Жил я тогда под Ашхабадом, это сейчас он - столица другого государства, а тогда все мы были СССР. Двор у нас небольшой, и мы вроде знали всё в нём до последнего камешка. Возможно, неистребимая жажда чего-то нового у детей развита не менее, нежели у взрослых, так как те уже многое знают, да и любопытство у них с годами притупляется или исчезает вовсе.
Этим летом нам повезло - в старой конторе, что стояла на выходе со двора, начался ремонт. Шёл он ни шатко, ни валко, но это нас вполне устраивало - целый месяц, если не больше, во двор привозили то кирпичи, то доски, то цемент, а затем была побелка и покраска, - всё это очень разнообразило нашу жизнь. А в какой-то день произошло ЭТО…
При ремонте строители разобрали развалившуюся часть кирпичного фундамента, и образовалась приличная дыра, позволяющая заглянуть (и не только) в ту зону под полом конторы, которая не являлась подвалом и была, наверно, до метра высотой. Ранее туда вели только два отверстия размером с кирпич, куда могли залететь только воробьи да та единственная на весь двор худющая кошка, что была для нас, малышей, также одним из существенных дворовых интересов. Впрочем, она нас не слишком баловала, подкормить её не было возможности, сами были всегда голодны. Посему, от излишнего нашего интереса она скрывалась именно в эти отверстия, ведущие в подпол конторы и предназначенные, видимо, для проветривания и просушивания того замкнутого пространства.
Буквально на второй день, когда рабочие ушли, образовалась целая экспедиция, горящая желанием познать неизведанное. Было в ней человек семь, почти всё «мелкое» поголовье нашего двора («от 2 до 5», но не по Корнею). Чтобы влезть в дыру, приходилось становиться на четвереньки. Уровень подпола был ниже уровня двора, потому кто-то пытался попасть внутрь не головой вперед, а противоположным способом. Так или иначе, все оказались там и, даже не отряхнувшись, стали с интересом обследовать новую территорию. Правда, по молодости лет мы, наверно, не ощущали того, что испытывают взрослые - первооткрыватели. Что они чувствуют, когда после двух месяцев пути на паруснике в бушующем океане, матрос из бочки на мачте кричит: «Земля!» и через несколько часов уроженцы, положим, туманного Альбиона, покачиваясь, выходят из шлюпок на песчаный берег, переходящий в пальмовые заросли с обезьянами, попугаями и другими экзотическими животными и птицами. Повторюсь снова, ещё неизвестно, у кого острее чувство нового, необычного, неожиданного, но так давно ожидаемого, - у Колумба, для которого это уже третье путешествие, или у трехлетнего малыша. Но вернемся в тот самый подпол. Наши глаза быстро привыкли к тому полумраку, что царил здесь. Правда, о новооткрытой территории мы не смогли бы спеть: «Не счесть алмазов в каменных пещерах; Не счесть жемчужин в море полудённом; Прекрасной Индии чудес…», и не только лишь в силу того, что никто из нас не видел и не слышал ещё «Садко».
Остатки строительного мусора, несколько пустых консервных банок да перья от зазевавшихся воробьёв, попавших на обед к нашей киске, которая не знала о «Вискас» - вот, пожалуй, и весь ассортимент имевшихся достопримечательностей в нашей «Атлантиде». Но мрак и сырая прохлада создавали ощущение настороженности и тревоги.
Когда исследование территории было почти завершено, раздался чей-то крик: «Ой, яички!». Да, у самой стенки в ямке среди мусора лежало 5 или 7 яиц размером больше куриного (а может быть, и меньше, - сейчас я не буду настаивать, но тогда они казались большими). Также не могу вспомнить, кому в голову пришла идея разбить одно яйцо, чтобы посмотреть, что там есть. Я не буду утверждать, будто именно тот момент определил название известной Ворошиловской передачи «Что? Где? Когда?»
Сразу скажу, я был не только противником такой проверки, но и вообще предпочитал не касаться яиц. Сказался печальный опыт - полгода, наверно, назад, одна из соседок купила курицу и посадила её высиживать яйца в собачью конуру, пустовавшую последние годы. Мой интерес к тому, как это происходит, завершился грустно, - разгневанная курица клюнула меня в лицо, так что до сих пор у меня на правом веке шрам. Слава богу, она не клюнула левее на два сантиметра, иначе ходить бы мне, как адмирал Нельсон (это всё-таки романтичнее, чем носить стекляшку в глазу). Увы, глас разума (имею в виду себя) не был услышан - демократия и тогда была, то есть, решало большинство.
В первом же яйце оказалось неподвижное чёрное продолговатое существо с четырьмя лапками, длинным хвостом и удлиненной головой. Мы замерли, но я раньше всех догадался о страшной опасности - если в яйцах крокодилята, в любой момент может появиться их мамаша и тогда… Упоминавшийся уже Корней Чуковский был известен нам той информацией о крокодилах, что падала на благодатную почву детского восприятия: «И мочалку, словно галку, словно галку, проглотил…», «Галоши, что прислал ты на прошлой неделе, мы давно уже съели»; а самое страшное, - когда он проглотил солнце, и никто не мог заставить его вернуть светило на место. И такое чудовище могло в любой момент появиться здесь! Вроде, я никогда особо не отличался стремлением командовать, руководить, а тут, тут я громко и твердо сказал: «Пока не прибежала крокодилица, быстро к дыре и выходите по очереди, а я вас буду оборонять!» Здоровая палка оказалась в моей руке, ребятня уже столпилась у дыры, и стало совсем темно. Если бы вы знали, как мне было страшно, и ноги мои, кажется, приросли к земле. В отличие от остальных, двухлетний Вовчик остался со мной и, взяв кусок кирпича, принял воинственную позу. Уже потом выяснилось, что мама ему ещё не читала Чуковского, поэтому слово «крокодил» говорило ему не больше, чем «акация», так что, он единственный из нас был поистине бесстрашен, не представляя, что нас ждет, если…
Посветлело, значит, все вышли, отправляю Вовчика туда и сам медленно спиной отхожу тоже, мечтая, чтобы зубастая мамаша задержалась ещё хоть на несколько секунд.
Оказавшись на улице, я не убежал сразу домой и не закрыл за собой плотно дверь, как мне хотелось, а организовал завалку отверстия остатками досок и кирпичей, чтобы жители нашего двора были в безопасности. Только после этого, ещё дрожа от возбуждения и пережитого страха, я оказался дома. Пришла мама, покормила меня, и первый раз, наверно, я не доел свою порцию, чем вызвал её удивление. Когда я снова вышел во двор, меня, возможно, переполняло чувство «гордости и выполненного долга» (тогда мы и не знали таких слов). Что ни говорите, а спасти шесть человек детей (не считая себя),- это вам - «не фунт изюму». Выражение лиц ребят, когда я к ним подошел, было какое-то странное, кто-то даже засмеялся, глядя на меня, а Любочка, та, из-за которой, видимо, я и совершил этот подвиг, просто презрительно посмотрела на меня и отвернулась.
Здесь же всё оказалось просто. Вылезая из подпола, Любочка испачкала платье и, когда мать стала её ругать, рассказала, как было дело. Я всегда не очень нравился её мамаше, и тут она вдоволь наиздевалась надо мной, утверждая, что яйца и зародыши варанов (да-да, тех самых 40-60-сантиметровых ящериц, что появлялись на заборах по вечерам) я специально назвал крокодильими, только для того, чтобы перепугать детей, а сам мог похвастаться своей смелостью. Она переодела Любочку в новое платье, приговаривая, что надо бы меня заставить стирать испачканное, но всё равно я ничего не умею, только языком болтать. Я был бы рад от стыда «провалиться сквозь землю», но каменная от жары туркменская земля не дала мне такой возможности, и я убежал домой и горько плакал, почему так получилось. Ещё неделю, а то и больше, меня дразнили «Крокодила победила». Детские дразнилки - всегда загадка, почему я тут был женского рода, непонятно, но видимо, для рифмы. Только Вовчик остался в моих друзьях, как хорошо, что он до сих пор так и не различал слова «крокодил» и «акация».
01.05.2004 Украина