Мы ехали на море. Вам не важно кто, просто я был не один.
Самолет из Москвы - всегда невеселая затея; хотя, наверное, везде так...
Я стоял в довольно душном автобусе и думал о последних 5 часах времени. О том, что же я помню с тех пор, как я проснулся в 8. За все время четыре поцелуя: один очень долгожданный, один очень нежный, один очень милый и еще один совершенно незаметный. Больше ничего.
Я улыбнулся, потому что и сам был удивлен тем, что со мной произошло это; такое счастье. Если бы не она, думаю, что подобные рассуждения показались бы и вовсе невыносимой пыткой. Обидно представить себя ничем. Но ведь отчасти иногда так себя и чувствуешь; я имею в виду, если ничего не происходит...
Было довольно жарко. Люди медленно забирались в автобус - это последняя стадия в части пути "из". Озадаченные и беспокойные. При этом какие-то нереальные и незаметные, постные и бесстрастные, жирные и полумертвые. Вокруг темно-серый ковролин и ярко желтые поручни.
Вдруг заорала какая-то женщина. Пронзительно, громко. У нее ребенок упал в обморок. Мальчик. Полминуты орала, потом все очнулись - парня поставили на ноги, дали воды, оставили с врачом, все обошлось, в общем.
Потом люди вокруг очнулись: они были озабочены случившимся, стали чуть менее безразличными, внимательными. Автобус тронулся и все смотрели в след провинциальной тетке с хилым ребенком - как те заходят обратно в аэропорт.
Я тогда подумал: а ведь их еще можно, может быть, спасти, что-нибудь изменить, вернуть к чему-нибудь значащему, оставив бесполезные страхи. Я подумал, что мальчик был прав: это действительно невыносимо. Не столько жара и длительность ожиданий, сколько бессмысленная тупость напряженной тишины и полное бездействие. И я сказал себе: я с тобой! Сколько, черт возьми, можно? Они приняли твою жертву! Это успех, притом настоящий и заслуженный.
Кабина водителя была отгорожена огромным прозрачным материалом, там еще возвышалось местечко, куда можно было швырнуть сумку. А рядом висел огнетушитель.
Я немного нервничал, предчувствуя нечто знаменательное. Я чувствовал приятное волнение, и точно тогда подумал: все, я с тобой.
Я сделал несколько уверенных шагов к кабине водителя, особо не замечая никого вокруг - вроде бы даже задел кого-то... И забрался на возвышение, отделявшее пассажирский отсек автобуса, сел там на чью-то сумку; устроился там как-то неудобно на четвереньках, весь обставленный чужим багажом..
В тот момент я опять ото всех слишком отличался, меня это одновременно раздражало и завораживало. Но я знал, что это совершенно не важно.
Я снял огнетушитель и включил его. Все, что происходило вокруг, я отлично помню - как если бы я наблюдал это со стороны.
Наружу вырвался поток бурлящей пены. Я еще тогда почувствовал, что она довольно холодная, хотя раньше я никогда не думал об этом. Довольно скоро огнетушитель вырвался из моих рук, сильно ударив в лицо, и полетел куда-то прямо, вдоль автобуса. Я почувствовал уже забытый сладковатый вкус крови. Впрочем не я один: в следующий миг отпущенный мною снаряд угодил прямо в челюсть какому-то уже седому, но нестарому мужчине крепкого телосложения и, казалось, был слышен скрежет его зубов; он локтем попал прямо в нос женщине, стоявшей за ним - тогда на лице этой полной крашеной блондинки появились две тонкие струйки крови, так подходящих к ее ярко алой помаде. Не пойманный никем огнетушитель, задев пах уже довольно пожилого старичка в бежевом костюме, сбил с ног краснолицего парня с короткой стрижкой и продолжал разбрызгивать пену во все стороны.
На самом деле все это произошло практически одновременно, как одновременно люди начали кричать, толкаться, протискиваясь к выходу из автобуса, некоторые с разной ловкостью и разным успехом уворачивались от огнетушителя, другие падали и просили, чтобы им скорее помогли встать...
Не могу сказать, чтобы их страдания доставляли мне удовольствие, но я был уверен, что это все не напрасно.
...через некоторое время уже подрасслабившийся огнетушитель после нескольких неудачных попыток удалось поймать. Кто-то говорил, что только в наших аэропортах все еще они такие старые - во всех "нормальных" городах их давно заменили на такие, которые останавливаются, если их не держать правильно. Некто в сером, что-то такое себе подумав, медленно подошел ко мне и прилично врезал, разбив губу. Остальные же либо о чем-то догадывались, либо были слишком заняты собой и не обращали на меня внимания...
..белая пена покрыла все вокруг, а окружающий мир прорывался внутрь только светом через окна. Сквозь нее свет рассеивался совсем по-зимнему и раскрашивал нас в перламутр. Мы все были там. И причащались светлым блеском пожарной пены и теплой постепенно засыхающей кровью. И в тот момент я понял, что это все было не напрасно…
…и уже потом, перебирая ногами песок на берегу Средиземного моря, я думал о том, что все было правильно…
Sum.2oo7 - Sum.2oo8