Он был как-то необычно взволнован. Вернее, сколько бы я такое за ним не наблюдал, это постоянно выглядело необычно. Когда разговор касался тем очень его волнующих, будь то предрассудки, как он считал, насчёт вреда компьютерных игр, религиозно-философские вопросы (особенно он любил говорить о христианстве, как об одной большой астрологической фальсификации, в меньшей степени касаясь других религий) или сюжет игры, фильма или книги, что произвели на него впячетление.
Особенно волнение проявлялось, когда он рассказывал это конкретному человеку в первый раз. Захлёбываясь, забывая слова, заикаясь. Три "З" - так я про себя в шутку это называл. Он круто менялся и это даже выглядело немного комично, но вида, что мне смешно, я старался не подавать, - уж не знаю замечал он или нет. Скорее врятли - пожалуй он всегда в таких случаях слишком занят изложением собственных мыслей. Когда он немного под мухой, то и изложение это проходит более спокойно, но он и сейчас под мухой, - для того, чтоб дойти до такого состояния, ему хватает двух бутылок пива, - но всё равно взволнован. Ужасно взволнован.
Похоже мысль, которую он хочет мне поведать, к нему пришла совсем недавно. Как бы не прямо сейчас.
- Слуууушай... я тут подумал... ты же меня знаешь, я над этой фигнёй постоянно голову ломаю, зачем - не знаю сам, а потом и тебе трахаю этим мозги.
С интересом наблюдаю за ним. Сейчас он что-то выдаст - сто процентов. С такого вот самоанализа он никогда не начинал.
- Я, чёрт, ломаю всё голову над этим, но сейчас, кажется, осенило. Хотя всё это... п-приходяще-уходяще, завтра с утра проснусь и забуду о чём тебе рассказываю сейчас, а может и не забуду, но то, что сейчас говорю, покажется абсолютно полной ересью...
Я закивал головой, не говоря ни слова - наш с ним знак, что я готов его выслушать. Ешё бы был не готов.
- Вот видишь ли в чём дело... допустим... Допустим, что Бога нет. Вообще. Нет и не было никогда. Как и к чему всё вот это образовалось - планеты, звёзды, к-космос, мы с тобой, бутылка вот эта пивная... неважно, всё это вопрос второй. Главное - Бога нет. Нет всех этих сверхестественных сил и подсил, которые потихоньку контролят наши умы, следят за нами, наказывают, судят и всё такое. Вот ты представил это?
Я кивнул.
- Вот... если так... эммм... Так вот, если так оно и есть, то что следует? Следует, что во всех наших проблемах виноваты только мы сами. И... во всех наших радостях тоже виноваты мы, - нескрываемой пьяной улыбкой он пару секунд посмаковал свой случайный каламбур и продолжил. - Знаешь, я вот только сейчас начинаю по-настоящему понимать смысл вот этой вот избитой фразы - "в наших проблемах виноваты только мы сами". Так вот, если допустить, что ничего этого нет - никаких богов, то что у нас остаётся? Остаются наши чувства, эмоции... как его... р-разум остаётся. Т.е. то, что у нас вот здесь. Вот здесь!
Сидя напротив, он резко подался в мою сторону, поднял правую руку и указательным пальцем несколько раз постучал себе по лбу. Так сильно, что на месте соприкосновения пальца с кожей образовалось красноватое пятно.
- Вот здесь, понимаешь? Штука, именуемая мозгом, которая на протяжении тысячелетий эволюционировала в наших головах. Штука, что впрыскивает нам в кровь различные химические эле... нет... забыл как оно называется... гормоны кажется. Гормоны, которые заставляют нас ненавидеть, бояться, смеяться, плакать, любить. Помнишь как у Дельфина: "...химически оправданное чувство вины..."? Штука, при непостредственном участии которой реализуются идеи геноцида народов и создаются шедевры творчества, неважно какого. А уж что можно всего лишь вообразить с её помощью... да всё что угодно. А эта штука... эта штука всего лишь эволюционировавший комок нервов. До такой вот степени эволюционировавший. Нет никакой мысли свыше, есть только то, что роится в мозгу. Вот здесь.
И он ещё раз ткнул себе указательным пальцем в лоб, смотря мне прямо в глаза. Получилось как-то слишком картинно и я еле-еле удержался от смеха при мысли о том, как он тренирует этот жест перед зеркалом. Он подался назад и, развалившись на стуле, мимолётно устремил взгляд на дно своего "Миллера" и тут же к нему приложился.
Похоже он сказал всё, что хотел. Как всегда любопытно и практически безосновательно. Вернее, элементы, на которые он в своём повествовании опирался, были существенны, общеприняты и скорее всего правдивы, но всё же было одно "но". Даже скорее не "но", а "если".
- Что скажешь?, - чуть помолчав, сказал он. - По мне так вполне себе справедливая картина мира. Есть на что оп-переться.
- Любопытно конечно, только в начале ты всего лишь допускал, а в конце пришёл к окончательному точному выводу, - улыбнулся я. - Сатурну больше не наливать.
Глубоко удовлетворённое выражение его лица вмиг сменилось на несколько обиженное и сразу же сделалось серьёзным.
- Угу... но всё же на полноценную теорию тянет думаю вполне.
- Ещё бы не тянула, - согласился я. - Тебе нужно её популяризировать и от поклонников-атеистов не будет отбоя, только сдаётся мне, что не тебе первому она пришла в голову.
- Вот-вот!
- Что "вот-вот"?
- В голову. Ты сказал "не мне первому эта теория пришла в голову". В голову, понял? Всё же оно всё там и есть... в мозгу.
- Брось, это всего лишь устоявшееся выражение, немного подумать и можно вспомнить массу выражений на эту тему... "сверхестественного", как ты говоришь, характера. "Боже упаси" или, скажем, "Бог вам судья"... ну или даже "Аллах акбар", - улыбнулся я. - Хотя в чём-то ты стопудово прав.
- Я тут ещё подумал немножко..., - не обращая на мои слова внимания проговорил он. Куда-то исчезли заикания и всё остальное. - Давно хотел сделать выбор. Мне осточертело сомневаться. Глядеть то туда, то сюда. Я говорил - "справедливая картина мира", "то, на что можно опереться". Опереться в решениях, я имел в виду. Что-то произошло и я уже не могу сомневаться, мне нужна опора.
Я не верил своим ушам. У меня на глазах умирал выдающийся и убеждённый нигилист, всё вокруг подвергающий сомнению. За такими вот пивными посиделками этим субъектом было "придумано" или по крайней мере доведено до ума огромное количество различных теорий философского толка, порой друг другу противоречащих. Этим он мне и нравился - он смотрел на ситуации с разных точек зрения, он не смотрел на них однобоко. Он любил фразу - "у каждого своя правда". Ему нравилось говорить, мне нравилось его слушать, иногда вставляя умные словечки. Толстой об этом писал - "интиллигентный разговор ниочём". Можно сказать, мы друг друга нашли. А теперь что? Что же всё таки произошло?
Меж тем он продолжал:
- Понимаешь, я в смятении. Из-за всех этих разносторонних размышлений. Как бы не хотел, я не могу держать в уме это всё. Не так наверно воспитан, не знаю. Поначалу было как-то даже свободно - казалось ещё чуть-чуть и охватишь всё. Посмотришь отовсюду и поймёшь, что к чему. Но я начинал только путаться и сомнение перестало быть для меня опорой. Не сразу... шаг за шагом, потихоньку. И ты видишь, к чему это привело - к каким выводам и решениям. Я же не Чингиз-хан какой-нибудь или Пётр Первый, чтоб за всех думать! Пускай у меня тоже будет своя п-правда.
Он резко встал, стащил со спинки стула куртку, вынул из бумажника несколько купюр и, положив их на стол, сказал:
- Пускай сегодня за мой счёт, ок?
Я кивнул.
Он добавил:
- Я... пожалуй, я спешу, - он виновато улыбнулся. - Звони если что.
- И ты звони, - ответил я.
- Поке.
- Удачи.
Он развернулся и пошёл в сторону выхода, а я лишь успел зацепиться взглядом за всё ёще виднеющееся красноватое пятно у него на лбу. Что-то мне подсказывало, что с этого момента мы будем с ним встречаться гораздо реже.
"А может и действительно всё оно... вот здесь", - мимолётно подумал я и палец невольно коснулся лба.