Утро призыва совести на действительную службу встретило курсанта с прохладцей. Ещё со вчерашнего дня мурашки совести бегали по спине, но, кажется, до места назначения так и не добрались. Вот уже полтора месяца как в журнале посещаемости военной кафедры против фамилии прогульщика значатся прочерки, означающие его безвестную пропажу. И всё это время его отсутствующий образ постоянно присутствовал в озабоченном взгляде "взводной дамы" — майора Петрякова. После долгой разлуки с военной кафедрой курсант с тревогой думал о том, как встретят его и каким образом накажут на этот раз.
Представилось счастливое, не по военному доброе лицо полковника Сундукова, товарищей по оружию и друзей в беззаботной жизни студента. Пожелтевшие листья клена, после первых ночных заморозков слегка давшие дуба, судорожно трепыхались в засыхающей агонии, не предвещая ничего хорошего. В голову невольно лезли эпизоды огневой подготовки, перед глазами прыгали поправки, пристрелки, графики артиллерийской подготовки и отрывки "Дисциплинарного устава", которого он никогда и в глаза не видел.
Курсант машинально подтянулся, выправился и почти строевым шагом продолжил путь, ведущий к избавлению от расхлябанности — к тому противоположному, что ему было еще неведомо. Он шёл и думал о том, как мог всё это время жить без контрольных, "летучек", муштры и выговоров, замечаний и обещаний их не получать, опозданий на разводы и прочих нарушений, снижающих успеваемость доблестного 516-го учебного взвода.
Он шёл, а лёгкий попутный ветерок играл длинными лохмами его непричёсанных, давно не знавших гребешка волос, а длинные обвислые усы щекотали подбородок. Что скажет он? Чем оправдается? И рука автоматически потянулась в карман, проверяя наличие заветного документа о критическом состоянии здоровья. Конечно, товарищ полковник и так, на слово поверит и охотно простит, а курсант опять покается — искренне и глубоко. Эта липовая справка в кармане — для уставного Порядка.
Было уже далеко за полдень, когда нечто усато —бородатое выходило оттуда, откуда выводят под руки и иногда даже выносят. От курсанта слегка потягивало погребной сыростью пивного заведения, намешанной на тумане меланхолии, какая бывает с похмелья. Усы, казалось, ещё больше отвисли и напоминали украинского полководца Богдана Хмельницкого в момент подписания договора о вечной дружбе с Россией.
Мысли очерствели, а тело обмякло. Курсант пытался вспомнить, куда и зачем он шёл. Наконец, икнув, вспомнил. Служба — превыше всего! И вот он стоит перед глазами строгого, но доброго товарища полковника. Сейчас последует его знаменитое: " Вы опять вина выпили?"
Но на этот раз всё оказалось иначе. В хмельном изнеможении с трудом распознав черты лица полковника, улыбка предательски расползлась по лицу пьяного курсанта. И сослуживец в погонах полковника дрогнул: вместо того, чтобы отправить студента на самоподготовку и заставить писать объяснительную, он как-то невнятно промямлил: "Что же вы это...отношения наши портите, а? Признайтесь, ведь опять прогуляли?" "Угу...То есть, я хотел сказать "Так точно!" — ответил гулёна. И умолк.
Пока он упорно молчал, полковник впился глазами в шляхетские усы и гриву длинных волос курсанта. И даже попытался заглянуть, нет ли у курсанта сзади хвоста. Его внешний вид настолько противоречил Уставу Внутренней службы и национальным интересам страны, что полковник был уже не в состоянии вымолвить и слова. Он, казалось, на всю жизнь старался запомнить идеальный образ врага. Видимо, для плохого наглядного примера.
Напряжение нарастало. Отважное сердце непутевого воина трепыхалось от жажды борьбы. Потянуло на подвиг, хотелось порвать тельняшку, прикусить ленточки, выдернуть чеку "коктейля Молотова", пойти на всё и не вернуться! От блаженства патетики героических ощущений курсант закрыл глаза, в любой момент ожидая пинка сапогом под зад с последующим вылетом из вуза.
"Алё, товарищ курсант, вы меня слышите? Смотрите, чтобы такое безобразие случилось в последний раз!" — словно во сне почудился голос полковника, оставившего курсанта наедине с самим собой.
"Вот и снова смерть прошла мимо. Только холодком от неё потянуло..." — пришло в голову изречение военнопленного Ивана Соколова из "Судьбы человека". И сразу почему-то расхотелось стричься наголо и жить по Уставу, изучать стратегию и тактику встречного боя, зубрить науку побеждать и стать офицером, готовым подвигом искупить любую генеральскую ошибку.
Горе-курсанту вновь захотелось приключений, чего-то острого в ощущении и колкого в восприятии — вроде ежа на стул. Хотелось чего-то такого, что ещё минуту назад мобилизовало рассудок и придавало ему особый блеск.
Каким же бессмысленным, мертвым и тупым вновь показался весь этот дисциплинарный хаос, состоящий из хлама формул, внутреннего распорядка и уставных отношений! Мир снова показался пустым и холодным. И только пережитая борьба и победа ещё согревала её остывающий след.