Глава II
Солнечным осенним воскресным днем 1873 года гельсингфорсская православная Успенская церковь была наполнена до краев. Кроме родственников и знакомых венчающейся пары толпилось на редкость много русских жителей Гельсингфорса, а так же финских любопытных зевак.
Русские знали как минимум по имени отчеству помещика Александра Гавриловича Еланского, слышали о роскоши в принадлежащих ему поместье и имении в разных частях России. Что-то было известно также и о довольно широкой предпринимательской деятельности жениха. Финны и местные русские пришли еще и потому, что им хотелось взглянуть на невесту, дочь Валениусов. Да, девчонке повезло, так повезло!
Гельсингфорс город немаленький, но слухи и сплетни, как и повсеместно, в других местах, распространяются довольно быстро, по каким-то своим тайным каналам и путям. Уже было известно, что невеста, воспитанная в лютеранстве, была обращена, по желанию жениха, в православную веру, и что именно гельсингфорсская православная церковь была выбрана для венчания, так как жених, по какой-то причине, не хотел тыкать петербургской, или какой другой публике в России в лицо разностью в возрасте со своей невестой.
Среди гостей было несколько таких, которые знали немного больше других, и которые делились этими тайными знаниями со знакомыми, приветствуя их около церкви и внутри нее. Особенно одна пожилая дама, которую все знакомые, здороваясь, называли, то Татьяной Кирилловной, то мадам Перепелкиной, выглядела именно так. Как будто ей одной известно нечто такое важное, что все остальное было просто чепухой. Все ожидали прибытия главных действующих лиц.
- Мадлен Валениус наверняка просто обворожительна в роли невесты, - раздался чей-то голос позади мадам Перепелкиной. – Ведь она так красива…
Татьяна Кирилловна решила, что момент настал. Она повернулась к только что говорившему, и заметила деланно равнодушным голосом:
- Невеста не Мадлен Валениус, а ее младшая сестра Сесилия.
- Что вы такое говорите! Это невозможно! Полгода назад в городе только и говорили, что о помолвке Мадлен Валениус и господина Еланского…
- Как бы то ни было, это так, - стояла на своем мадам Перепелкина. – Скоро увидите. Свадебная фата сегодня на Сесилии Валениус, а никак не на Мадлен. Да и Сесилия уже не Сесилия, а Александра.
Этот обмен фразами между женщинами вызвал небольшое оживление среди стоящих в церкви прихожан. Кто то вытянул шею, чтобы разглядеть говоривших, кто-то выглянул из-за спины другого, кто-то обернулся, услышав подобную новость.
- Вот еще глупости! Чтобы невесту вот так враз взяли, и заменили, ну вы тоже скажете!
- Сесилия еще совсем ребенок. Как на это может пойти помещик Еланский…
- Сесилии уже три месяца как семнадцать, - продолжала мадам Перепелкина. – Да, она молода и даже слишком молода для такого мужчины как господин Еланский. Но молодость, милочка моя, это такая штука, которая очень даже нравится мужчинам. А мужчинам в возрасте зачастую еще как нравится.
Несмотря на то, что разговор слушало довольно много народа, и Татьяна Кирилловна именно этого и добивалась, обращалась она непосредственно к одной женщине, с которой весь этот разговор завязался.
- Но если это так, то, что за всем этим скрывается? Чье это решение, Еланского, родителей или самой Мадлен?
- Не думаю, чтобы кто-нибудь из посторонних был посвящен в эти тайны мадридского двора. Валениусы умеют держать язык за зубами… и жених живет в Петербургской губернии.
- Ах, вот как, в России! Так Еланский из Петербургской губернии?
- Да, и именно туда Сесилия, то есть уже Александра, поедет вместе с мужем!
- Не знаю, голубушка, есть ли в ваших словах какой-то резон. Вот увидите, как Эрик Валениус поведет к алтарю свою дочь Мадлен. Полно вам придумывать небылицы!
Татьяна Кирилловна Перепелкина даже не обиделась. Снисходительно хмыкнув, она пробормотала только:
- Сейчас увидим.
После этого отвернулась от своей визави, и посмотрела в сторону дверей. То же самое сделали все остальные, так как в церковь начали входить ближайшие родственники новобрачных. Слева со стороны невесты встала Элеонора Валениус, рядом оказались ее сестра и два брата с супругами. Было известно, что у Эрика Валениуса не было родственников в Финляндии, он приехал из-под Стокгольма двадцать пять лет назад и женился на Элеоноре Скугстен. Та принадлежала к довольно обширной шведской гельсингфорсской диаспоре. Обе дочери Валениусов уже родились в столице Великого Княжества.
- Где же дочь? – раздался тихий шепот, который, однако, почти всеми был услышан. Ожидалось, что или Мадлен, или Сесилия, приедет в церковь с матерью. На этот вопрос никто не смог ответить. В дверях появился жених, который, не глядя ни на кого, прошел к алтарю. Он заметно нервничал, подергивал рукава фрака, поправлял манжеты, приглаживал реденькие волосы.
Наконец, двери открылись шире, чем обычно, Еланский вместе со всеми обернулся, и, увидев невесту в сопровождении отца, сделал им навстречу несколько шагов. Размеренными шагами Эрик Валениус провел свою дочь по живому коридору к алтарю, выпустил ее руку, и встал рядом с Элеонорой. Невеста заняла место рядом с женихом, над головами у брачующихся появились короны. На невесте было свадебное платье из белого шелка, фата ниспадала с венка из белых роз. А возлежал этот венок на убранных в высокую прическу пшеничных волосах. Лицо невесты было видно очень хорошо, и это была никто иная, как Сесилия Валениус! А не Мадлен!
Увиденное вызвало настоящую волну шепота, толчков, чуть ли не тыканье пальцами в сторону новобрачных. Только с появлением священника все стихло, и венчание началось. Церемония была не очень знакома как минимум половине гостей, но это ничему не помешало, на вопросы священника были дадены утвердительные ответы, получено благословение, под сладкоголосый церковный хор молодые совершили все ритуальные действия. И все-таки какое-то странное ощущение беспокойства как будто висело в воздухе. Чувствовалось, как бесчисленные вопросы, удивления, сетования горели у гостей, как говорится, на устах.
Никто не всплакнул от умиления, даже те старушки, которые с удовольствием приходят поглазеть на незнакомых невест и насладиться собственными чувственными слезами. Даже мать невесты не проронила ни слезинки, и даже ни один мускул не дрожал у нее на лице. Элеонора Валениус стояла прямо, почти не шевелясь, и как будто до последнего момента ждала какого-нибудь неожиданного и неприятного сюрприза.
Ничего неожиданного, тем не менее, не произошло, кольцо оказалось на пальце невесты, раздалось благословение, жених торопливо поцеловал невесту в губы. Зрители раздались в стороны, давая молодым дорогу к дверям. Небольшая сутолока возникла снаружи, когда неожиданно большое количество народа захотело лично поздравить молодых, пожать руку жениху, только что ставшему мужем, приложиться к перчатке молодой жены. Любопытствующие не смогли отметить про себя ничего особенного в поведении новобрачных, так как и Александр Гаврилович, и Александра Ивановна, как две недели назад стала называться Сесилия, вели себя очень сдержанно. Тихое «спасибо» на трех языках было единственным словом, которым были награждены даже самые усердные поздравляльщики. Путь сквозь толкающуюся толпу к коляске был довольно труден, и если бы не братья фру Валениус, которые как городовые начали распихивать народ, то все могло затянуться.
Эрик Валениус арендовал в ресторане гостиницы «Кэмп» весь зал для свадебного банкета. По правде говоря, это жених оплатил все расходы, связанные с обильными угощениями, состоявшими из многочисленных блюд и отборных вин, но это никого не касалось, и не нужно было знать приглашенным гостям. Когда все расселись, и первые тосты в честь новобрачных были произнесены и выпиты, обстановка на глазах начала разряжаться, некоторая первоначальная натянутость таяла как снег под дождем. Официальная, самая тяжелая часть банкета была позади, можно было говорить на разные темы, обсуждать, что только не придет на ум, и на закуски налегать безо всякого стеснения. Время от времени кто-либо из господ поднимал бокал, чтобы произнести очередную здравицу, или чтобы объявить свое имя сидящему рядом, но дотоле незнакомому гостю. Знакомства шли быстро и споро. Приглушенный говор становился живее и шумнее.
Невеста и жених были самыми тихими из присутствующих. Даже между собой они вряд ли обменялись даже десятком слов, да и то, говорил в основном Александр Гаврилович. По сути дела Сесилия Валениус, теперь уже Александра Еланская вряд ли до конца понимала свое новое положение. Все произошло так стремительно! Только несколько недель назад отец позвал ее в свой кабинет и вкратце объяснил ей, что из свадьбы Мадлен и Александра Еланского по ряду причин ничего не выйдет, но Сесилии теперь предоставляется возможность занять уважаемое и обеспеченное место жены помещика Еланского. Ей нужно только принять обручальное кольцо, которое тот завтра бы принес, если она сейчас согласится.
Сесилия была действительно совсем ребенок, далекий от каких то жизненных переживаний. Несколько лет она, по решению Эрика Валениуса , ходила в немецкую женскую школу, не выказывая, правда, особого рвения к учебе. Когда доходы отца в наиболее трудный момент существенно уменьшились, младшая дочь была вынуждена закончить посещение школы, что она сделала без сопротивления. Она по природе своей была покладиста и даже пуглива, и привыкла без вопросов подчиняться родителям. Поэтому в ее сознании даже не мелькнула мысль воспротивиться планируемой ими брачной сделке. И вот она сидела здесь, молодой женой, с другим именем, и принимала бесчисленные поздравления.
Пошив приличного свадебного платья, заказ туфель, организация экипажа и прочие хлопоты были мгновенно решены фру Валениус при помощи денег господина Еланского. Когда Сесилия увидела на себе белое шелковое подвенечное платье от лучшего гельсингфорсского портного, у нее просто захватило дух. Это было просто платье принцессы, не меньше! А туфли! Не привыкшая к высоким каблукам, Сесилия чуть не выпала из коляски, зацепившись за порожек. Хорошо, что отец подхватил ее почти на лету.
Отец сидел напротив, рядом с какой-то родственницей Еланского, пожилой теткой, разговор с которой по всей видимости не клеился, хотя немецким языком, на котором шел этот разговор, оба владели сносно. Было заметно, что отца это обстоятельство не очень заботит, он выглядел очень раскованным, улыбался направо и налево, много раз поднимал бокал в честь Сесилии. Вот, наконец, он звякнул вилкой о бокал, призывая к тишине, и поднялся произнести речь молодоженам. Это была традиционная обязанность отца невесты.
Тут Эрик Валениус действительно блеснул. Он продемонстрировал, что у математиков хорошая память не только на цифры. Произнеся основную часть речи на шведском, он не перевел эту речь на французский или немецкий, для понимания ее женихом, а просто ошеломил всех, перейдя на русский язык. Акцент был жуткий, но речь была понятна. Говорил герр Валениус четко, с расстановкой, и в конце речи, выпив остатки вина в бокале, подошел к зятю и прильнул совсем по-русски к щеке последнего поцелуем. Публика была в шоке. Никто не знал, каких трудов стоило Эрику Валениусу заучить просто наизусть все эти заклинания на сплошной абракадабре. Оттого, что все получилось, Эрик был горд и доволен собой. Фру Валениус смотрела на него с нескрываемым удивлением и гордостью. Для нее это тоже был сюрприз. Суть речи сводилась к тому, что, испытав в жизни много трудностей, он, Эрик Валениус и его супруга были бесконечно счастливы, когда узнали, что их младшая дочь, родительская радость и надежда, решила связать свою судьбу с человеком положительным, с мужчиной, которому можно доверять во всех отношениях.
В глазах отца были слезы, когда он шел к своему зятю для вышеописанного поцелуя. Сесилия тоже была тронута речью отца, а именно той частью, которая прозвучала на ее родном языке. Она чувствовала, как отец растроган и рад всему происходящему, и эта радость как-то передалась и ей. Ей все это было интересно.
После того как Эрик Валениус закончил свою речь и, обняв зятя, сел на свое место, Элеонора Валениус обняла и горячо поцеловала свою дочь, и также горячо прошептала ей в ухо пожелания счастья.
Если бы Мадлен была здесь и смогла порадоваться свадьбе сестры! Сесилия не понимала, почему Мадлен нужно было уехать так быстро. Петербург, конечно, не край света, но сейчас это казалось бесконечно далеко. Мадлен провела в Петербурге все лето у генеральши Полины Владимировны Вершининой, компаньонкой последней и гувернанткой ее детей. Ну почему же она не могла приехать даже на свадьбу Сесилии, этого она, Сесилия, понять не могла. Тем более, что этим же вечером новобрачные тоже должны были отправиться в Россию, в имение мужа и Бог знает когда сестрам приведется встретиться!
Александр Гаврилович Еланский ни на секунду не переставал думать о новом повороте в его жизни. Когда Эрик Валениус вернул ему обручальное кольцо Мадлен и попросил его понять все правильно, сказать, что это было мощное потрясение, значит не сказать ничего. Эрик говорил долго и страстно, снова и снова повторяя то, что они, то есть Элеонора и он сам, Эрик, не могли даже представить себе, что происходит на самом деле в душе у Мадлен.
- Не следует заставлять девушку, - подытожил свою длинную и прерывистую речь герр Валениус. – Она угрожала, в крайнем случае, ответить отказом при священнике, посреди венчания. Мы не сможем этому помешать, и разразится такой скандал, о котором нескоро забудут. Вы, господин Еланский, уедете в Россию, а нам здесь все-таки жить.
Понурый Александр Гаврилович вынужден был согласиться с доводами несостоявшегося тестя. А какие радужные картины предстоящего семейного счастья он уже начал было рисовать в своем воображении! Жизнь изменилась бы, стала бы новой, мирной, спокойной и счастливой, если бы его и Мадлен обвенчали, и девушка стала бы его собственной супругой. Вдали от Мадлен, и в Петербурге и в своем имении и в поездках по России он не забывал о Мадлен, помнил каждую черточку ее прекрасного лица, каждый ее жест, движения губ. Что говорить, со всей пылкостью последнего чувства он влюбился в Мадлен, и был уверен, что эта девушка составит его счастье на всю жизнь.
Отвратительное предложение Эрика Валениуса о том, что Сесилия могла бы заменить Мадлен, выглядело поначалу совершенно невозможным. Еланский был едва знаком с этой молоденькой девушкой, считай, видел ее пару раз. У него были смутные представления о пухлом, большеглазом ребенке, голоса которого он, сколько ни силился, не припомнил. Да это просто невозможно, заменить этим Мадлен! Соответственно, он сразу ответил резким отказом, и покинул дом Валениусов даже в каком-то гневе на то, что ему осмелились сделать подобное безумное предложение.
Но по прошествии ряда дней его мнение понемногу изменилось. Он приехал в очередной раз в Гельсингфорс и задержался там подольше. Может, стоило бы познакомиться с девушкой поближе, может, было бы разумным посмотреть, а что это, собственно говоря, такое. Так сказал себе Александр Гаврилович, и еще раз навестил Валениусов. Отец Сесилии понял все практически без слов, состоялась встреча Еланского и младшей сестры его несостоявшейся невесты. Затем Александр Гаврилович пришел еще раз, говорил уже с Сесилией наедине, о том, о сем, а девушка слушала его с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом, вставляя иногда какое-нибудь детское замечание.
Как бы то ни было, предложение Эрика Валениуса, воспринятое поначалу Еланским с таким возмущением, потихоньку начало казаться последнему не таким уж и невозможным. Вся эта затея выглядела, если не замечательным, то уж во всяком случае, лучшим вариантом, чем просто обрушение всех настроенных планов. Александр Гаврилович достаточно долго вдовствовал, причем бездетно, и всерьез рассчитывал жениться. Он хотел иметь семью и, естественно, наследников. Собственно, говорил он себе, в Сесилии не к чему особо придраться. Молода, да, конечно, может даже слишком, но молодость, в конце концов, это никакой не изъян. Молодая душа податлива, это воск, из которого можно, что называется, слепить себе жену по своему нраву. Может так оно и лучше, говорил себе помещик.
Конечно, в глубине души Александр Гаврилович понимал, что Сесилия это всего лишь замена Мадлен, и что нужна то ему Мадлен, и Мадлен он любит. Эта недалекая девушка-подросток, которую ему как в лавке подсовывает ее папаша, конечно, не шла ни в какое сравнение с обожаемой им красавицей и умницей Мадлен. Но он дал согласие на брак с Сесилией, как будто махнув рукой и на себя, и на свою любовь.
Утешало то, что хотя бы на время свадебных торжеств Мадлен не приехала из Петербурга поздравить сестру. Было бы слишком тяжело смотреть в глаза утраченной возлюбленной, да еще принимать от нее поздравления со свадьбой.
Для Элеоноры Валениус день свадьбы был днем сплошных нервов. Она до последнего момента боялась, что какое-нибудь глупейшее недоразумение, какая-нибудь упущенная мелочь может все расстроить. Публичный скандал принес бы семье невосполнимые потери. Уже сейчас город полнился различными слухами и домыслами. Говорили и сплетничали обо всем, это она хорошо знала. Но все закончилось, слава Богу хорошо, и злопыхатели остались с носом. Еще во время свадебного застолья Элеонора нервно следила за выражением лица жениха и пыталась услышать каждое слово, которое он говорил невесте. По правде говоря, слова жениха, обращенные к большей части гостей, были ей непонятны, в силу того, что русским языком Валениусы, как и многие финляндцы не владели. Длинная же речь Эрика ее слегка раздражала – нужно ли было расписывать трудные жизненные этапы семьи перед посторонними людьми. Половина из них завтра уедет в Россию и больше никогда тебя не увидит. Но расскажут там, в России, что Еланский женился на бедолажке из жалости и за молодость. Но удивительное дело, одновременно с раздражением, Элеонора была тронута. Она с грустью вспомнила себя, молодую, ничего толком не умеющую жену, при молодом же, крайне небогатом муже. Никогда не было достаточно денег, ни на нарядную одежду, ни на какие-то вкусности, даже по праздникам. Частые визиты к не очень довольным родственникам, чтобы как следует пообедать, перешивание платьев невесток себе, потом их дочек своим дочерям. Только несколько лет назад положение мужа немного укрепилось, и доходы стали позволять кое-что недоступное ранее. Огромным подспорьем стала возможность нанять хотя бы такую прислугу, глупую и нерасторопную,единственным плюсом которой было то, что воспитываясь при семье пастора. она научилась бойко говорить по шведски. Как минимум самые тяжелые домашние работы свалились с плеч хозяйки.
Что же помогло им быть вместе, почему они с Эриком никогда толком не ругались? Как-то неожиданно для себя самой Элеонора вдруг ясно и сильно поняла, как они любили друг друга, с первого дня знакомства, и что именно эта любовь помогла им выжить, поднять двух дочерей и радоваться друг другу каждый день, подаренный им Богом. Они и сейчас любят друг друга. Конечно, они хотели бы, чтобы у дочерей была любовь, хотя бы такая же, как у них, но вот чего они точно не желали своим дочерям, так это той крайней нужды, в которой билась чета Валениусов все молодые годы.
С Сесилией этот вопрос, кажется, уже решен. Младшей дочери не придется терпеть подобные лишения. Сможет ли дочь быть благодарной, мелькнуло в голове у фру Валениус. Интересно, о чем она сейчас может думать, эта маленькая куколка, сидя рядом с настолько старшим ее мужем? Сможет ли когда-нибудь молодая девушка, женщина привыкнуть к старику настолько, чтобы прожить с ним отпущенные годы, может быть, родить детей и не сорваться, не бросить все и бежать от постылой развалины?
Элеонора поймала себя на мысли, что она сама избежала подобной дилеммы. Эрик и сейчас был очень импозантный мужчина, на которого заглядывались даже молодые женщины. А в пору их молодого супружества это был просто Аполлон, красивый и прекрасно сложенный. Она вспомнила, как иногда любовалась им спящим, когда белые северные ночи позволяли видеть друг друга далеко за полночь.
Поднятый Эриком очередной бокал за молодых вырвал ее из плена воспоминаний, она встряхнула кудрявой головой и сказала сама себе в очередной раз – так надо, и ей, Сесилии и всей семье!
Был уже поздний вечер, когда молодожены, переодевшись по-дорожному, отправились в сторону Выборга, не оставшись ночевать в доме Валениусов, несмотря на длительные уговоры. На все доводы Эрика и Элеоноры Александр Гаврилович отвечал, что они прекрасно проведут ночь, если придется, в гостинице в Борго, так будет лучше и удобнее. Карета, запряженная парой гнедых, увезла новоиспеченную Александру Ивановну Еланскую навстречу новой жизни, в новом доме, в новой для нее стране, среди новых для нее людей.
Супруги Валениус чувствовали себя смертельно уставшими, хотя всю физическую работу делали разные нанятые люди. Это была усталость иного свойства, усталость людей, сделавших какое-то важнейшее дело, дело трудное и нужное. Они справились. Эрик лежал, не раздеваясь, поверх покрывала, на их кровати с закрытыми глазами, и только галстук был развязан. Элеонора умылась, переоделась ко сну, но не легла, а присела рядом с мужем, взяв его за руку.
- Ты спишь, Эрик?
- А ты как думаешь, после такого-то дня?
- К счастью, все позади. Нам с тобой не удалось поговорить днем ни разу, ни словом обменяться.
- О чем ты? По-моему все прошло удачно, все хорошо. Сесилия уже на пути в свой новый дом…
- Да, хорошо, что все получилось…- согласилась Элеонора. – Только вот, когда я увидела Сесилию в белом платье, и потом, когда она садилась в карету и посмотрела на нас…она же совсем ребенок, кроме дома и нашей семьи вообще ничего не видела и не знает. Как пойдет ее жизнь, с мужчиной, который настолько ее старше? Правильно ли мы поступили со всем этим? Сесилия представления не имеет, что такое замужество… кроме того, сразу уехать в чужую страну, жить далеко от того, к чему привыкла…
- Поздно об этом рассуждать, - зевнув, произнес муж. – К тому же, ты сама торопила все, что было связано с этим браком. Ведь это ты придумала предложить Еланскому Сесилию вместо Мадлен. Я бы до этого не додумался. По-моему, не стоит расстраиваться, по крайней мере, сейчас. Все уже позади.
- Да, да… просто в голову лезут разные мысли…
- Ты просто здорово устала за сегодняшний день, только и всего, - утешил жену Эрик. – Когда придет первое письмо от Сесилии, ты видишь, что она очень довольна. Молодежь быстро ко всему привыкает. Сесилия привыкнет к своей новой жизни, вот увидишь.
- Надеюсь, что ты прав! – Согласилась Элеонора. – Мы ведь думали только о счастье для своего ребенка, не так ли?
Эрик не ответил. Вместо этого он сел, повернулся к жене и погладил ее волосы, в которых уже отчетливо обозначились проседи.
- Ложись спать, моя любимая. Мы сделали что смогли, и теперь уже ничего не изменишь! Господь все видит, и понимает, что и для чего мы сделали.
Сказав это, Эрик опять откинулся на подушку, и через минуту его хмельное сознание угасло. Элеонора, прежде чем уснуть, долго смотрела в окно через не задернутые гардины и думала о дочерях.
Продолжение следует