- А ещё, мне нравится ходить с закрытыми глазами... - откровенничал он в трубку. - Да, да, не смейтесь. Знаете, как в детстве...
- А я дождь люблю, – признавалась она, - тёплый летний. Бывает, разметаешь волосы и, скинув босоножки - по лужам...
- А мне в горах нравится... - глянув на бегущие по экрану цифры, протянул он. - И непременно утром. Когда самый восход, и воздух пронизан невероятной свежестью...
- А я больше море люблю... - заглянув в детскую, призналась она. – Стоишь, бывало, на пирсе, смотришь вдаль...
- И ветер в лицо? – предположил он, что-то торопливо записывая на отвороте листа.
- Да-да, и ветер...
Прикрыв трубку ладонью, она заглянула в детскую и прошипела: «Тихо – кому сказала!».
- Или, когда над бездной и вниз смотришь, - шептал он, осторожно щёлкая по клавишам.
- А она манит, - плотно прикрывая дверь, продолжила она, - и внутри всё цепенеет. А ты борешься с желанием оторваться и взмыть.
- Ах, как вы всё это красиво чувствуете! - прошептал он и оглянулся на кабинет начальника.
- А вы меня так понимаете.
- Спасибо. А я вас, признаться, немного побаивался, – проговорил он, вернувшись к экрану. – Думал, вы недосягаемая.
- Что вы, я не такая! – запротестовала она, теребя фартук. - А вы... вы меня прямо поразили.
- О, как бы я хотел!.. Кстати, вы действительно блондинка?
- Да. А что? – произнесла она с некоторым вызовом, отправляя за ухо прядку жгуче чёрных волос.
- Ничего, просто... - он сделал паузу, а затем, робко спросил: - А можно я стану о вас мечтать?
- Ну, конечно, можно, глупенький, – ответила она ласковым шёпотом. - Хоть мне чуточку и стыдно.
- А вы обо мне мечтать будете?
Вместо ответа она лишь крепко сжала в руке увесистый половник.
- А я вам кое в чём должен признаться, - продолжил он.
- В чём же?
- Утром... - голос его дрогнул. По коридору шёл начальник, и он, прикрыв трубку рукой, торопливо зашептал:
- Утром я один раз о вас уже мечтал. Правда, это ужасно?
- Вы милый, – проворковала она.
- А вы обо мне мечтали? – спросил он, наваливаясь животом на столешницу и становясь невидимым стороннему взору.
- Что вы?! – вспыхнула она. - Я не такая!
- Вот, видите - я совсем вам не нравлюсь.
- Ну почему же, - провела она рукой по волосам, и произнесла игриво: - Нравитесь. Даже очень. Хоть мне чуточку и стыдно.
Лежать на столешнице было неудобно. Живот давил. Дышать становилось всё труднее. От напряжения лицо его багровело.
- А хотите... - сказал он, крепче прижимая трубку к уху, - хотите, мы станем мечтать вместе?
- Хочу.
- А вам как больше нравится?
- Вы меня смущаете... - проговорила она, теребя фартук. - Ну, ладно... сзади.
- Я имел в виду – мечтать. В горах или на море?
- Ой, теперь мне и правда стыдно. Ну, пусть - в горах.
- В горах, это чудесно!.. А сейчас утро или вечер?
Отстранившись от трубки, она прислушалась. Из детской доносился плач.
- Пускай утро - вам же нравится утро? – проговорила она почти скороговоркой.
- А какое время года – осень, лето?
- Да, мне всё равно. Только давайте побыстрее, – глянула она на часы.
- Ну, как же... если зима, то будет неудобно, – замялся он. – Все эти лыжи, куртки, рейтузы...
- Ладно, тогда пусть лето!
- Лето – это хорошо. Лето – это замечательно!
- Ну, давайте уже, а то у меня борщ выкипает.
Он заторопился.
- Хорошо, хорошо. Значит так. Лето. Мы стоим на пирсе. М-м-м... Ветер вздымает ваше платье...
- Так мы в горах или на море?
- В горах.
- А при чём тут пирс?
- Тьфу ты, запутался. Извините. Это всё из-за спешки...
- Хорошо! – пугливо оглянулась она на дверь. Ей показалось, что в прихожей что-то звякнуло. – Хорошо. Мы на пирсе, платье задралось. Что дальше?
- Дальше... - промямлил он. – Дальше, э-э-э, секундочку, соображу... тут начальник косится.
- На нас?
- На меня!
- Ясно, - выдохнула она с некоторым раздражением. - Ну и сколько мне вас ждать?
- Говорю же, начальник. Секундочку.
- Ну, платье задралось, а дальше что?
- Что-что, обнимаю я вас.
- Как обнимаете?
- Руками!
Угол стола больно врезался ему под ребро. Трубка прилипла к уху.
- Горячо, нежно, пылко, страстно - как?
- Выберите сами! Говорю же, у меня тут начальник...
- Ладно, я выбрала «страстно» и «пылко». Где вы?
Она снова прислушалась.
- Я тут, - прошептал он. - На пирсе. Секунду... Всё. Кажется, мимо.
- Мимо чего?
- Да начальник мимо. Не отвлекайтесь - мы целуемся.
- Как уже?! Ой, мне так стыдно... Ах, собака!
Выскочив из спальни, она бросилась на кухню.
- Какая собака? Вы где?
- Да, борщ, собака, всю плиту залил! - придерживая трубку плечом, скинула она крышку с кастрюли.
- Да?.. А я вас тут уже целую...
- Да-да. Мне приятно! – погасив конфорку, схватила она тряпку. - Целуете, и?
- Тише! – глухо отозвался он. – Начальник за спиной... Раздевайтесь пока.
- Хорошо, - промокнула она свекольную лужицу. – Разделась... А вы где? Мне же холодно!
- Пять минут... - прошипел он. - Накиньте пока что-нибудь.
- Ах! – донёсся до него её вскрик. За ним послышался металлический грохот.
- Что там у вас?
- Обожглас-с-с-сь! – зашипела она. – И половник ещё уронила на ногу... с-с-с-с...
- Приложите лёд.
- Да на кой мне ваш лёд?! Мы мечтать, вообще, будем?!
- Будем, будем. Минутку!
- Да вы что - издеваетесь? Не хотите, так и скажите!
- Я хочу. Даже очень. Но начальник. Понимаете, мне сложно...
- А мне, думаете, просто?! У меня тут дети сейчас друг друга поубивают!
- Но вы же говорили вам восемнадцать!
- А вам не всё равно?! – швырнула она тряпку в раковину.
- Как же всё равно. Вы что меня обманули?
- Подумаешь, какая неженка! Обманули его!
- Может, вы ещё и не блондинка?
- А может вы импотент?! Горы, море - достал своей тягомотиной!
- Дура! – пискнул он, и на его плечо опустилась начальственная рука.
- Урод! – выкрикнула она.
- Кто урод?!
Голос мужа заставил её вздрогнуть.
- Да, один тут... номером ошибся.