела долгие разговоры с давно оглохшей матерью.
Просила прощения, гладила пергаментно-сухую руку, плакала иногда и вспоминала, вспоминала...
Она посещала свою мать каждый день. Два года. Не пропуская праздники и выходные.
Два года она жила на втором этаже этого заведения.
Её дети. Они бывали здесь раз в три месяца. Поочерёдно. По установленному ими графику. С трудом отбывая положенный срок.
В стерильном доме особенно была заметна стерильность чувств.