Однажды меня раздели. Прямо на улице! То есть, не совсем на улице, в общенародном понимании этого слова. Мы тогда только-только встали в завод. Вот там, в заводе, прямо на причальной стенке, меня и раздели.
Лодка встала в ремонт. А что такое ремонт на Флоте? Очень хорошо по этому поводу выразился один наш общенародный юморист, «сильно картавя и всячески изгаляясь»:
- Если вы п‘гишли в ‘гемонт, это ещё не значит, что вам что-то надо сделать. Если вы вышли из ‘гемонта, это ещё не значит, что вам кто-то что-то сделал.
Мы встали в «‘гемонт» недели три назад. Тут же набежала дикая орда работяг, нам разрезали лёгкий корпус вдоль и поперёк, и всё! Ремонт, якобы, начался. Но дикая орда резко пропала.
Пропала и большая часть офицеров: кто - в отпуск, кто - за новым назначением. Из дежурных по кораблю остались только мы с минёром Димой. Через день - на ремень.
Постояв в таком режиме неделю, мы бухнулись в ноги папе-командиру:
- Сжалься, Золотая Рыбка! Ни сна, ни отдыха измученной душе! Вечером сменился, с утра на службу, а вечером опять заступать на сутки. Сменился, с утра на службу. Так и сдохнуть недолго на «железе»!
- Ваши предложения? - внял мольбам отчаявшихся нас отец-командир.
- Стоять насмерть по трое суток подряд, потом два дня служить, как пудели манежные, и сутки отдыхать до заступления, - предложили мы.
- А без выходных? - засомневался в правильности нашего решения командир. Он во всём искал подвох, а в нашем предложении, как ему показалось, слишком много было отдыха.
- Без выходных - сдохнем! - ответили мы.
- А по двое суток, и без выходных? - не сдавался командир.
- Сдохнем! - уверенно сказали мы.
- А если…
- Сдохнем! - пообещали мы.
- А…
- Тогда сразу сдохнем! - пригрозили мы.
- Уболтали, языкастые, - сдался командир.
И мы стали дежурить по трое суток.
А надо сказать, что дело было осенью, совсем не ранней. Природа уже переодела себя в сказочный наряд - листья на деревьях стали сказочно красно-жёлто-яркими. Ну, а прыщик на теле у государства под названием «флот» у нас всегда был сказочным. Помните, как в сказке про Буратино: «Наступила ночь, все люди легли спать, а в стране Дураков началась работа!»?
Это я к чему? А это я к тому, что нашей стране Дураков законы не писаны. Ну и что, что осень наступила? Подумаешь, холодно стало! У нас на флоте утепляются не по погоде, а по приказу Главкома - ему оттуда, сверху, видней, когда и как следует одеваться. «Жираф большой, ему видней!» Поэтому народ уже свитера и плащи надел, а мы всё ещё в форме номер три ходим - в кителях мёрзнем. Тоже, как в сказке: «Мерзни, мёрзни, волчий хвост!»
От дежурных по кораблю требовали стоять в кителях. В комбез на лодке переодеться - ни-ни! Так мы с Димой и заявлялись на дежурство - прямо в кителях.
От осеннего похолодания приходилось спасаться, надевая под китель что-нибудь тёплое. Это тёплое не могло быть свитером с воротом, потому что у кителя стоячий воротник, куда свитер не вписывается. Приходилось надевать под китель тёплую рубашку, подвернув её воротник внутрь, чтобы не торчал из-под кителя. А то, что рубашка самой, что ни на есть гражданской расцветки - красная, зелёная, в клеточку или в полоску - никого не волнует, её всё равно под кителем не видно.
Пришёл я однажды менять Диму в воскресенье. Смотрю - у трапа спиной ко мне стоит какой-то странный боец: в ватнике, брюках от комбеза, офицерских ботинках и ещё офицерскую пилотку на макушку нацепил!
Вот, думаю, обнаглел мореман! Подошёл поближе и дал ему подзатыльник. А он поворачивается, и тут я с удивлением обнаруживаю, что это не верхний вахтенный, а Дима.
- Ты чего дерёшься, штурман? - обиделся он.
- А ты чего, как гоблин, вырядился? - отвечаю.
И тут, Дима, чуть не плача, показывает мне на кучу тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшейся брюками и кителем.
- О-о! - и тычет пальцем в кучу.
- Что? - не понял я.
- О-о! - тот же жест.
- Ну? - до меня не доходит.
Дима, плотоядно глядя на меня, то есть, на мой китель и брюки, выдавливает членораздельно:
- Домой хочу!
- Ну, иди, родной, - милостиво отпускаю я его, не понимая, в чём проблема.
- Н-е в ч-е-м!.. - опять переходя на плаксивый тон, воет Дима.
И тут я начинаю понимать: эта куча тряпья - Димин китель и Димины брюки.
- Что случилось с твоей формой? - удивляюсь я, наконец, поняв, почему Дима так странно одет.
- Кры-сы… - пытается объяснить Дима неразборчиво, - съели… падлы… вместе с семечками…
Дима у нас был любителем полузгать семечки. У него постоянно при себе был целый мешок семечек, расфасованный по всем карманам. В последнюю ночь дежурства Дима прилёг отдохнуть, сняв китель и брюки, чтобы не помять. На нём осталась только тёплая тельняшка, а внизу он натянул штаны от комбеза механика. Аккуратно повесив китель с брюками на спинку кресла, Дима лёг почивать.
В четыре утра его разбудил вахтенный ЦП. Дима сделал полусонным почерком контрольную запись в журнале, дал «добро» вахтенным смениться и уставился на китель. Что-то ему в нём не понравилось. Мыслительные процессы в мозгу прогнали остатки сна из головы, и Дима вспотел: у кителя не хватало ворота!
Дима вскочил с койки, схватил китель и развернул его перед собой. Ворота, действительно, не было. Мало того, прямо сквозь карманы Дима разглядел противоположную переборку. Карманов тоже не было!
Да, крыса - не человек, в карман залезать не умеет. Захотелось семечками полакомиться животному, так она просто съела карман, и всё!
Вместе с семечками крысы сожрали все четыре кармана на кителе, догрызли остатки семечек в брюках - также вместе с карманами и, заодно на десерт сожрали воротник на кителе (за трое суток на лодке подворотничок на вороте стал чёрным, жирным и пропотевшим).
- Андрюха! Не дай погибнуть на «железе»! - Дима намекал на мой китель и мои брюки.
- А в чём я-то останусь? - пытался вяло сопротивляться я.
- Утром я тебе всё верну! - уверял меня Дима.
Глаза у него загорелись, он почувствовал вкус к жизни, когда появилась возможность надеть на себя что-то более приличное, чем ватник.
Раздел он меня прямо здесь, на причальной стенке. Через минуту мы уже переоделись, и я, утонув в его ватнике, критически оглядывал приодетого Диму.
- Ну, и как ты пойдёшь по городу в ЭТОМ?
Для полного сходства с Чарли Чаплином Диме не хватало только огромных ботинок и тросточки с котелком. Воротник кителя с моего щуплого плеча не застёгивался на Диминой мощной шее борца, руки вылезали из рукавов чуть ли не на полметра, из-под штанин видны были носки. Брюки были застёгнуты только до половины ширинки - дальше не пускал живот (набитый семечками). Про такие животы наш старшина роты в училище говорил: «Всё, что выше колен - это военно-морская грудь».
- Ничего, дойду как-нибудь, - успокоил меня Дима. - Спасибо, друг! - попрощался и пошёл домой, стараясь не сгибать ноги в коленях, потому что брюки угрожающе трещали по швам.
Как потом выяснилось, провожая взглядом неуклюжую фигуру, удалявшуюся от лодки, я, оказывается, в последний раз видел свои брюки. На полдороге до дома они таки лопнули по шву, не выдержав тесного общения с Диминой обширной задницей.
Хорошо, что Дима догадался утром забежать ко мне домой и выпросить для меня запасные брюки! Потому что треснувший рукав к кителю пришить было просто, а вот две половины брюк пришлось выкинуть.
С тех пор Дима перестал лузгать семечки на лодке. И правильно, запасных брюк-то у меня больше не было!