Никогда не думала, что тридцать граммов сорокапятиградусного бальзама могут сработать как бальзам на душу. Мне было хреново, пусть простит меня, кто может, за такое нелитературное слово. Мне было тоскливо, мне хотелось плакать. Но я не привыкла лить слёзы и поэтому просто бродила по пустому офису, не в силах заставить себя заняться ящичками, полочками, шкафчиками, закоулочками. Думать я не могла, а никакой тупой работы мне не находилось. Только заляпанное ковровое покрытие мозолило глаза. Но если за него браться, то все шестьдесят квадратных метров ковролина придётся вычистить, это слишком большая доза для лечения хандры. Ничего, доживёт до субботника. Если, конечно, фирма к тому времени не закроется. Да и не хочу я ничего больше делать для ЭТОЙ фирмы с ЭТИМ хозяином.
Началось всё с того, что у нашего самого главного началась форменная истерика.
- Через неделю приезжает клиент, что мы ему покажем? Три месяца прошло, где проделанная работа? Чем вы тут занимались всё время? Куда смотрит генеральный директор? И чем он сам занят? Распустил, понимашь, сотрудников, чаи с ними целый день гоняет (а мы как раз вчера только в восемь часов вечера вспомнили, что ещё не завтракали).
И всё в таком духе с небольшими вариациями в течение нескольких часов. Иногда он прерывался на телефонные разговоры, в том числе и с клиентами. И всем жаловался на своих сотрудников, которые не могут выполнить заказ в срок!
Мы могли вытерпеть всё: его ругань, его несправедливые упрёки, его обвинения в непрофессионализме и нарушении обещаний, но как он додумался дискредитировать собственную фирму, мы понять не могли. Всё, что мы с таким трудом за это время наработали, причём за мизерную зарплату, за обещание дальнейшей красивой жизни, весь задел, созданный на голяковом энтузиазме, без должного финансирования, всё псу под хвост. Да, никто из нас не был специалистом по рекламе. Наш генеральный, дизайнер, сисадмин и я, каждый из нас выполнял кучу параллельных обязанностей. Мы сами фотографировали, печатали, брошюровали, потому что самим получалось дешевле, чем на ризографе. А типографии за маленькие тиражи брали столько же. Я даже несколько ночей провела за швейной машинкой, выполняя заказ одного из клиентов. Тому были нужны бархатные сумочки с логотипом, и нужны они были ему, как всегда, ещё вчера. В среду утром у него самолёт. Все крупные рекламные агентства послали его подальше, а нам заказы нужны были, как воздух. Как ни странно, с вышивкой я договорилась легко, тысячу логотипов мне пообещали вышить за три дня. И не очень дорого. Я дала отмашку клиенту, мы подписали договор со сроком исполнения через пять дней, а уже потом у меня вышел облом со швейниками. По телефону они заверили меня, что без проблем выйдут в выходные и всё сделают. Когда же я принесла им макет, они назвали мне цену за пошив одного изделия в два раза выше той, которую мы запросили с клиента с учётом стоимости ткани, вышивки, пошива и нашего интереса. Назови они мне сумму в четыре раза меньше, я плюнула бы на выговор от главного, отдала бы им заказ без нашей прибыли, но зато не потеряла бы лицо перед клиентом. Но их запросы были просто заоблачными.
Искать под конец рабочего дня в пятницу новых швейников уже не было никакой возможности, и я уселась за свою машинку. Счастье, что электрическая, а не ножная, или тем более, ручная.
Главный сначала был счастлив, что я приняла заказ, потом он ругался на меня, почему, мол, до принятия заказа я не обговорила всё по цепочке изготовления. Когда я вызвалась сшить всё самостоятельно, лицо у него просветлело.
- Давай, давай! Конечно, иди домой, шей. Спасительница ты наша. Двух дней тебе хватит?
- Н-не знаю, я ведь не швея. Сколько это займёт времени, я не представляю. Но мне кажется, что дай Бог, я смогу успеть к сроку.
- Ну, ладно, ладно, поезжай. Не теряй времени.
Генеральный понимал гораздо лучше главного, что быстро такие дела не делаются. Тем более, что он слышал мой разговор со швейниками, которые заявили, что за час смогут сделать только две – три таких сумочки. Мне показалось, что они сильно преувеличивают и набивают себе цену.
Первые несколько штук навеяли на меня тоску. Получалась плохо. И медленно. Пусть и не две – три штуки в час, а пять – шесть, но и этого было мало. При таких скоростях мне и за неделю не справиться при восемнадцатичасовом рабочем дне. Пришлось по новой всё перекраивать, так как заказчики не учли толщину ткани, и готовая сумочка топорщилась. Все клапаны надо было заузить. Два часа я билась над отработкой технологии, потом, наконец, нащупала правильный ход, добавив в крой дополнительные надрезы, и дело пошло. Уже без особого напряга у меня стало получаться штук по десять в час. Я, как заправская швея, гнала всё подряд, не поднимая лапки. Генеральный, чувствуя, что я зашиваюсь, мотался между вышивкой и моим домом, подвозя мне с пылу с жару вышитые заготовки. А в последние сутки он сидел рядом на подхвате: размечал, подкраивал, разрезал флажки, которые получались после прошива одной операции. Я в который раз убедилась, что настоящий руководитель может сделать любую работу, если это нужно. И технологию разработает, и за качеством проследит. Вдвоём мы стали работать намного быстрее, но вторник уже заканчивался. Оставалась последняя ночь, а надо было сделать ещё штук двести. Бросить меня один на один с работой Володя не смог, и мы оба до утра не сомкнули глаз. Под конец я строчила уже штук по двадцать в час за счёт того, что дала дополнительную работу своему помощнику - подкалывать булавками тесёмочки. Да и закрепки стала пропускать. В семь часов приехал клиент. Последние сумки мы даже вывернуть не успели, но заказчик был благодарен. Он тоже понимал, что мы сделали невозможное. Спина у меня не разгибалась, глаза стали слипаться сразу после ухода клиента, и Володя дал мне заслуженный выходной. А сам, не спавши, поплёлся в офис.
Вот эту совместную ночную работу нам сегодня и припомнил главный. Не знаю, насколько он хорошо подумал, но во всеуслышание он заявил, что раз я смогла шить по двадцать штук в час, то значит весь заказ я сделала за три дня, а не за четыре, а Володя, оказывается, помогал мне вовсе не с сумочками, а на другом поприще, и не спавши мужчины приходят на работу только после развлечений с девочками.
- Со свечкой я, конечно, не стоял, но догадываюсь, чем вы там занимались. И почему он тебе выходной дал, я тоже понимаю.
В тот момент, когда я это услышала, у меня в руках был стакан с только что налитым чаем. Каким образом я смогла остановить руку, уже дёрнувшуюся в сторону его лысины – не знаю. И на такую гниду мы работаем! Уходить, и уходить немедленно. Порыв был сильный. Но я опять же смогла сдержаться. Вспомнила, что выигрывает тот, у кого самообладания больше. Я сейчас вспылю, и буду немедленно уволена. И тут же придётся уйти, оставшись с носом. Не-ет. Я поработаю ещё недельку.
С ребятами так и не удалось поговорить. Все разбежались по делам ещё до ухода главного. А я осталась, чтобы на всякий случай подготовить свои вещи к вывозу.
И вот, они никак собираться не хотят.
Бальзам попал мне не в желудок, он пролился мне на душу. Через пять минут после «пьянки» в одиночку мне стало хорошо, и жизнь, оказывается, тоже хороша. И что я парюсь. Ребята меня, наверное, поддержат. Что делает главный? Только договора подписывает, да иногда приносит в клювике не самые выгодные заказы от своих знакомых, как этот злосчастный фильм, так и не проплаченный клиентом. Все остальные заказы организовываем мы. Всю работу делаем мы. Он нас даже научить ничему не может. Потому что ничего не знает. Арендовать офис и поставить несколько компьютеров любой дурак в состоянии. И нафига козе баян, спрашивается, когда мы без него сможем работать намного лучше? Надо собирать совет. Я решительно взялась за трубку телефона.
Через час Володя, Лёшка и Сергей ввалились в офис. И в сумке у них что-то побрякивало. Не я одна собираюсь лечиться от хандры, однако. Из принесённых продуктов я быстро организовала незатейливую закусь, и Совет заработал.
Я изложила свои соображения.
- Галка, ты чудо! Я тоже об этом думал, но так и не решился сказать.
- И я!
- И я1
- Получается, решение уходить принимается единогласно?
И тут Володя нас всех удивил: - Нет!
- Как нет? – мы уставились на него.
- Зачем уходить? Пусть он уходит.
- Объясни, - потребовали мы хором.
- Аренду Саныч который месяц задерживает. Администрация ему уже не один раз говорила, что он поступает нехорошо. А в договоре, между прочим, я его читал, есть пунктик, по которому в случае нерегулярного осуществления платежей договор может быть расторгнут в одностороннем порядке. Истерики свои он уже в администрации закатывал, держаться за него никто не будет. Его выселят, а мы тут же освободившуюся площадь арендуем. ИП у меня давно зарегистрировано. Документы хоть завтра все можно будет сделать. А чуть позже зарегистрируем ООО, где будем равноправными учредителями. Самое главное, что мы останемся на прежнем адресе и с прежними телефонами. И наработанные нами клиенты у нас осядут. Он их всё равно растеряет. Ну что?
Поднялся Лёшка.
- Долой тиранию тупого истерика Саныча. Я предлагаю поднять бокал за свободу!
Уминая супер-правильный бутерброд (ломтик булки между куском колбасы и куском сыра) Серёга поинтересовался: - А как ООО назовём?
- Как-как, «Свобода»!
P.S. А ковролин я всё-таки почистила. Как только Саныч вывез свою мебель.