О вечном бытие с перерывами на повседневный быт

Шарапов Александр
       
       (размышления не у парадного подъезда)
       Бытие. Что наша жизнь? Нет не игра, скорее сплошная иллюзия. Мы живем, или нам кажется? А если, кажется, то пусть кажется, что мы живем правильно, в достатке, со смыслом. Время течет независимо от нас, от наших переживаний и чаяний. Так почему же оно, время, такое независимое от всего и всех, вмешивается в наше бытие, правит им, указывает нам на наши ошибки, предостерегает, заставляет спешить, опаздывать и переживать за бесцельно прожитые годы? Как оно меняет нас и нашу жизнь?
       Быт. «Ты ко мне? Случилось страшное? Что опять тебя бросили. И кто он на сей раз? А, командир подводных катеров этого города? У нас нет водоемов для подлодок. Что? Ты тоже ему не поверила сразу? Слава богу! И что случилось потом? Он убедил, что под городом есть секретная база на случай войны? Что он засекречен. Засекречен настолько, что не может, открыто получать зарплату, и ее переводят на секретные счета за рубежом? Ты его кормишь и одеваешь? Поздравляю! Вещи-то целы? И на том ему спасибо! Продолжай в том же ключе».
       Бытие. Нет, надо проще быть, ближе к народу. Что я все где-то летаю, критикую, иронизирую, использую эзоповский язык, подтекст, кавычки, сноски!? Кому это интересно? Сейчас век не тот. Или люди другие. Черт его знает. Новости одной строкой, поцелуй мимолетно, даже не воздушный, а так, в себя, не поворачивая головы. Так теперь живем, что делать. Пиво - на ходу, приветы - на бегу, дела – на лету. Все важное успеваем сообщить на пороге, обговаривая детали уже на лестничной клетке. Даже если лежишь на диване, и то некогда встать, до того занят созерцанием бытия.
Самые нужные и теплые слова для близких и любимых произносим про себя, чтобы, не дай бог, никто не услышал. На похоронах - хорошо или никак, вот и молчим. А что говорить, уже поздно.
 Читать перестали. Нет не совсем. Не даются длинные статьи, тексты. Если «Война и мир», то в сокращенном варианте, где-то двадцать страниц. Успеваешь понять, что этот знаменитый роман является первоисточником анекдотов про Наташу Ростову, Андрея Болконского и Пьера Безухова. Только это. И ведь о романе слышал много восторженного, полистал эту двадцатистраничную брошюрку, не понравилась, слишком все затянуто, нет динамизма, Толстого не понял, как и всех, кто, им восхищается. Это сегодняшние реальности. Динамизм, граничащий с отупением.
Тоже и с выступлениями. Слушать долго невмоготу. Президент зачитал поздравление с Новым годом и все, дальше внимание рассредоточилось на фужерах с шампанским. Узнал курс валюты и выключился из процесса. Взглянул на карту погоды, задержал взгляд на полуобнаженных красавицах и побежал по делам. Не до подробностей. Как же мы раньше могли слушать многочасовые выступления генсеков на многочисленных пленумах? Однозначно, мир с прогулочного шага девятнадцатого века рванул спринтерскую дистанцию века двадцать первого. У всех на лицо отдышка, но остановиться нельзя, затопчут.
       Слова становятся важнее поступков. Он хорошо сделал, но плохо об этом рассказал, поэтому то, что сделал – тоже дрянь, хоть и вещь очень полезная. Все превратились в слух, одновременно ослепнув. Он видит, что эта машина марки «Трахома» уже никогда не поедет. Не верит. Продавцы утверждают, что она на ходу. Так везде. Сказанное – на весь день, напечатанное – на века, увиденное – мираж, обман зрения. «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Да, ерунда все это. Он не увидит того, что ему расскажут. Потому что этого нет в природе. Так теперь «впаривают» любую вещь, не утруждая остановиться и посмотреть на покупателя. Некогда, этот процесс, процесс оболванивания, надо продвигать и совершенствовать.
       Быт. «Опять ты? Ты что, не видишь, что это альфонс? Он прокутит твои деньги, поправит пошатнувшееся здоровье на твоем диване и исчезнет. Нет? Он сказал, что любит, что будет с тобой вечно? Открой глаза, заткни уши. Теперь видишь, что он не богатый бизнесмен, а гламурный подонок из соседнего дома? Нет? Тогда закрывай глаза и слушай дальше, уже не жалко».
       Бытие. Чувства родного города, смешались с чуждым воплощением красоты и уюта. Вместо парковых зон и скверов, где можно с бега перейти на ходьбу, как грибы, растут торговые центры, где бежать приходится еще быстрее. Едешь в новом, пахнущем свежестью трамвае, безразлично разглядываешь развешанные, как грязное белье, листочки. Радуешься за пассажиров. Вдруг замечешь возле кабинки вагоновожатой грубо сваренную ржавую, загнутую кувалдой трубу. Понимаешь, что дальше – запретная зона для пассажира. Не понимаешь только почему с нами так, не по-землячески. Ведь остальные двери пока еще открывают, значит еще можно ездить. Эффекта заботы о населении и нового трамвая как не было. Все как всегда, по – совдеповски. Может, мир изменился иллюзорно, понарошку, только в нашем сознании? Выхожу из трамвая, успеваю увернуться от пустой бутылки, вылетевшей из «маршрутки». Прихожу в себя. Да, нет, проще надо быть. Что я зациклился на высоком. Конечно, урн нет, а если есть, то полные, или просто лень руку протянуть. Но, товарищи-граждане, совесть, то есть! Нам же здесь жить. И ведь каждый прохожий – сама культура: и одет прилично, и лицо осмысленное, простой уважаемый россиянин, а в целом население какое-то несознательное, сложное, живет по каким-то неписанным законам, вне пространства и времени.
       Быт. «Слушай, а может оставить эту бесконечную охоту на мужиков и довольствоваться малым. «Малым» не в смысле размеров и параметров, а смотреть реально на мир. Твой Пьер из Парижа – это Петр из сельского района, у нас здесь свой Париж, совсем рядом. Да, да увидеть и умереть. Это именно про это место. Только умрешь ты не от воплощения мечты и восторгов, а от разочарования и своей несусветной глупости. Конечно, пропиши Пьера к себе, а он тебе визу из парижского сельсовета пришлет. Не завязни в парижском асфальте. Счастья тебе!»
       Бытие. Во что мы верим? Идеалы нарисованы на банкнотах. Учим географию по денежным знакам, выезжаем на природу и любуемся там своим начищенным автомобилем. Богатство знаний легко заменили просто «богатством», причем соседская роскошь раздражает, своя – душу греет. Все делаем разумно и правильно, но ради чего? Цель есть? Есть, но она далеко, поэтому чего за ней гоняться, один раз живем, будь проще! Каждый и так прост, как фонарный столб, который светит, но не греет. А он и не должен греть. Мы-то должны светиться изнутри, греть окружающих своим теплом. На деле: завтрак – на скорую руку без аппетита, обед – всухомятку для поддержания движений, ужина – вообще нет, враги ходят злые, а мы с изжогой на эту жизнь. Тут не то чтобы согреться, оледенеешь от окружающих. Плюнешь на все, остановишься, захочешь что-то умное сказать людям, а некому. Только рот открыл, позади уже никого, только пыль, впереди одни спины мелькают. Ускоряешь шаг, срываясь на бег, надо догонять. Расскажу все на бегу…
Быт. «Ну, что, все-таки уезжаешь в Париж? Не уезжаешь, а уплываешь на подводной лодке, прямо от дома? Уже завтра? Счастливого плаванья! Накормить твоего гламурного подонка? Хорошо, если он будет есть из моих рук. Возьми резиновые сапоги, а то утонешь на Елисейских полях в навозе. Что мне привести из Парижа? Да, там много достопримечательностей. Нет, макет Эйфелевой башни там не продают. Привези макет парижского свинарника, будет хоть какая-то память о твоей глупости. Пока. Я еще посижу у подъезда, о бытие подумаю…»