Исповедь. Потеря девственности

Сергей Пречистин
Исповедь. Потеря девственности.

       Мысленно возвращаясь в то время, испытываешь странное чувство: словно боль возвращается с новой силой. И боль эта страшна именно тем, что не имеет источника, который возможно нейтрализовать. Она словно бог в церковной догматике везде и нигде. И пустота… Но - душевный покой.
       Наступало лето и может быть поэтому мы пили самогон в подъезде. Сдача экзамена давало на это полное право. Когда мы вернулись в класс, я опять увидел ее. Ее звали Маша. Она пришла учиться только в этом году: всего у нас было две девочки-новичка: Маша и Ульяна. Ульяна была маленькая и симпатичная, с крашенными темными волосами и в обтягивающих джинсах.
       Машу мне сразу же стало очень жаль: она была задумчивая и носила какую-то странную «дутую» куртку. Но самое главное - у нее было красное родимое пятно на лице. Когда я ее увидел, то подумал: «Вот у кого нет шансов найти себе мальчика… а родители, наверное, все равно ее любят: Маша, Машенька...»
       Мы вернулись пьяными в класс. Было очень жарко и я сильно вспотел. Нам собирались диктовать список книг для чтения на лето по литературе.
       Почему-то оказавшись около нее, я рассказывал ей анекдот. Анекдот был про литературу: я почему-то думал, что она ее хорошо любит и знает:
       - Приходит мальчик в библиотеку: мне книжка нужна, автор Д.К. Мирон, хохол, наверное, а называется: «Быка че?».
       Помню, как она смеялась. И я вдруг почувствовал, что мне с ней необычайно легко, так легко как мне не было ни с кем… Ни с кем другим…
       
 …Осенью следующего учебного года я выходил на улицу в спортивной легкой куртке: она была зеленая, с надписью «Рибок» на спине. Было как всегда много листвы. А когда лужи покрылись коркой льда, я стал гулять в одиночестве. Гулять с плохими ребятами мне не хотелось, (хоть это время от времени и делал) а хороших я тогда не знал. Гулял один. В голове крутились великолепные философские мысли - и получал от них подлинное удовольствие, а ноги были мокры. Я думал о ней. Мечтал о ней.
       Молил о ней.
       Позже я не раз просил Господа наречь мне невесту, но Господь, видно, не хотел этого, то есть она уже есть, живет в этом мире, просто я ее пока не знаю…
       Пошел первый снег. А в тот день я был свидетелем первого снега. Для меня это было чем-то вроде знаменья: мокрые грязные дороги и белый пушистый снег. Тогда я, впервые, на срубленном дереве написал ее имя. Потом я напишу его еще раз: на внутренней стороны балконной рамы, напишу еще раз, уже после ЭТОГО.
       …Был урок истории. Все сидели как всегда. Я - тоже. Но на меня стало находить чувство мистического страха, какой-то внутренней силы… И тогда я начал думать. Я думал не так как мы все думаем вообще о чем-то, в тот момент я действительно ДУМАЛ и мои мысли были тяжелы и прекрасны. Я думал за нее, вспоминая слова своего пошлого друга (все мои друзья из моей прошлой жизни были пошлыми):
       - Она уже не девушка. Она трахалась. Значит, у нее чешется. Ей хочется.
       Когда мой друг говорил эти слова, меня они необычайно радовали и сексуально возбуждали. И тогда я чувствовал необычайную силу желания, настоящую войну страстей в моем теле, теле 14-летнего мальчика. Сейчас этот так странно: не чувствую почти ничего. Может быть, это и есть наказание за тот грех? Но в чем был этот грех?
       …На одном из занятий я начал мысленное внушение ей, того, что ей «хочется». Я внушал ей, что ей нужен мой член, для того чтобы избавиться от этого чувства.
       В тот момент на глаза попалось стихотворение Архилоха, греческого поэта VI века до нашей эры:
       Сердце, сердце, грозным строем стали беды пред тобой.
       Ободрись, и встреть их грудью и ударим на врагов.
       Победишь, своей победы напоказ не выставляй,
       Победят - не печалься, запершись в дому, не плачь
       В меру радуйся удаче, в меру бедствиям горюй.
       Смену волн познай, что в жизни человеческой царит…
       
       Эти строчки я повторял ни раз, пытаясь не сдохнуть после всего того, что я сделал.
       А тогда я подумал, - и в этом была моя ошибка, - со мной уже давно ничего не происходит, я как будто в каких-то тисках. Как будто вне мира и я его не знаю, он не знает меня. И тогда я взмолился. Богу или дьяволу. Я молил дать мне грех.
       Злая весна давила.
- Ты придешь ко мне завтра?
- Что?
- Приходи ко мне завтра утром.
Она промолчала, но промолчала так, словно согласилась прийти.

       На следующее утро я лежа читал «Казаков». Это не значит, что они мне нравились, - я просто поставил цель прочитать всего Толстого и, как обычно догматично, ее выполнял. На улице стоял все тот же ядовитый солнечный март. Это солнце жгло меня и не давало мне покоя. Все люди и животные средней полосы весной должны размножаться и этой весной на меня часто находило состояние какого-то отупения, я будто чувствовал, что не могу обойти что-то.
       И тогда я получил это: это была та девочка, та глупая или, напротив, очень умная девочка, которая смогла победить меня. Ибо не я получил ее, а она получила меня и именно поэтому, когда все кончилось, она пыталась отравиться, а я пытался выжить…
       Она меня убивала… я сам себя убивал. Ее имя Маша, Мария, как мать Христа, а я, а я мог бы быть отцом нового Христа - так говорил мне Дьявол.
       Он сказал мне однажды, всего лишь задал вопрос: почему ты не можешь быть как Бог.
       И я захотел съесть яблоко. И она мне его принесла.
       Я открыл ей дверь.
       Она стояла в белой куртке и прыщавым лицом.
       Раздел ее. Зная, что я должен с ней что-то делать я посадил ее себе на колени. Она пришла в юбке и смеялась. Я трогал пальцами ее прыщавое лицо. А она вспомнила про презервативы, - с тех пор я ненавижу это слово.
       До сих пор у меня осталось чувство, что я во все виноват, что я плохой и поэтому я должен быть хороший, должен во что бы то не стало.
       Был открыт балкон. И нам было холодно. Но я не закрывал его: я был уверен, что это должно происходить при открытом балконе: «Ты как любишь быстро или медленно?» Идиот, я не мог не так и не так, но делал вид, что я все могу. Иначе…
       Это прикосновение к тайне было для меня шоком. Я все время спрашивал потом себя; и все? И это все? Неужели все? А что же тогда потрясает людей в этом? Что они скрывают, что называют удовольствием, что это такое?
       После того как мы расстались, мне вдруг стало слишком одиноко. Я будто только увидел, что наг и устыдился. Я пошел к друзьям: мы слушали…
       Тишина Тс-с-с. Тихо-тихо-тихо.
       Тишина. Тс-с. Тихо-тихо-тихо.
       Я слышу шепот ее губ, тонкий запах духов,
       Я слышу шорох платьев и звуки шагов,
       Когда она спит, я слышу то, что ей снится,
       Я даже слышу, как она поднимает ресницы…
       Если вдруг она в подушку ночью тихо заплачет
       Я сосчитаю сколько слез от меня она прячет.
       А сейчас ее нет. О6а куда-то ушла…
       И ничего не происходит. Тишина.
       Тишина. Тс-с. Тихо-тихо-тихо.
       
       Это был словно мой голос и песня обо мне. О том, что я сделал и не сделал. Но должен был сделать.
       Мне нужно освободиться от нее. Она еще во мне. Испытываю жестокое чувство стыда за все, что я сделал. Я полагал, что все это я должен совершить. Пройти через это все. Был болен. Психически. Позвал ребят к себе пить водку и дышать толуолом. На коноплю у нас не было денег - тем более, что толуол мне очень нравился. Он позволял слышать другие голоса. Голоса иной реальности. И мне было хорошо.
       Как я мог все это делать? Как я мог вообще стать таким в таких условиях?
       Ответ один - тот я был не я. Точнее не совсем я. То был бес во мне. И я спасал свою душу. И почти умер и уже просил смерти, и очень ее хотел. И поэтому мне Господь оставил жизнь. Но уже не мою - а жизнь какого-то другого существа. Переродился. То, что было мной раньше, уже не могло существовать во мне с той любовью, которая во мне возникала. Нет, не любовью к женщине - это низкий тип любви. Любовью к Учителям. Умершим Учителям прошлого. Потому что я в них я видел самого себя в будущем. Или хотел видеть…
… Был декабрь или февраль. Я всегда путал эти месяцы. Они ведь очень похожи, правда? Мы катались на коньках. Тогда она принесла видеокамеру. А потом мы шли к ней. Я любил видеокамеру. И ее любил. Физически. Любил, как человек любит жрать мясо, когда он голоден.
       Когда она принесла видеокамеру, я очень захотел оставить себя там. Это было очень сильное желание. И я в своей синей куртке и ужасной синей шапке, которая стояла хохолком начал что-то говорить в камеру. Я говорил искренне. Очень искренне. И выглядел идиотом. Почему всегда искренние выглядят идиотами?
       Потом я пошел смотреть это к ней домой. Я почувствовал сильное (да-да к той самой!) желание. Я думал о том, как я бы ее здесь… Потом все это было…
       Потом я был вместе с той моей первой девушкой. Был около года. Перестал быть. Потому что она не приняла во мне того нового человека, который родился тогда и рос все это время. Странно, но я как-то быстро перестал быть человек ее круга, занялся кино.
       Уже два года не испытываю никаких чувств. Попытки испытать с другой не принесли мне покоя… Радости, которая потом была с ней.
       Дело в том, что после того я не хочу быть ни с кем, кроме друзей, которым я мог бы рассказывать подобною ересь.
       Один батюшка сказал мне: «Отношения мужчины и женщины имеют смысл только при наличие Бога». Наверное, он прав. И ни одна, ни родила во мне этого чувства. Возможно это потому, что ни одну я не хотел больше, чем хотел быть самим собой… Быть самим собой…

Записано в 2002 г., редакция – 2008, 2012.