Вступление
Со всем моим глубоким уважением к фамилиям, становившим Россию. Все фамилии абсолютно реальны.
***
Однажды утром на Невском встретились два известных естествоиспытателя – Грум-Гржимайло и Доливо-Добровольский.
- Здорово друг мой, Грум-Гржимайло,- Приветствовал Доливо-Добровольский.
- Здорово,- ответствовал Грум-Гржимайло.
- А не скушать ли нам, по этому поводу, по тарелочки щей,- предложил Доливо-Добровольский.
- Не-а, денег нет,- сказал Грум-Гржимайло, и переложил, на всякий случай, кошелек в задний карман.
- Может сбитню тогда, по стакану,- пытаясь продолжить, сказал Доливо-Добровольский.
- Не хочется что-то,- ответил Грум-Гржимайло, и переложил, на всякий случай, кошелек во внутренний карман пиджака.
- А я бы чаю попил,- в тщетной надежде, на халявную выпивку сказал Доливо-Добровольский и нервно почесал шею.
- Только что чаю напился,- переминаясь с ноги на ногу, ответил Грум-Гржимайло, и переложил, на всякий случай, кошелек под шляпу.
- Слушай,- в последней надежде атаковал Доливо-Добровольский.- А водки, по чарке, вот в том кабаке, прямо щас, за встречу.
- На, жри!- проорал Грум-Гржимайло, и, швырнув кошелек на пыльную мостовую, быстро зашагал в сторону Московского вокзала.
Доливо-Добровольский радостно поднял кошель. Там обнаружилось ровно две копейки. На водку хватало.
***
Однажды в ресторане на Невском встретились два известных путешественника-естествоиспытателя – Грум-Гржимайло и Семенов-Тяньшанский.
- Слушай,- начал Грум-Гржимайло, - Я вот чего не пойму. Тянь-Шань изобрел Я, а фамилию тебе присвоили.
- Что значит изобрел, - ответствовал Семенов-Тяньшанский,- Тянь-Шань это хребет такой, и Я его открыл.
- Ну не знаю почему хребет, хребет-то каждый открыть может,- возразил Грум-Гржимайло, и, почесав спину, зачерпнул ложку горячих щей. - Но насчет зубов у меня и справка есть.
Не торопясь, проглотив ложку жирных щей, он достал из заднего кармана мятую бумажку. Протянув ее Семенову-Тяньшанскому, Грум-Гржимайло с видом победителя откинулся на спинку стула.
Семенов-Тяньшанский, налив себе из графина теплой «Смирновской», поднес к глазам справку. Справка гласила:
«Настоящая Справка выдана известному путешественнику-естествоиспытателю Грум-Гржимайло в том, что он, используя китайские рецепты, изобрел зубной эликсир под названием «Тянь-Шань».
Ниже стояла витиеватая подпись и печать Его Императорского Величества Гильдии Зубных Протезистов.
Семенов-Тяньшанский опрокинул в рот «Смирновской» и, несколько подумав, сказал:
- Ну ведь фамилию мне присвоили.
- Вот, сука, пираты авторского права, нет на вас закона, никогда Россия не войдет в состав Антанты! – Закричал Грум-Гржимайло и, демонстративно не заплатив за тарелку щей, направился в сторону Московского вокзала.
***
Однажды в четверг в известном салоне на Невском играли в штосс родственники великого поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Пушкина-Гартунг, старшая дочь Александра Сергеевича Пушкина, проиграла два рубля.
- Да ладно, - сказала младшая дочь поэта Пушкина-Дубельт, - завтра отдашь... наверное.
- Не-а, - возразила вдова писателя Пушкина–Ланская, - игра есть игра.
- Ну ладно, займу я два рубля своей племяннице,- пытаясь разрядить обстановку, встряла сестра поэта Пушкина-Павлищева.
Бедная Пушкина-Гартунг, в сердцах, вышла в курительной салон и обратилась к своему воздыхателю Грум-Гржимайло. Грум-Гржимайло на просьбу занять два рубля в пользу дома сирот в Сыытмяге, рефлекторно загреб левой ногой и переложил кошелек в задний карман брюк.
- Рад бы,- сказал Грум-Гржимайло, - да поиздержался я чего-то намедни, приятеля встретил на Невском, то, да сё.
Сидящий рядом с ним известный конструктор Лозино-Лозинский, молча протянул бедной родственнице Пушкина А.С. три рубля. Счастливая девушка поцеловала видного механика Лозино-Лозинского и побежала ставить на Даму Пик.
- Да-а, вряд ли удастся мне приобрести в жены симпатичную дочь Пушкина Пушкину-Гартунг. Никогда не буду я Пушкиным-Грум-Гартунг-Гржимайло - подумал Грум-Гржимайло. И вытряхнув в потухший камин трубку турецкого табака, известный естествоиспытатель вышел из салона. Неторопливо оглядевшись, он побрел в сторону Московского вокзала.
***
Однажды известный естествоиспытатель Доливо-Добровольский зашел в кабак на Невском. За дальным столом он увидел своего старого товарища видного издателя-пропагандиста Осколкова-Ценцифера.
- О!, - подумал он, и присел к нему на крайний стул.
- Вот, думаю я,- с ходу начал Доливо-Добровольский, - изобрел я давеча трехфазный ток, и что? Хоть бы рубль дали на орошение научной мысли. Дети не кормлены.
"Блин, а дети-то у меня есть? Ну, наверно где-нибудь есть," - успокоил он сам себя. - За науку обидно. Нет, вот ты мне скажи, как я буду ток изобретать, если мне кухарка суп из одной свеклы варит.
- А это полезно,- ответил Осколков-Ценцифер,- Лев Николаевич, вчерась, захаживал. Так говорит, окромя капусты ничего не приемлет.
- Оно, конечно, «Анну Каренину» можно и на капусте написать,- ответил Доливо-Добровольский, и как бы машинально налил себе из графина «Смирновской», - а вот науку на квашеной капусте и огурцах не сделаешь.
- Ну уж прям,- возразил Осколков-Ценцифер,- Дмитрий Иванович, тот, вообще, во сне таблицы элементов изобретает.
- Что бы во сне изобретать, перед этим покушать надо много, мяса жирного с хлебом. Тогда может и теория относительности приснится. Во! А давай я тебе статью научную напишу, рублей за десять,- в тщетной надежде заработать сказал Доливо-Добровольский, и снова плеснул себе в рюмку.
Осколков-Ценцифер демонстративно вылил себе остатки «Смирновской» и, ткнув вилкой в прожаренный ростбиф, закончил:
- На хрен кому нужна твоя статья про науку. Им Конан-Дойля подавай, Шерлока Холмса, Лажечникова и Блаватскую.
- Вот помяни мое слово,- яростно возразил Доливо-Добровольский,- с таким подходом нас самая, ну не знаю, сраная Япония или там Северные Американские штаты обгонят.
Потом встал он и гордо вышел из кабака. По проспекту мимо него деловито прошагал Грум-Гржимайло. Он направлялся в сторону Московского вокзала.
***
Однажды известный актер Блюменталь-Тамарин зашел в буфет Русского драматического театра, ну того, что на Невском, выпить рюмку Шустовского коньяка. И тут к нему подошла видная актриса Призван-Соколова.
- Офелию, конечно, дали твоей жене,- с ходу начала видная актриса,- а то я не знаю почему.
- Ну и почему?- спросил Блюменталь-Тамарин и выпил свою рюмку.
- А потому, что твоя жена, якобы выдающаяся актриса Блюменталь-Тамарина, спит с главным режиссером.
- Вот уж невидаль,- ответил Блюменталь-Тамарин.- Это кто ж не спит с главным режиссером.
- Я вот не сплю с ним, почти,- сказала видная актриса.- А Офелию дали твоей жене. Ты вот не спишь с режиссером, а Отелло тебе дали.
- Ну сплю я с ним или не сплю, это мое личное дело. А вот если ты ко мне захаживаешь, то это вовсе не означает, что я должен тащить тебя на Джульетту Капулетти.
- Ну не знаю я с кем мне теперь спать,- сказала известная актриса Призван-Соколова, - если даже Гертруду дали жене какого-то Грум-Гржимайло.
За соседним столом сидел угрюмый естествоиспытатель Грум-Гржимайло. Как он туда попал – неизвестно, но известно, что после этих слов видной актрисы, он встал и угрюмо направился в сторону Московского вокзала.
***
Популярная поэтесса и этнограф Гаген-Торн долго искала дом номер 19 дробь 2 на Невском проспекте, где жил известный преподаватель и ректор Российского университета науки и искусств Бим-Бад.
И вот, наконец, она нашла дверь и нервно дернула звонок.
- Нету ректора, нету,- глухо прозвучал голос дворецкого, и дверь распахнулась на четверть.
- Да дома он. Только полчаса назад я с ним разговаривала по телефонному аппарату.- пыталась убедить Гаген-Торн.
- Не знаю, пойду спрошу,- пробормотал дворецкий, закрыл дверь и удалился.
Минут через пятнадцать популярная поэтесса и этнограф Гаген-Торн снова дернула звонок.
- Заходите,- немного приоткрыв дверь, сказал дворецкий.
Скользнув в щелочку, фольклористка вошла в вестибюль и тут же встретила известного преподавателя университета Бим-Бада. Не откладывая в дальний ящик, популярная поэтесса заявила:
- Мой сын, гениальный мальчик, провалил вступительные. Это что же теперь, за фамилию не допускают?
- При чем тут фамилия,- возразил известный преподаватель Бим-Бад,- У меня вот, к примеру, дед клоуном был, так и осталась фамилия Бим-Бом, то есть Бим-Бад. Так ведь, готовиться нужно к экзаменам. А по-другому, ну скажем, если только ... за пятьдесят рубликов возмем на обучение вашего оболтуса.
- Да Бог с вами, за двадцать пять обещали в приемном совете.
- За двадцать пять в Реальном училище на инженера возьмут. А у нас образование, латинский язык.
- Ладно,- сказала популярная поэтесса Гаген-Торн и протянула ректору конверт из серой бумаги.- Уж не взыщите, сорок пять, более нету.
- Что же с вас этнографов возьмешь,- сказал известный ректор и, спрятав конверт в полу шлафрока, пробормотал себе в усы.- Еще одним литератором будет в России больше. Страна писателей и фантазеров. Нам бы инженеров, для становления государства.
Счастливая поэтесса-историк-мемуарист Гаген-Торн выбежала на проспект и уткнулась в своего старого приятеля Грум-Гржимайло.
- Получилось! - Вскричала она.
- В Москве надо учиться, в Москве,- хмуро заметил известный естествоиспытатель и показал пальцем в сторону Московского вокзала.
***
Однажды в старом доме на Невском, в полутемном сыром подвале, за кривеньким столом сидели два друга – известный естествоиспытатель Доливо-Добровольский и малоизвестный художник Петров-Водкин. Они пили казенную водку.
- Никто меня не понимает,- уже не очень твердо продолжал Петров-Водкин.- Это же импрессионизм, понимаешь, супрематизм с элементами кубизма.
- Хрена нужен кому твой абстракционизм,- ответил Доливо-Добровольский и вылил себе в стакан остатки водки. – Ты реализма давай, про охотников, там, на привале или про грачей, которые они там прилетели, например. Вон Айвазовский девятый вал нарисовал и город Феодосию построил. А мы с тобой казенку жрем, закусываем прошлогодними огурцами, а город уж точно построить не можем.
- Не-а. Девятый вал нарисовать каждый дурак может. Ты вот, Черный квадрат нарисуй. С ровными краями. Слабо? То-то же.- Петров-Водкин резко допил свой стакан и хмуро заел мятым огурцом. Склонив голову на свою руку, малоизвестный художник мечтательно произнес:
- Я вот хочу Красного коня нарисовать.
- Если будешь так жрать, не только красных лошадей, зеленых чертей рисовать будешь,- резонно заметил Доливо-Добровольский и с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку.
- У тебя еще деньги есть,- в тщетной попытке закинул известный естествоиспытатель.
- Не-а,- ответил художник и погрузился в сладкую свою грезу.
В дверь громко застучали и, не дождавшись ответа, шагнули за порог.
- Когда ты мне должок свой отдашь. Две копейки!- Грозно обратился известный естествоиспытатель Грум-Гржимайло к уже обсовевшему, но не менее известному естествоиспытателю Доливо-Добровольскому.
- Да вот, буквально завтра,- туманно ответил Доливо-Добровольский и тупо уставился на миску с прошлогодними огурцами.
- В Москву! В Москву! В Москву!- Проорал Грум-Гржимайло и побежал в сторону Московского вокзала.
Окончание
В Санкт`Петербурге, на Сенатской площади, что недалеко от Невского, собралась немалая группа известных деятелей Российской империи.
На ящик, заимствованный из ближайшей рыбной лавки, взобрался видный естествоиспытатель Грум-Гржимайло.
- Так жить нельзя! - Громко кинул в толпу деятель науки, и уступил трибуну не менее известному деятелю Доливо-Добровольскому.
- Только электрический ток даст России движение,- вскричал видный деятель электротехнической науки.
- А искусство, искусство. Уже на пленку театр снимают! - Послышался из толпы хорошо поставленный дискант Призван-Соколовой,- Синематограф везде, на каждой улице, умирает искусство, не дай Господь.
- Не понял. Не понял.- Вскричал талантливый инженер Лозино-Лозинский,- При чем тут искусство! Тут нам прогресс тормозят. Монгольферы из шелка, аэропланы из фанеры делаем. Алюминий давай! Алюминий!- и закашлялся.
- Только крестьяне-землепашцы поднимут нашу Родину. Вот на чем стоит Россия,- громко встрял из глубины толпы некий писатель с длинной бородой и в лаптях.
- География - наше будущее,- крикнул Семенов-Тяньшанский, - Сибирью прирастать будем!
- Царь нам не подмога!- Заорали толпой видные деятели науки и культуры Российской империи.
Сбоку от толпы стоял невеликого роста господин. Хитро усмехаясь в свою бородку, он делал свои далеко идущие выводы. Фамилия у него была простая - Ульянов-Ленин.