Соседи на той стороне озера в бабушкиной деревне гуляли свадьбу, и вся наша семья была приглашена: замуж выходила дочь маминой подруги. Не знаю, зачем там были нужны бабушка, Арабелла и мы с Владом, но это был повод принарядиться и потанцевать.
С самого раннего утра мама, бабушка, Арабелла, я - одевались, крутили букли, душились и красились. К зеркалу стояла очередь. Влад подшучивал над нами, наблюдая за нашими приготовлениями. А я старалась только для него и дурачилась.
Что касается самой свадьбы, то все было бы очень красиво и торжественно, если бы во время венчания Влад не откалывал шуточку за шуточкой, над которыми я хохотала до колик, сгибаясь в три погибели, чтобы скрыть свое лицо и заглушить хрюканья, с которыми вырывался смех. Вы же знаете, веселей всего становится, когда смеяться неприлично и нельзя. В общем, все это было просто мучение, и мама потом долго и строго меня отчитывала за «беспричинный смех». А Владу совсем не попало, хотя это всё он был виноват!
Самое веселье началось, когда поздно вечером пьяные гости встали из-за столов и вышли на двор, сплошь засыпанный песком. Там музыканты играли и пели, заставляя всех танцевать. Мы с Владом не пропустили ни одного танца, танцевали до упаду! Он копировал мои движения, кривляясь, а я так же поступала с ним – и хохотать, хохотать! Только во время разных конкурсов мы бегали к столу выпить чего-нибудь, показаться моей маме и присесть хоть на минуточку. Как мы танцевали! Мы были самой лучшей парой! Мы даже выиграли конкурс танцев – единственный, в котором мы участвовали!
Была уже глубокая ночь, когда наши взрослые засобирались домой. Влад упросил маму разрешить нам остаться. Мама сказала, что с Владиком ей не страшно меня оставлять. «А вот и зря!» - пронеслось в моей голове, когда в следующее мгновение Влад снова потащил меня танцевать.
Когда мы совсем устали, мы ушли со свадьбы и направились к озеру. Теплая ночь, россыпь звезд над головой и светлячки вокруг нас… И лягушки, которые, казалось, старались перекричать друг друга! Влад передразнивал их, а они начинали квакать еще громче. Где-то ухала сова, иногда над самой головой проносилась летучая мышь – от этого становилось жутковато, но со мной был Влад, и я не боялась ничего.
Мы договорились встретить рассвет на берегу. Небо было уже сероватым, значит, до восхода оставалось еще часа два. Все это время мы разговаривали. Влад рассказывал мне про своего старшего друга, который учил его обращаться с девушками, рассказывал ему всякие байки и учил рисовать портреты «любимых» (что действовало на них безотказно). Думаю, отсутствие любви – это когда художнику все равно, что рисовать. Это очень грустно, вы не находите?
Потом Влад рассказывал мне, чего с парнями делать не надо (впрочем, о самом главном он упомянуть забыл), и что сводит их с ума. В пример ставил себя и своих девушек. Бывших, конечно. Ведь сейчас с ним рядом я, и ни о ком другом он и думать не может, и не мечтает даже. Он говорил, что я само совершенство, и что ни с кем из «них» он не ощущал такой близости и такого тепла.
Да, мне казалось, что «тепло» - это самое подходящее для тех ощущений слово. Именно тепло. Будто лежишь в ванне с горячей водой и режешь себе вены. Твоя теплая кровь вливается в эту воду и меняет ее цвет. И это тепло, выходя изнутри, обволакивает тебя снаружи, поглощает тебя, растворяет тебя. И становится так легко–легко, и дышать так весело, потому что ты знаешь, что горя не будет, и в оставшееся тебе время все будет хорошо.
Влад со мной, потому что он мой, потому что я ему всех дороже, а значит, я лучше всех, я совершенство…
Настало утро. Рассвет я рассмотрела плохо. Глупо целоваться на рассвете. Лучше целоваться до или после него: иначе рассвет выглядит, как набор слайдов, а не как скоротечный и потому особенно прекрасный процесс. Все знают, что он все равно случится. Но никто не устает его наблюдать, потому что он похож на смерть тайны и рождение истины, похож на перерождение, переход от молчания к пению, от робости к дерзости. Похож на молодость, которая прекрасна и мимолетна. И трудно зафиксировать момент, когда утро растворится в дне…
Небо быстро меняло цвета. Иссиня-черное, его будто медленно заволакивало белой вуалью, ложившейся тонкими слоями, и все сильнее отбеливавшей цвет ночи. Вот над фиолетовой полосой у самого горизонта возникла кромка розовато-красного солнца. Стало свежо и зябко. Теперь уже вокруг солнца виден красный ореол. И небо разменялось на оттенки. От стыдливого рдения до здорового румянца, переходящего в мягкий персиковый цвет девичьих щечек, а еще выше небо было бледно, потом все холоднее, от желтоватого к почти белому, до голубизны стерильному, и к абсолютно равнодушному голубому, заливавшему всю оставшуюся часть неба, и овладевающему им все более явственно…
Влад обнял меня и я чувствовала, как тепло его тела, отходя от него, обдает меня и накрывает с головой. И я была счастлива.
Он научил меня, что, идя в обнимку, нужно идти в ногу, чтобы бедра двигались синхронно. И так мы шли. Через лужайки, по тропинкам, через чужие сады к бабушкиному дому. Уже проснулись дворовые псы и домашние птицы, но людей еще не было видно. В городе, наверное, сейчас из парка выезжал первый троллейбус. А может, и не первый. Какая разница?! Я возвращалась домой с Владом!
Было чудесное летнее утро. Свежее, солнечное. В воздухе разливался теплый запах цветущей липы и акации, листья тревожно шелестели на ветру, и этот трепет переполнял воздух и делал все вокруг живым, одушевленным. Мы шли по мокрой от росы траве, путаясь в ней, наступая на ромашки и колокольчики, перепрыгивая муравейники и колючки. По всему телу разливалось приятное томление, не похожее ни на что, ни с чем не сравнимое. Что-то переполняло меня, хотелось плакать и смеяться, прыгать и шевелиться. Было так спокойно. Просто хорошо. Так хорошо, что хотелось умереть. Здесь. Сейчас! И чтоб не знать, что будет дальше. Просто упасть в эту душистую влажную траву и прижаться к Владу всем телом, так крепко-крепко, и чувствовать его, чтобы это утро поглотило нас навсегда, чтоб нас никто никогда не нашел, чтоб не было никого вообще! Только мы вдвоем и этот заповедный сад! И это тепло, это спокойствие. Когда ничего не хочешь, потому что у тебя все есть, все, о чем ты только мечтала. Все это кружит тебя в каком-то незабываемом вальсе. А причина тому – близость всего одного человека. Твоего человека, с которым ты рядом. И в его глазах я читала то же чувство, он улыбался, глядя на меня, иногда смеялся каким-то своим мыслям, которые он не озвучивал. Потом он вдруг подхватывал меня на руки и кружил, перекидывал через плечо и бежал куда-то, заставляя меня визжать от восторга. Спускал на землю и целовал, целовал, а я смеялась, и губы не складывались рыбкой, а расплывались в блаженную улыбку, так что скулы сводило, и это никогда не хотелось остановить. Я хотела, чтобы этот день был заколдован, чтобы он длился вечно! Когда Влад меня целовал, я смотрела на его закрытые глаза и видела, что они все равно улыбаются, я рассматривала его ресницы, и слушала, как он смешно дышит. Его глаза приоткрывались и он улыбался, начинал меня щекотать и говорил, чтоб я не подглядывала. Я хохотала и убегала от него, он догонял, снова подхватывал меня на руки и кружил.
Потом вдруг поставил меня на землю и подбежал к яблоне, начал ее трясти. Оказалось, мы уже дошли до нашего сада. Я покатывалась со смеху, наблюдая за его телодвижениями. Он принес мне яблок и вручил. Потом отобрал, потер их о свою рубашку со всех сторон и снова вручил. Потом отобрал одно и укусил. А я стояла напротив, еле удерживая все эти яблоки между пальцев, и смеялась тому, что не могу пошевелить руками, иначе все их уроню. Он ударил по моим рукам, и яблоки разлетелись в разные стороны. Он поймал одно и отдал мне. Мы вышли из сада во двор и пошли умываться, чтобы разойтись по своим комнатам и лечь спать. Впервые я собиралась лечь спать утром.
Что и говорить, я никак не могла уснуть, все переворачивалась с боку на бок. В окно ярко било солнце. Сердце колотилось так сильно, что моя ночная рубашка, казалось, колеблется над телом так, что не заметить этого было просто невозможно, а звук ударов в моей груди отдавался в ушах и во всем теле, и я чувствовала, как мои щеки разгораются все ярче и ярче. Казалось, они сейчас подожгут подушку! Сбивчивое дыхание и пылающие щеки, конечно, выдали бы меня с головой, и я молилась об одном – чтобы сейчас не вошла мама и не увидела меня в таком состоянии. Думать об этом было страшно, потому что сердце колотилось так сильно, что, казалось, от этих ударов дрожали бокалы в серванте!
Вдруг за дверью я услышала шаги. Я накрылась с головой и с замиранием слушала, как поскрипывают половицы. Я испытала неподдельный ужас, когда чья-то рука отвернула угол одеяла от моего лица! И каково же было мое счастье, когда я увидела улыбающееся лицо Влада надо мной! Как на пружинах, я быстро села на постели и обвила его шею руками, прижалась к нему грудью и с упоением вдыхала клубы его запаха с его шеи, держала его так крепко, будто не видела уже несколько лет и невероятно соскучилась. Он нежно поцеловал меня, касаясь моего подбородка кончиками пальцев, потом медленно поднялся и молча вышел. И я видела, он не переставал улыбаться. Тогда я откинулась на подушку и через мгновение провалилась в счастливый и сладкий сон…