Врач и в самом деле не смог помочь Миранису – не помогали также ни всевозможные зелья, ни приторно пахнущие мази, ни ванны, ни дорогие капли. А колдунью, не смотря на все усилия обеспокоенных Белеана и Мирины, найти не могли еще несколько дней. Миранис, опоенный зельем брата, некогда приготовленного все той же колдуньей, почти все время спал, бодрствуя; лишь несколько часов в сутки. С каждым ушедшим днем больной все более слабел, не смотря на все усилия друзей и хозяев.
Лансард, немного подумав, отправил свой отряд обратно в столицу к Скрадману с подробным докладом и просьбой Мираниса не сообщать о его местонахождении Нирине. Чтобы не вызывать лишнего любопытства слуг и соседей, Мирина и ее сын распустили слухи, что Миранис – дальний родственник их отца и мужа, приехавшего в замок для поправки слабого здоровья, подорванного затяжной болезнью. Всех это удовлетворило и на едва живого юношу, почти не выходящего из своих покоев, вскоре перестали обращать внимание.
Никого не удивило и то, что в один прекрасный день, едва-едва взошло солнце, как на пороге замка появилась колдунья. Все решили, что гостю не стало лучше, и хозяева использовали последнюю возможность, позвав целительницу лесов. Колдунья оказалась старой, едва ходившей женщиной, облаченной в лохмотья, от которых пахло травами и еловой хвоей. В тот день шел снег, но одеяния колдуньи не тронула ни одна снежинка, будто она только-только успела вылезти из своего тайного домика.
Колдунью не волновало, что в замке не было никого из хозяев: Белеан уехал по делам поместья, а его мать посетила храм, в надежде вымолить милость Единого для своих сына и племянника. Страшная гостя, как не странно, и сама знала, куда и зачем ей идти, и ни один слуга не решался встать на ее пути.
Лансард, утомленный многодневным дежурством, спал в кресле у изголовья кровати Мираниса, Валессий спустился вниз за новой порцией зелья, поэтому некому было остановить идущую к кровати старуху. Колдунья легко раздвинула тяжелые шторы и настежь распахнула окно, впустив в комнату свежий, морозный воздух. Лансард простонал во сне, закутываясь в пушистый плащ, Миранис, бледный и неподвижный, никак не реагировал на неожиданный визит старой женщины, все также дремля, чуть прикрыв тяжелые веки.
Колдунья достала откуда-то из своих лохмотьев пузырек с зельем и капнула немного на губы больного. Юноша медленно открыл глаза, вдохнув полной грудью.
– Кто, скажи, – резко спросила колдунья – ее голос давил на Мираниса огромной тяжестью, – кто сильнее – ты или твоя плоть? Не думаешь ли ты, что дар дается слабым? Если в тебя вошла сила, значит, ты ее можешь выдержать! Используй же свои силы, не сдавайся!
– Я устал, – прошептал Миранис.
– Если бы я умирала каждый раз, когда я уставала, не было бы и раза, когда я не умерла бы от одной полной луны до другой. Все мы устаем. И Алиссия устала. Думаешь, ей легко? Или Сар зря умер за друга?
– Не бросайся такими словами, женщина, – сверкнул глазами Миранис.
Колдунья пожала плечами, закрыла окно и вернулась к кровати. Вбежавший Валессий с тревогой посмотрел на друга, но тот лишь махнул рукой:
– Все в порядке! Уходи!
– Видишь, как тебя любят? – засмеялась колдунья, казалось, не замечая присутствия проснувшегося Лансада.
Впрочем, мужчина и не спешил вмешиваться – уже давно Миранис не был таким бодрым, как сейчас.
– А ты, самый сильный из них, лежишь в постели не в силах справиться со своим собственным даром. Ну, встань же, подними свой зад с этой мягкой кровати! Вставай сейчас же!
Миранис встал и, пошатываясь, направился к двери. Гневно расталкивая всех, кто бежал ему на помощь, юноша сам, хоть и с трудом, спустился вниз, сел на скамью, отдохнул, накинул на плечи молча протянутый Валессием плащ и вышел на улицу. Вдохнув полной грудью свежий воздух, он встал под огромные хлопья снега и прошептал:
– Как красив твой мир, Единый, как совершенен! Я не хочу, чтобы он менялся, я его люблю таким, каким ты, мой господин, его создал!
– Я тоже не хочу, брат, – засмеялся только что приехавший Белеан, обнимая за плечи Мираниса. – Мы сделаем все, чтобы этого не допустить. А теперь идем в дом, а то на улице холодно, ты замерзнешь. Да и поговорить нам давно пора, сам понимаешь.
Миранис оглянулся и вопросительно посмотрел на следовавшую следом колдунью.
– Я никуда не спешу, маг. У нас много еще будет времени, – уверила колдунья, и Миранис с легким сердцем последовал за братом.
Они говорили долго, то вспоминая старые времена, то вновь возвращаясь к проведенным в обители годам, то блуждая по кошмарным событиям последнего полугодия. Лишь когда было далеко за полдень, Миранис покинул покои своего родственника. Видимо, слова старшего брата сильно на него подействовали на юношу – задумавшись и немного злясь на свою слабость, Миранис переоделся и пообедал в своих покоях, а потом еще на ватных, но уже явно почувствовавших свою силу, ногах, спустился к колдунье, гревшей старые косточки у огня в общей зале.
– Почему я чувствую себя таким беспомощным? – спросил Миранис, с облегчением присаживаясь рядом с женщиной. Наконец-то он мог поговорить с тем, кто хоть немного разбирался в его даре.
– Потому что ты еще не видишь многого вокруг. Ты слеп, мой мальчик. Но тебе пока везет – у тебя есть друзья, надежное убежище и время, чтобы привыкнуть к магии.
– Как долго? – спросил Миранис, с замиранием сердца слушая старую женщину.
– Летом тебе придется идти... Если ты не передумаешь искать друзей повелителя. Раньше тебе их не найти, позже – можешь не успеть.
– Не передумаю, – заверил ее юноша, взлохматив шерсть на холке прибежавшего приласкаться Агора. – Ты ведь поможешь мне стать магом?
– Но ты – уже маг. Только еще не осознал этого, но осознаешь. И тогда твой дар может стать твоим проклятием, если не остережешься.
– Я знаю только одно, – прошипел Мираниса, – что бы не случилось, я более не лишу своей семьи защиты! Даже по просьбе Великого.
– Не говори так, мальчик. Никто не знает своего будущего, даже маги и Великий, только Единый может увидеть наше будущее и прошлое – кто знает, может не только по просьбе служителей культа твои предки лишили себя дара. Может, у них были и другие причины.
– Какие? – насторожился юноша. – Скажи мне!
– Сам узнаешь, если победишь, а о победе думать рано.
– Рано..., – прошептал Миранис.
Даже не простившись с колдуньей, он повернулся и поднялся в свои покои. Ему надо было переварить услышанное и набраться сил – теперь Миранис до конца осознавал, как хочет жить. И ради этого «как» он справится со своим даром. Колдунья права – он может справиться, впервые за последнее время Миранис почувствовал уверенность в своих силах. Теперь, когда он нашел учителя и советчика, ему ничего не страшно... или почти ничего...
А где-то в глубине его души, свернувшись клубочком, спал маленький дракончик его дара. Только-только этот дракончик открыл глазки и вяло пошевелился, только-только он начал подчиняться Миранису. Пока... Пока он не станет сильным, он будет маленьким и послушным...