жри меня и я вернусь только очень жри жри когда наводят грусть жирные дожди жри когда метель метет жри когда жара жри когда никто не жрет все прожрав вчера жри когда из жирных мест жира не придет жри когда уж надоест даже тем кто жрет не понять не жравши им как среди огня выжиранием своим ты спасла меня как я выжрал будем знать только мы с тобой просто ты умела жрать как никто другой
(с) Сорокин
-Уху-бля! Уху-бля! Уху-ху-хууу!- глухое уханье ритмично раздавалось из открытого окна и Минет Ссыглер проснулся.
-Чё орешь бля? – приподняв голову, сказал он окну. Минет слышал, что в последнее время в городе стали поселяться совы. А может и филины в таких подробностях он разбирался слабо.
Брезжил слабый рассвет, зеленый дрожащие циферки на часах показывали 4: 57.
-Рано-то как, - подумал спросонья Ссыглер и тут же ощутил такой дикий голод, что ему показалось, что слюна закапала из угла рта, как у собаки Павлова.
-Уху бля!-заорало окно.
-Пууууууфххх ,- донеслось из под одеяла, укрывшего бесформенный ком спящей Кати Диверсантки и Ссыглер рывком слетел с кровати, не дожидаясь, когда до него дойдет последовавший за характерным звуком запах Катиного бздеха.
- Бздо блять ебливое, -бормотал Ссыглер гулко шлепая стоптанными тапками по пути в кухню. Глянув на открытую дверь в ванную, он проколдыбал мимо, решив, что умыться можно будет и потом, не срочно это.
-Не до того, блять,-подумал Минет. Нависавший мощным утесом на семейные матершинные трусы живот не давал отвлечься, гулко урча и булькая в полусумраке малюсенькой загаженной кухни. Взглянув на часы, Ссыглер выхватил из нижнего шкафа кастрюлю и сунул ее под кран, из которого вяло сочилась тоненькая струйка ледяной воды.
-****ный ты простатит блять,- сказал Ссыглер крану и, спустив огромные семейники с трудом нашарил скрюченную помятую письку. Привстав на цыпочки и глядя на медленно наполняющуюся кастрюлю, Минет стал ссать в раковину, стараясь попасть слабенькой желтой струйкой в сливное отверстие. Напора у мочи явно не хватало, а самого Ссыглера, тянувшегося на цыпочках, покачивало и струя то разбивалась о кастрюльку, то ударяла в раковину, разбрасывая брызги во все стороны и, временами, попадая в кастрюльку.
Наполнение кастрюли и опорожнение минетовского мочевого пузыря закончилось абсолютно синхронно. Отряхивая на бегу последние капли с ***, Ссыглер грохнул кастрюлю на плиту, зажег газ и от нетерпения затанцевал на месте. Громадное брюхо колыхалось, ягодицы тряслись, как желе, а тройной подбородок раздулся по-индюшинному. Жрать хотелось невыносимо, брюхо урчало, как уссурийский тигр.
Минет вывалил в кипящую воду из покрытого инеем липкого пакета заготовленные с вечера сорок пять слипшихся пельменей, помешал их, почесал яйца с трудом добравшись до них из-за свисавшего живота и начал готовиться к утолению голода.
Сдвинув локтем в цетр стола мусор и грязную посуду, он освободил место для тарелки, рядом с которой с любовью уложил завернутый в пергамент внушительный кусок масла. Взяв в руку баночку с желто-зеленой подсохшей горчицей, Ссыглер задумался, пожал плечами и отправил ее в холодильник.
-Ну же, ****ина, -сказал Минет кастрюле, из которой с шипением перелилась пена и стал с остервенением мешать шумовкой.
Все когда-то заканчивается. В глазах темнело от душившего голода, когда Ссыглер вывалил в тарелку огромный ком пельменей и отрезал половину куска масла. Шумно дыша, словно чувствуя накатывающий оргазм, Минет положил на вершину пельменной горы масло и взял ложку.
Приоткрытая форточка ударила по стене с такой силой, что мелкие осколки покрыли кухонный стол и тарелку, в которую ракетой врезался истерзанный голубь. Взметнулся вихрь из пельменей и стекла, голубь, ударяясь о стены и холодильник, заметался по кухне, а из форточки на Ссыглера глянула защепившая когтями за оконную раму белая сова.
-Уху-*** бля, -сказала она.
-****ая Букля,- затряс головой Минет и, ощущая падающие из волос мельчайшие осколки, тихо заплакал.
Кусок масла отклеился от пропитанных жиром трусов и с громким звуком шлепнулся на пол.