«Семья заменяет все. Поэтому прежде, чем завести семью, подумайте, что вам важнее: все или семья». Фаина Раневская.
Должна признаться, у нас Женей, как у любой другой пары, были проблемки чисто бытового характера. Те самые мелочи жизни, которые, накапливаясь, делают эту самую жизнь подчас почти невыносимой.
Когда мы только поженились, первой проблемой стали яблоки. Последнее яблоко всегда съедал он, и только он!!! Если же он его не съедал, он его надкусывал и оставлял на столе. Или, что еще приятней, предлагал мне его доесть. А я не ем ржавые яблоки! Когда искусанный плод темнеет на воздухе, он перестает быть для меня съедобным. Тем более, если кусала не я!
Вторая проблема – это, конечно же, уборка. Женя никогда не ставил вещи на свои места. В доме совершено невозможно что-либо найти. А его тапочки, ботинки – все всегда стояло четко посередине коридора! Будто специально для того, чтобы я спотыкалась.
И еще. В те редкие дни, когда мне удавалось заставить его помочь мне убирать наш дом, он вытирал пыль грязной тряпкой так, что везде – ВЕЗДЕ! – оставались следы от капель и разводы от грязной мокрой тряпки!
И подумать только, все – ВСЕ! – мои замужние подруги (корректнее сказать, знакомые) жалуются на то же самое. Ну, детали мы опустим. Боже мой, складывается такое впечатление, что их этому подпольно учат в школе – вместо наших девчачьих уроков труда!
Еще мне иногда было скучно, хотелось, чтобы он продемонстрировал способность абстрактно мыслить, чтоб удивил меня. Я честно пыталась как-то вывести его на интересный разговор – без практического применения, - а развлечения для. Женя, конечно, всегда ожесточенно сопротивлялся подобным намерениям. Ну, например, разговор во время вскрытия первой в этом году банки вишневого варенья:
-Женя, за что ты любишь вишню?
-Как спросила-то! Не знаю. Она вкусная. У тебя что, по-другому, что ли?
-Да нет. Но, понимаешь, я люблю вишню как нечто мне подобное. За то, что она красная, упругая, терпкая, сладкая, кислая – одновременно. Понимаешь?
-Не очень. Красная ты, конечно, бываешь, - но вот «кислая» - очень редко. Честно, я вообще такого не помню. Вот соленая – да. Бываешь, - И он шкодливо улыбнулся.
-Дурак ты, мужка, - я рассмеялась.
-А я думал, ты меня любишь, - облизывает ложку, как маленький.
-Ох, а что с тобой делать-то еще?.. Какая от тебя польза… Чай горячий?
И на этом подобные разговоры обычно заканчивались.
Женины родители купили нам квартиру в спальном районе, относительно недалеко от центра. Это было хорошо: не так шумно и пыльно, ребенку будет близко ходить в садик и школу. В общем, я радовалась такому выбору. Впрочем, были и минусы: в том районе большинство жителей бывшие военнослужащие с женами, довольно пожилые и не в меру любопытные. Но я была милой и слушала все сплетни, которые дамочки желали мне слить, постаралась быть душкой и не говорить, что мне противно их стремление окунуть свой нос и в мои дела. Мне удалось им понравиться, и если у меня заканчивалась соль, я всегда могла одолжить ее у соседей. Этот уклад здорово напоминал деревню, но я смирилась.
В университете мне очень нравилось. Хотя с другой стороны, учеба неимоверно злила меня. Мне с детства нравилось что-то знать – неважно что, лишь бы больше остальных. А тут чем больше я узнаю, тем глупее себя чувствую: потому что мне никогда не догнать этих преподавателей – что уж говорить о таких монстрах, как всякие боготворимые роланы барты, огюсты конты, михаилы ломоносовы, и прочая, прочая… И с каждой лекцией я ощущала все большую алчность, я прочитывала книгу за книгой с неумолимой жестокостью – заканчивала одну и начинала другую, как маньяк, который едва прикончив одну жертву, уже ищет новую. Часто я не могла спать ночью, мучаясь тем, что не успеваю прочитать все книги из списка литературы, что значит (будем откровенны), что мне никогда – НИКОГДА – не узнать того, что в них описано. Пересказы, попсовые спрессованные обработки умных мыслей меня никогда не удовлетворяли, и накануне сессии, когда становилось ясно, что я чего-то не успела, я была близка к психозу. От этого было одно спасение – секс, но с Женей тут каши не сваришь, он часто приходил домой после работы и учебы такой уставший, что едва поев укладывался спать. Поэтому моя подготовка к экзаменам частенько затягивалась до 5 утра. Как ни парадоксально, я не ощущала себя мучеником науки, бедной-несчастной студенткой, заучкой или героиней. Я ощущала жадность, я была ненасытна, и думала только о своем голоде. Вплоть до того, что иногда, читая что-то очень интересное (вроде лекций Набокова о русской литературе, или о привычке Анны Иоановны стрелять по воробьям, сидя на подоконнике, или о суждениях Ницше о стадиях развития духа, etc.), я потирала руки от удовольствия и чувствовала, как у меня усиливается слюноотделение. Иногда меня это даже пугало. С Женей мы часто ссорились из-за этого, его раздражала моя привычка ложиться спать под утро, он просыпался, когда я становилась под душ в 5.30 утра, и потом весь день на работе сидел разбитый и не выспавшийся. Но этой привычкой я не могла пожертвовать ради него. Не могла.
Я снова начала ходить в церковь. Это стало традицией после того Рождества, когда я впервые собралась и пошла одна в Петербургский костел. В этом огромном городе все друг другу чужие, даже если знакомые. Но в тот день в воздухе ощущалась странная перемена: сегодня всех людей, битком забивших костел, что-то объединяло, почти даже роднило… Это было странно. Стоять в толпе совершенно незнакомых людей и чувствовать себя будто в кругу друзей.
В этот Сочельник я не чувствовала себя одинокой среди прихожан, хоть и пришла одна. Как и всегда, я шептала молитвы на украинском, зажмурив глаза, чтобы не отвлекаться на русскую молитву, которую они твердили хором как-то по слогам; как и всегда, я была одна в толпе, но не одинока, не чужая. Светлая радость Рождества прошила костел и всех, кто в нем находился, единой нитью, и я была рада это ощущать. Когда выключили свет, я смотрела на пламя десятков свечей и тихо роняла слезы. Каждое Рождество я прошу Господа простить мой грех. Когда вновь зажгли свет, и хор запел молитвы, пожилая женщина, стоявшая рядом со мной, заметила, как я утираю слезы, и умиленно, понимающе как-то, улыбнулась, встретившись со мной глазами. Когда я увидела эту улыбку – такую нежную, одобрительную, я почувствовала такую любовь к ней, такую благодарность за эту добрую, будто прощающую улыбку, - одну в угрюмой толпе. Она… Она и не подумала, что я плачу, чувствуя, зная свою вину, чувствуя, что пришла в дом того, кого предала, чьи законы нарушила. Она подумала, что я утираю слезы умиления, - ведь именно это чувство единило сегодня всех прихожан, служивших Всенощную. И я вспомнила, вспомнила эту улыбку, не случайно показавшуюся такой знакомой и родной. Так смотрел на меня ксендз Казимир, так улыбался мне он – доверяя и веря в лучшее во мне.
После службы, спускаясь по ступеням костела, эта женщина поскользнулась, а я, оказавшись рядом, поддержала ее под локоть. Вновь обретя равновесие, она поблагодарила меня, я улыбнулась ей, - а она обняла меня, как родную. Затем взяла мою руку и, тряся ее, как-то суетливо, с приветливой улыбкой пожелала счастливого Рождества, и стала прощаться, будто со старой знакомой. Я тоже поздравила ее и пошла к дому.
По дороге я не могла сдержать слезы радости. В это светлое Рождество я поняла, что где бы я ни была, с кем бы рядом ни находилась, что бы ни случилось, пока есть вера в моем сердце, - Господь меня не оставит.
И есть везде, даже в этом чужом лютом городе, люди с сердцем таким открытым и чистым, как у ксендза Казимира. Есть такие люди, и я буду стремиться быть такой.
Возможно, когда-нибудь я сумею заслужить прощение. А Влад… Это целая эпоха. Не знаю, с чем сравнить. В масштабах человечества это сравнимо с Античностью, например. То, что творилось в наших головах, могло родиться только тогда. Это было отражением нашего времени, целые пласты информации, переработанные нашим подсознанием, пропущенные через призму нашего воспитания и опыта. При других обстоятельствах это, вероятно, просто не произошло бы. Познакомься мы годом раньше или позже, - все бы вышло несколько иначе… Наши отношения были отношениями возрастов. А та ночь была революцией, переломным моментом и границей между эпохами наших жизней. Это была революция масштабом в 2 личности, но революцией в полном смысле этого слова. Ре-эволюция, пере-развитие, заново-развитие, рост на новый лад, отступление с пути. В общем, деградация. Крушение всего лучшего в нас – но вопреки правилам всех революций, светлого будущего нам никто никогда не обещал…