СМЕРТЬ ЛОХОТРОНЩИКАМ!!!
( КРИМИНАЛЬНАЯ ДРАМА)
ПРОЛОГ
С надрывным кашлем старого курильщика, клекотом и харканьем, американское чудо авиатехники, не так давно сменившее милые сердцу россиянина «илы» и «тушки», сообщило своим пассажирам о том, что они, возможно, вскоре взлетят. Правда, корпус сего (с огромной натяжкой) авиалайнера содрогался так, что у многих могло создаться впечатление, мол, это чудо собиралось в сарае Кузьмича, а обшивка состоит из листов жести, найденных на помойке и, только ради этого полета, скрепленных проволокой. Но не эти мысли заботили Сергея. Он даже не замечал ни эпилептических судорог «авиатитаника», ни квадратеющих глаз пассажиров (а это зрелище достойно внимания, особенно, когда пассажиры – азиаты). Бывший лейтенант КГБ Зверев, многие годы находящийся в розыске своей же «конторой» (читай предыдущий рассказ о С. Звереве «Марсельеза»), безнадежно опаздывал на похороны своей матери. Вся канитель по развалу СССР давала чудесные всходы. В кошмарном сне бывшего октябренка, пионера и комсомольца, воспитанного «Пионерской Зорькой» (такой же «правдой» и другими средствами воздействия на психику ребенка, впоследствии подростка) в духе интернационализма и дружбы народов, присниться не могло, что для поездки в ставший почти родным Узбекистан, потребуется ЗАГРАНПАСПОРТ. Хлопоты с ним и задержали Сергея в Питере на сутки. По времени, уже несколько часов, как тело мамы предали земле на ташкентском кладбище Домбрабад, рядом со своим мужем. Вынужденные часы ожидания перед отлетом небольшой знаток живописи, Сергей посвятил импрессионистам, чьи работы любезно выставлял Эрмитаж. Дега, Моне, Мане, Писсарро, Ренуар, Сера, Сезанн, Сислей и многие другие ныне знаменитые французские художники были представлены очень широко. Почему-то, именно их картины волновали его воображение. И при любой возможности попасть в залы, где выставлялись работы из собраний немецких коллекционеров, Зверев стремился в Эрмитаж (играл роль «дамоклов меч» передачи этих полотен законным владельцам, висевший многие годы над этим собранием) насладиться их волшебством, может быть в последний раз. Справедливости ради надо сказать, что так ценимые ныне картины, как раз академически образованными художниками и критиками были первоначально подвергнуты обструкции и поносились многие годы.… Пока не отвоевали свое место под солнцем. Пока не перестроилось сознание большинства. Глас Золя, Бодлера и иже с ними в защиту нового направления в искусстве многие годы был «вопиющим в
пустыне». А нынче Сергей, вероятно, примелькавшийся уже в опытном глазу служительницы музея и извещенный ею почти шепотом о том, что картины отданы не будут, стоял в спокойствии, с неким превосходством наблюдая за проносящимися мимо толпами туристов (они-то, скорее всего лишь раз в жизни и посмотрят на это чудо, не так ли сам он пробегал бы по залам Лувра или Прадо, или Дрезденской Картинной Галереи), а он и в следующий приезд в Питер(буде жив) придет в этот зальчик и опять встретится с «Танцовщицей» Дега, «Мужчиной… и «Женщиной на лестнице» Ренуара, «Цветами» Делакруа, «Возлежащей женщиной» Курбе, «Пионами в вазе» Фантен-Латура, с замечательным «Портретом м-ль Изабель Лемонье» кисти Эдуарда Мане, произведениями Коро, с «Большой набережной в Гавре», «Сеной в Аньере», «Сеной в Руане» Клода Моне и многими-многими другими работами Великих ныне художников. Увлекшись несколько лет назад их творчеством, Сергей прочитал о жизни, тяготах, друзьях и недругах, смерти и о времени, в котором они творили, что позволило взглянуть по новому на знакомые картины. Не так ли стоит и прозу с лирикой осваивать? Ведь лишь через призму времени, в котором творил поэт ли, художник ли можно понять мысль и цель Мастера.
Ну вот, кажется, и взлетели. Место было в VIP-салоне. Последний билет – выбирать не приходилось. Рядом расположился мужчина его лет. Узбек. Телосложением и кое-чем, неуловимым для обычного взгляда, не уступал Сергею. «Из бывших», – безошибочно определил сам бывший ВДВшник. Разговорились. Шержон, так назвался сосед, вез труп друга, умершего в Питере, в Джизак. Не раз ходил «на караван» в Афгане, и бои в знаменитом ущелье, описанные Томонниковым, это были его бои.
Там остались многие друзья из Сибири и Урала, Питера и Ташкента. Полет за воспоминаниями и разговорами прошел на удивление быстро. Из темноты… вдруг…сияние миллионов бриллиантов ослепило пассажиров несчастного «Боинга», еле дотянувшего свою лямку до Ташкента. Да, это была столица Средней Азии! Год от года хорошеющая и от этого, становясь привлекательной не только для туристов и бизнесменов, но и для различного жулья и мошенников разного ранга. На прощание обнялись, как братья, обменялись адресами и телефонами (впрочем, каждый сознавал, что вряд ли позвонит, а тем более встретит друг друга еще когда-нибудь). Прокручивая в голове разговор с Шержоном, рассказ о его мытарствах, Сергей поймал себя на мысли, что за искренним сочувствием кроется еще нечто. Злость, что ли? В далеких 70-х, случайно оказавшись в Ташкенте (по распределению, читай «Марсельезу» - первый рассказ о Сергее Звереве), он в таких восхитительных словах описал этот, действительно, чудесный город, что мама, всегда легкая на подъем, сорвалась с места и обосновалась в Ташкенте. Тогда обмены проходили проще и намного чище (без практикуемого ныне «кидалова»). Даже, не застав сына, быстро перезнакомилась с соседями (татарами, белорусами, узбеками, русскими, корейцами, украинцами, уйгурами, разными путями попавшими в этот край) и стала жить на пенсию свою и мужа (а пенсии, надо отдать должное Советской Власти были достойными). А он, Сергей Зверев, лишь изредка гостевал у родителей. И то тайком, поскольку был в розыске. И ведь никто из соседей не сдал его органам. Все эти годы, скитаясь, как перекати-поле (пока не осел в городе за Полярным Кругом),
наблюдая жизнь в разных регионах страны, Сергей искренне восхищался трудолюбием и дружелюбием ташкентцев. И дружбой народов, хоть бы взять конкретный дом на Чиланзаре из 144 квартир, населенных представителями всех народов нашей многонациональной страны. Где по вечерам за игрой в лото собирались ткачихи и мотальщицы с текстилькомбината, продавщица из ЦУМа, режиссер из «Узбекфильма», да, господи, кого только не было. А во время игры обсуждались и новости, и анекдоты рассказывались, и байки из прошлой жизни. Легко было с ними… Но тогда никто не осознавал свою «счастливость». Всё рухнуло-то не в одночасье. Работникам органов КГБ на инструктажах и летучках доводилось до сведения, что готовится нечто. Идет обработка узбекской молодежи некими ваххабитами. Кто это за люди и с чем их едят, непонятно было. Да и не до них: вон хиппи, вон битломаны… С запада ждали беду. Хоть и отлавливали кое-кого, конечно. Но всей картины готовящегося «пиршества сатаны» не мог предсказать ни один крутолобый аналитик Конторы. Видимо, велик грех у Советской Власти был не только перед своим народом, но и перед теми, кого власть приручила. Но зло начали срывать на трудягах. Хотя, разве справедливы были срывы народного гнева русского, российского обывателя на евреях, мусульманах в начале 20-го века, в конце 19-го? Палка всегда имеет два конца. В этот раз эстафету зла принял Узбекистан.
И вот теперь летел Сергей рядом с этим приятным и умным узбеком, мирно беседовал. Очень быстро выяснилось, что они в чем-то «родственны». Тот – бывший спецназовец, прошедший Афган. Как раз одна из книг Тамонникова, которую оба проштудировали об их Бригаде. А после Афгана развал, хаос, безработица. И только крепкие руки помогли выжить. Да сослуживец, позвавший в Питер на заработки. Только представь, Сергей, чем бы обернулось для Узбекистана решение перекрыть нам дорогу на трудовой рынок России.
Так за разговорами о книгах, прошлом и нынешнем пролетели четыре часа в чудо-машине, под смешным названием «Боинг». … И, вдруг, из темноты…
Как будто бриллианты из Гохрана рассыпали по полу… Внизу вспыхнули десятки, сотни тысяч ярких огней. Ах, как прекрасен Ташкент!!! Даже ночью. Даже когда на душе тяжело, а в голове тяжкие думы о покойной маме, сердце защемило от предстоящего свидания с родиной. Глаза невольно прищурились. Сверху очень сложно было распознать улицы и площади города. Но только не Сергею и Санджару, прошедших нехилую выучку по картографии и прочим наукам, для одной цели – выжить и выполнить задание! И вот мост над дорогой на Сергели, там во дворах стоит до сих пор, наверно, домик, где Сергей прятал Учителя у знакомой девушки. Да и сам хоронился, когда его объявили в розыск. Но в Ташкенте, зная систему поиска, затеряться было делом плёвым. Беглые зека всегда стремились в Ташкент. И народу – пруд пруди (попробуй, уследи за всеми), и народ простой, почему-то всегда был на стороне беглеца, хотя идеология, насаждаемая в кино, была на стороне славных и честных сыскарях, а не на стороне бяк-уголовников….
VIPовцев пропускали через отдельный зал. Быстро и почти подобострастно. Даже обнаружив в рюкзаке Сергея водку в большем количестве, нежели дозволялось правилами, посмотрели на это сквозь пальцы. С новым приятелем расстались хорошо. Обменялись адресами и телефонами. Хотя каждый сознавал, хоть и маленький мир наш, но встретиться снова … это вряд ли.
На выходе их уже ждали. Санджара, чтобы везти друга дальше, в Джизак. А Сергея – Хусан! Братишка, салям! С ним и его братом-близнецом, Хасаном, Сергей сдружился в Школе ГБ. Не ожидая, что попадет по распределению в Ташкент с ними. Но, если братья прибыли в родные Пенаты, то Зверев-то в чужой край. И немалая заслуга братьев, в том, что он очень быстро адаптировался в Ташкенте и всем сердцем полюбил его.
1 ГЛАВА ВСТРЕЧА
Ну, салям аллейкум, шахар Тошкент! – Здорово, Марсельеза!
Выросший, как из под земли, Хусан обхватил своими руками, крепкими и мускулистыми, как клешни. Из его захватов на спарринге вырваться было почти невозможно. Освободившись от захвата, приложил руку к груди, как требует восточный этикет, а уж потом трижды, по-славянски, облобызались.
Конечно, они могли поприветствовать друг друга ещё сотней способов, от европейских, до экзотических (отдельных племен). Но к чему усложнять процедуру. Не на приеме у Генсека.
Да, годы берут своё, подумалось Сергею. Пока усаживались в «Дамир», небольшой автомобиль-буханочку узбекской сборки, друга разглядел очень внимательно. Хоть и не пялился с выпученными гляделками. Нет, выучку не пропьешь. Вон какие мягкие пружинящие шаги. Хоть сейчас готов взмыть над землей и нанести удар ребром ступни в точку над ухом. После чего над получившим такой удар архангелы запоют свои псалмы, а душа вознесется туда, куда ей положено по заслугам.
Хусан, тоже с улыбкой, прятавшейся в усах, разглядывал Сергея. Потом, когда автомобиль уже выехал за пределы аэропорта, рассказал о том, что знал о смерти матери. Не забывали братья мать друга. И просить было не надо. Из Конторы им только доверился. И не ошибся в друзьях. Не только не сдали, но и прикрывали, рискуя карьерой, собой, семьями, наконец. Ну, это в крови восточных людей. Надо отдать им должное. Но и братьев известие о смерти деятельной, боевой старушки (язык не поворачивался так называть восьмидесятидвухлетнюю Тетю Машу) застало врасплох. Она была в вечном движении. Годы распада СССР, последующие лишения, скорая смерть мужа, пропавший неведомо куда и разыскиваемый милицией сын… . Всё это не только не подкосило женщину, а, кажется, наоборот, закалило. Или это была одна видимость? Откуда же было взяться двум инфарктам и миниинсульту? Как бы то ни было, но похороны уже состоялись. Похоронили ТЕТЮ Машу рядом с мужем, на Домбрабаде. Сами братья не хоронили. От греха. Контора «развалилась» - это миф для обывателей. Ни к чему лишние разговоры да внимание. Между тем, минут за двадцать доехали по ночному и, как всегда, прекрасному городу до знакомых пятиэтажек на Чиланзаре. Поднялись на пятый , самый верхний этаж. Знакомая дверь была не заперта. Их уже ждали. Занесли вещи в дом. Водку и рыбу, привезённую из Заполярья, а потому здесь редкостную, убрали в холодильник – старую «ОКУ». Холодильник, стараниями соседей, был забит до отказа. Поминки прошли, но люди будут приходить посопереживать. Повспоминать. Удивительное устройство души русской: в городе, где Сергей обосновался ныне, в подъезде на 20 квартир, его знали от силы двое. Сергею это было на руку. Но он понимал, что там люди просто не стремились к общению. И у них в подъезде умирали старики и старухи. Но никто не шел выразить родственникам соболезнования. А вырази от души, что чувствуешь, не поняли бы. Здесь же система «ХОШАР» – помоги другому – действовала безотказно! И те же славяне, не говоря уже про самих узбеков, татар и евреев, населявших Ташкент, были сострадательны, учтивы и любили своих соседей. Здесь свят был закон: если горе, то общее, если радость, то на всех! Поэтому и свадьбы в Ташкенте казались Сергею радостнее, солнечнее, что ли, чем за Полярным Кругом. А похороны более скорбными, чем в России.
В квартире была давнишняя подруга мамы, тоже теть Маша. Сели за стол. Помянули. Хусан засобирался домой. Как никак третий час ночи. А с утра на работу – торговать какой-то херней в магазинчике на Алишера Навои.
Проводив друга, Сергей закрыл за ним дверь. Сел. Ну, что, теть Маш, рассказывай.
2 ГЛАВА РАССКАЗ ТЕТЬ МАШИ
3 ГЛАВА Этюд о шашках и любви
Все началось с моего предложения мальчишке неопределенного
возраста (попробуй, определи возраст, если рост – метр девяносто, плечи теленка, а на поверку интеллекта дашь не больше двенадцати) поиграть в русские шашки в промежутках между заплывами в озере. Ответ его: « Я не люблю шашки…» меня шокировал. Пришел на память анекдот: « Гоги, ты помидоры любишь?» – «Кушать – да, а так – нет». Но я не стал травмировать откровенной издевкой молодого человека,
а пустился в пространные рассуждения о любви.
Знаешь ли ты, что такое «любовь»? Вот ты, выходя из подъезда своего дома, столкнешься однажды с девушкой, обычной, рядовой, таких вокруг сто миллионов, только без усов (впрочем, встречаются и с оными). Но она что-то спросила, а ты, не вслушиваясь в смысл вопросов, что-то лопочешь в ответ, завороженный большими и притягивающими
глазами, мягким журчанием голоса, нежным ароматом, исходящим от чудесной копны волос, пышной, с рыжеватым
оттенком, косой, перекинутой через плечо. И будешь готов сто тысяч лет стоять и слушать ее, слушать и стоять….
А потом, расставшись, сидя за партой, будешь перебирать
кусочки мозаики чудесной встречи. И даже удар учительской указки не сможет вывести тебя из этого состояния. Господи!
Какая она умная: ни одного глупого вопроса. Какая красивая:
как она легко закидывает свою толстенную косищу за плечо.
И готовность умереть за нее, за одну только слезинку, и, если
это будет обоюдно – счастье ваше будет бесконечным. Вот что
такое – любовь. А шашки… Ты просто не знаешь этой игры,
как знаю ее я. Как она богата комбинациями, изощренными и
красивыми многоходовками. А сколько ярких личностей увлекались этой игрой. Ты просто ступи на путь познания и будешь счастлив этим и никогда не позволишь себе высокомерных высказываний об этой игре... . Не зря мудрецы
из Индии много тысяч лет назад сказали: «шашки – мать шахмат».
Дошли до мальчика мои сентенции? Не знаю. Он ушел тихо
и молча.
ГЛАВА ОДНАКЛАССНИКИ
ЭПИЛОГ