Успевший изрядно запылиться отрывной календарь утратил последний февральский листок, (безжалостно и злорадно отправленный мной в «поганое» ведро). Делать мне было решительно нечего, по причине больничного листа, и я уставился в немытое с осени окно. Столбик термометра, криво «пришпандоренного» моим (часто пребывающим в похмельном синдроме) папой – импотентно втянулся в минус. Серо-чёрный проём арки нашего дома тоскливо подвывал, очевидно, представив себя аэродинамической трубой. Брошенный из хулиганских побуждений окурок из соседского окна описал весьма живописную траекторию и подбитым самолётом уткнулся в грязную кучу снега, испустив последнюю порцию никотина.
Судя по всему, природа никак не отреагировала на изменения в календаре. Она, очевидно, была «не в курсе» или ориентировалась исключительно на юлианский календарь.
Скукотищщща!
Соседский кот Васька метался по слегка подтаявшим в конце февраля и задубевшим от внезапного первомартовского мороза сугробам и возмущённо орал:
– Ма-а-а-у-у-у!!! Ну? И где эта весна??? Где тепло? Где солнышко? Где мягкая зелёная травка? Где аппетитно щебечущие птички? Где девочки? Девочки где??? Даже подраться не с кем – вся дворовая шпана по подвалам шкерится! Облом!!! Сплошной обма-а-а-а-а-а-ан!!! Ма-а-а-у-у-у!!!
А проходящие мимо жильцы нашего дома обнадёжено говорили:
– Ишь, как Василий разорался – весну чует! Котов не проведёшь!
Мимо Василия, на более чем безопасном расстоянии, протрусил рыжий шелудивый подзаборник – большущий бродячий пёс с «аристократичной» кличкой «Чубайс». Косо поглядывая на Ваську и, на всякий случай, поджав хвост, он пробирался к ближайшей помойке в надежде опередить ещё не «просохших» от ночной попойки бомжей. «Ваське, похоже, делать нефиг. Надо убираться от него подобру-поздорову – а то опять докопается и морду когтями издерёт, в натуре!» – подумал про себя Чубайс и прибавил ходу. Оценив расстояние до нагло появившегося противника, Василий издал утробное урчание, больше походившее на рык, и собрался было, по обыкновению «начистить псу рыло». От неизбежной расправы пса спас взревевший рядом «Москвич» заслуженного пенсионера Михалыча, собравшегося отвезти в дачный дом на своём раритетном драндулете всевозможный строительный хлам, добросовестно и кропотливо собранный с помойки. Василий, как и любой приличный кот, не переносил громких индустриальных шумов, а потому, брезгливо дёрнув лапами, ретировался на обход самых отдалённых своих владений.
Василий был весьма примечательным обитателем нашего двора, не смотря на далеко не гламурный облик! Масть – трудно идентифицируемая: серые пятна на грязно-белом фоне. Шерсть – густая и длинная выдавала в родословной Василия присутствие сибирских кровей. Жёлто-зелёный настороженно недоверчивый взгляд хитрых и умных глаз живописно дополняли уши – до бахромы ободранные в схватках с нарушителями «государственной» границы. Выражение морды Василия носило отчётливое сходство с лицами беглых каторжников и других «почётных» обладателей фотографий на стенде «Их разыскивает милиция» в местном РУВД. «Мурлым Мурло!» – метко подметил как-то мой папа, будучи почитателем незабвенного Аркадия Райкина.
Подобранный ещё несмышлёным котёнком на улице, этот котяра стал воплощением исключительного разбойника и дебошира. Изо дня в день, патрулируя свою территорию, Василий регулярно устраивал экзекуции всем зверькам, неосмотрительно вторгшимся в его владения. Его опасались даже собаки. После неудачных попыток подорвать авторитет этого самозваного правителя, и домашние, и дворовые псы уносили на себе только долго незаживающие раны от его острющих когтей. Наверное, Ваське больше бы подошли клички «Фредди» или «Крюгер», но хозяйка его никогда не смотрела «политически чуждых» американских «ужастиков». К ней, впрочем, Василий относился с исключительным уважением: всегда ждал её возвращения у подъезда, непостижимым образом вычисляя время прибытия, ласково обнимал ноги хвостиком, выгибая спинку и нежно «бодая» заношенные старушечьи валенки. Кроме того, обязательно приносил хозяйке пойманных мышей и птиц.
Во второй день этой исключительно календарной весны, я, измотанный недельной простудой, несколько оклемался и решил прогуляться до ближайшей аптеки (в целях восполнить оскудевший запас медикаментов). Неспешно одевшись, я вылез из своей «норы». Наш «ароматный» оплёванный подъезд был, по обыкновению, испещрён «фресками» доморощенных «стенографистов». Жажда жизни, выраженная в лозунге «Хочу бабу потолще!» соседствовала с экстремистским призывом «Освободим город от хачей!», а неумело начертанные анатомические части тела причудливо сплетались со штукатурными трещинами в сплошной узор. Лифт, естественно, пребывал в нерабочем состоянии и лязгал дверями в своей механической агонии где-то на верхних этажах.
Подходя к площадке первого этажа, я ощутил резкий специфичный запах валокордина, вероятно просочившийся через щелястую дверь бабы Маши – хозяйки «уголовного авторитета» семейства кошачьих. Под дверью подъезда горланил и сам «авторитет» – Василий. Как только я открыл дверь, котяра шмыгнул с невероятной скоростью в подъезд, чуть не сбив меня с ног. После чего продолжил завывания уже под дверью своей квартиры. У подъезда обнаружилась машина скорой помощи. По всем этим признакам было абсолютно понятно, что дела у бабы Маши откровенно неважные.
Отоварившись медикаментами, я приплёлся обратно и увидел у подъезда знакомого фельдшера Андрюху Чубатова с кардиологической бригады, нервно покуривавшего «Яву».
– Привет, Димон! Чо не на работе? – поприветствовал он меня.
– Простудифилис замучил! Гриппер, мать его!
– Если не в падлу – подсоби старушенцию вашу до машины донести! У ей – инфаркт, блин! А докторица моя – шибко щуплая дамочка! Не осилит!
– Отчего ж не подсобить – подсоблю. Пошли.
Бабулька и вправду выглядела весьма неутешительно и в полубессознательном состоянии тихо постанывала. Обезумевший от наплыва толпы незваных гостей Василий тревожно взирал со шкафа на все наши передвижения и злобно урчал. Осторожно переложив бабу Машу на носилки, мы бережно вынесли её к машине. Но как только открыли заднюю дверь машины – первым туда влетел Василий, не желая оставлять хозяйку на растерзание злым эскулапам!
– Кыш, кошак! Брысь! – попытался его выгнать Андрюха.
– Х-х-х-х-хы! У-у-а-а-а-у-у-у! – хриплым басом ответил не на шутку встревоженный Василий и моментально распушил шерсть и раздул хвост.
– Вот ведь зверюга какая! – воскликнул Андрюха и попытался ухватить Василия за шкирку.
– Стой! – крикнул я на неугомонного Андрюху, но опоздал.
Точно боец кунг-фу, с шипением и боевым кличем, Василий на выдохе нанёс Андрюхе молниеносный удар своей когтистой лапой.
– Ой, ё-о-о! Итить твою кошачью мать! – взвыл Андрюха, разглядывая на своей кисти пять глубоких багровых царапин, с моментально проступившей из них кровью.
– Оставь в покое животное! Марш в машину – сейчас забинтую! – скомандовала Андрюхе миниатюрная, хрупкая, но чрезвычайно симпатичная докторша.
Водила «скоропомошницкой кареты» захлопнул дверь и, через минуту, машина исчезла в проёме арки, мигая маячками и истошно завывая сиреной. Испуганные соседки бабы Маши истово перекрестились.
На душе стало как-то тоскливо, и я побрёл домой, восхищённо вспоминая самоотверженность и преданность Василия.
Бабу Машу хоронили всем подъездом в конце апреля. Ласковое с утра солнышко к обеду заволокло нахмурившимися облаками, а после выноса тела – природа пролила с небес свои скорбные слёзы. Могилу ей обустроили возле сына Серёжи – весёлого, задиристого и неугомонного некогда парня, любимца всех девчонок нашего двора. Из «Афгана» прибыл он «грузом двести» в самом начале 80-х с орденом Красной звезды на багровой орденской подушке. Тогда-то Мария Ильинична и стала быстро стареть. Надо заметить, что никто из наших дворовых пацанов после этого даже не помышлял «откосить» от армии – совестно было.
Василия же никто из соседей не видел с того момента, как бабу Машу отвезли на «скорой» в больничку. Как я узнал позднее от Андрюхи Чубатова, по прибытии её в приёмный покой, «озверевший котище» и там устроил побоище, абсолютно несогласный с больничным режимом: изодрал когтями двух санитарок, охранника и даже «главнюка», не ко времени затеявшего обход вверенного ему лечебного учреждения. С подачи ободранного в кровь главного врача был вызван ветеринарный «наряд» особого назначения, которому с неимоверным трудом удалось «повязать» разбушевавшегося кошачьего «авторитета».
Василий объявился во дворе на следующий день после похорон хозяйки. Изрядно отощавший и опаршивевший, словно сбежавший с «зоны» уголовник – с остервенением надрал морду успевшему «оборзеть» в его отсутствие псу Чубайсу. После чего – опять исчез. А на «родительский» день соседки нашли его бездыханное тельце на могиле бабы Маши.
Во дворе же появился целый «спецназ» из нескольких отчаянно смелых котят серо-белой масти, к величайшему неудовольствию Чубайса.
Д.М.
01.08.2008г.