Земля и Небо не были созданы одновременно. Сначала было Небо.
И летал в нём тот, кто его создал. Налетавшись (а летал он до-олго), устал он и захотел отдохнуть. Но отдыхать ему было негде. Думал-подумал Летун, и появилась Земля.
И стал он летать по Небу, а отдыхать на Земле.
Летуну всё это нравилось, а ревнивому Небу – нет. Небо уже привыкло к тому, что существуют только оно и Летун. А тут вдруг – нате! Какая-то Земля!
Обиделось Небо и стало от Летуна с его Землёй отдаляться. Всё дальше и дальше от Земли улетает – всегда было синим, а вот уже и голубым становится. Ещё немного – и в такую даль улетит, что белым станет!
И это не понравилось уже Летуну.
Ещё бы! Налетаешься в Небе, запыхаешься, устанешь, а после этого ещё и замучаешься лететь вниз, чтобы отдохнуть! А потом, хорошенько отдохнувший, свежий и бодрый решишь полетать, и – вот тебе! Пока летишь до Неба, уже опять такой изнурённый, что хоть делай из Неба новую Землю для отдыха! Думал-подумал Летун, и появилась Струна.
И стала эта Струна держать собою Небо и Землю на определённом расстоянии друг от друга – как раз на таком, чтобы Летун дополнительно не уставал ни в одну любую сторону.
И стало хорошо.
Летуну.
А у Неба с Землёй новые трения начались. Стали они между собою Струну делить. Но каждая из них до того убеждённо стала считать Струну своей собственностью, что Струна аж взвыла от напряжения! Так сильно соперницы её тянут – каждая к себе…
И каждая от ревности своё вытворяет – одна слёзы ярости разного калибра вниз проливает, другая злобно трясётся и своей горячей сутью вверх плюёт.
И ни одна от Струны отказываться не хочет.
А Струна уже не воет от сильного напряжения. Она уже звенит от дикой боли. А Летун слышит тот звон и не знает, где он. И удивляется вслух:
- Странно… Ничего такого я не делал, чтобы звенело…
И решил Летун узнать, что же это звенит в его мире, хорошо ему известном. И сразу узнал.
- Ишь, ты… - дивится. – Это, значит, пока я живу себе, не тужу, тут вона, какие страсти творятся… Как отношения натянулись… Интересно, чем это всё может кончиться?
И сразу узнал, чем.
- Маловато одной. Маловато, - покачал головой Летун, держа в крыльях стонущую порванную Струну. – Надо больше сделать. Три, например… Да… Три. Но это после. Сейчас надо решить, куда эту деть…
Летун посмотрел в Небо:
- Не-е… Там я в ней запутаюсь и грохнусь больно… О! – Хмыкнул он, посмотрев под ноги. – Точно! Под Землёй-то мне делать нечего, так что пусть там и живёт.
И добавил, с печалью глядя на извивающуюся в корчах Струну:
- Или существует, пресмыкаясь…
А спустя немного времени Небо и Земля отныне и на веки вечные были скреплены не одной, а тремя Струнами. Ибо Летун сказал – Летун сделал.
- Ну, смотрите, - прищурив глаза, сказал он Земле и Небу. – Порвёте и эти – тогда и я вас порву…
Притихшие бывшие соперницы промолчали в ответ. Они знали, что его слова не расходятся с его делами.
Потому что Слово Летуна и его Дело – одно и то же.
Летун сидел на надувшейся Земле и молча смотрел на Три Струны, болтавшиеся между нею и отвернувшимся Небом. Он думал. А потом произнёс новые слова:
- Вера, Надежда, Любовь.
И Земля с Небом заулыбались, смущённо глядя друг на друга.
Летун посмотрел на них и добавил:
- Мировая Константа.
И Земля с Небом оказались на таком расстоянии друг от друга, что Вера, Надежда и Любовь уже не висели между ними, а были натянуты каждая на свой лад.
- Жизнь, - сказал Летун и чуть не оказался погребённым под огромным слоем растущего, дышащего, плавающего, ползающего, летающего, ходящего, думающего…
- Смерть! – поспешно добавил он, и слой стал приемлемо тонок.
Летун окинул взором всё наговорённое, дунул на Три Струны так, что они стали приятно звенеть, и довольно закончил:
- И Музычка!