- Поедешь сегодня в Чернигов. Там большой конфликт. Возможно, будет открыто уголовное дело. Твоя задача замирить директора, профсоюз и парторга. Завтра там партсобрание. Сегодня разберись, кто и что хочет, а завтра на партсобрании сделай всё возможное, чтобы они утихомирились. Понял?
- Нет.
- Что тебе не понятно?
- Я не член – они меня на партсобрание могут не пустить.
- Член, член! Ты не говори, что ты не член. На вид ты член. Не обижайся.
- Я не обижаюсь, но я таки не член. Вот, Вы...
- Ну-ну! Ладно. Слушай, не дрейфь, никто тебя не спросит: им не до тебя. Они воюют. Но учти! Нельзя допустить уголовку: нам тогда Знамени не видать!
- Теперь понял.
- Будь очень осторожен: никаких подношений не вздумай брать!.
- Так, я ж, вообще, не беру.
- Я знаю. Говорю на всякий случай… Разберись объективно, но учти, что директор – сын заместителя облисполкома, парторг – отставной полковник, Герой Советского Союза, а эта, из месткома, - большая сука. Пришла из комсомола.
***
Мне предстояла миссия миротворца.
На вокзале меня встретил местный директор.
- Пообедаем? – весело предложил он.
- Поработаем, - мрачно ответил я.
- А, ну, поработаем.
Конфликт оказался весьма простым.
Председатель профкома, Нина Ивановна, женщина активная, и желавшая занять более высокую должность, с более высоким окладом, долго не могла получить повышение.
Она решила пошантажировать директора, и сделать это с помощью парторга-кадровика.
Парторг не смыслил ничего. Никогда. «Рожден был хватом»! Но, когда он услышал от Нины Ивановны, что в Центре совершаются приписки – сразу стал на её сторону: «За что боролись»!
Проблема существовала давно, всюду, и была следствием всеобщего планирования.
Выглядела проблема так.
Как только предприятие покупало ЭВМ (Электронно-вычислительную машину), ему устанавливали план её загрузки, сначала 8 часов в сутки, и потом 15… План этот доводился с самого верха – ЦСУ СССР. Никто не мог объяснить, почему плановые цифры устанавливались учётчиками, но так повелось.
Предприятию не нужно было столько! Ему надо было гораздо меньше. Но, если план загрузки не выполнен, то всё предприятие считалось не выполнившим Государственный план. А это лишало коллектив премии и всего остального.
Конечно, директор мог продавать машинное время на сторону, но тогда его обвиняли в том, что он неэффективно использует дорогую технику… Торгаш!
Что же делать?
Единственным отражением загрузки был «Журнал использования машинного времени».
В этой святой Книге сосредоточивалось счастье предприятия. Книга постоянно находилась рядом с пультом, и заполнялась оператором, производившим расчет на ЭВМ.
Понятно, что оператор мог написать, что работал 15 минут, а мог – 3 часа. Или 5. Или 15…
Вот, собственно и всё!
Сама продолжительность расчета ни на что, кроме «выполнения плана», не влияла.
Был даже такой случай, когда наш программист написал программу сортировки массива информации, которая выполнялась 50 часов подряд! Замечательная программа! Она давала сумасшедшую загрузку. Проблема была в том, что заказчик не мог ждать так долго… Но кому он нужен – заказчик! Не барин – подождешь! У нас тут не частная лавочка!
Другой программист увидев однажды, с какими страданиями работает сортировка, переделал её, и подал мне рацпредложение… Я тут же возненавидел его: сортировка работала… 10 минут!
- Балбес! Что ты сделал! Где мы теперь возьмем загрузку?
Конечно, ему была выплачена премия за нанесенный экономический эффект…
Но расчеты выполнялись по прежней программе: куда спешить? (То есть, по новой, но записывалось по-старой)…
Каждый год в период подготовки планов, все, кто был связан с использованием ЭВМ собирались в стаи, и ехали в Москву – искать правду. Ходоки.
Но в Москве объясняли: «Так надо»! И никакие доводы не могли их заставить исключить из своего штатного расписания огромное число бездельников, контролировавших загрузку ЭВМ по всей стране… А это ведь были тысячи людей, каждый из которых мог лишить целое предприятие премий, фондов на развитие производства и так далее.
Не надо думать, что так было только в планировании загрузки ЭВМ – так было во всех отраслях! Разве тонно-километры или койко-часы – это не тоже самое?
Или выплата зарплаты за объем строительно-монтажных работ… Сейчас, по прошествии времени, просто удивительно, как могла существовать страна, где конечный результат: построенный дом, вылеченный аппендицит, доставленный груз – никого не интересовал! Где платили за процесс труда, а не за его результат…
Однако, вернемся.
Вечером ко мне в номер пришел Герой-кадровик-парторг. Он рассказал, как плохо управляется директор, и как было бы хорошо, если бы я помог его выгнать… В качестве аргумента он поставил на стол сумку, из которой торчали обоснования: колбасы, бутылки коньяка и баночки с пресловутыми дефицитами…
Поскольку дьявольский план в моей душе уже созрел, я, чтобы не обидеть ветерана, сказал:
- Федор Иванович! Выпить с Вами по сто грамм – это для меня большая честь. А остальное прошу Вас – в сумочку, и домой.
Мы выпили пару бутылок доброго коньяка, закусили красной икрой, и ароматным сервелатом, и остальное Фёдор Иванович унес.
Утром заехал директор, и я изложил ему свой план…
Директор сначала не понял, потом пошевелил мозгами, и обрадовался.
Днем состоялось партийное собрание, которое закончилось полным примирением сторон и всеобщей любовью.
Нина Ивановна вышла под ручку с директором, а кадровик тискал меня, как своего однополчанина. В кабинете директора состоялось официальное примирение сторон.
Как я очутился дома, в Киеве, я не помню.
- Ваше поручение выполнено, - доложил я по-военному своему Генеральному.
- Помирил?
- Так точно! – ой что это я заразился, наверно, от полковника…
- И как?
- А мы эту суку назначили заместителем директора. Вот, Приказ. Вот, новое штатное расписание. Подпишите, пожалуйста.
- …, - вытаращил на меня круглые совьи глаза мой Директор, скороговоркой проговорив весь арсенал прорабской матерщины, - ты совсем с ума спятил?
- Никак нет, - тьфу, что это со мной, - теперь она будет отвечать за загрузку ЭВМ. Думаю, месяца через три кадровик не получит премию, и убьет её. Он может!
Директор продолжал смотреть на меня грозно, и только мне было известно, что именно так он смотрит на тех, кого любит: глаза стали сощуренными по-японски.
Через два месяца Нина Ивановна уволилась по собственному желанию...