Когда догорает закат

       

       Когда догорает закат и нежно-розовые облака теряют цвет, темнея, а солнце прощально взмахивает над горизонтом последним лучом, дриада начинает петь. Никто уже не знает, как уцелела её роща на холмистом клочке земли между воинственной степью и усыпанной городами и сёлами предгорной равниной. Никто не знает, почему она осталась здесь, когда подобные ей встречаются только в самых непролазных глубинах огромных лесов. И уж точно никто, даже каждый вечер приходящие к роще жители образовавшейся неподалёку деревушки, не догадываются, о чём поёт дриада и что заставляет её каждый вечер заполнять паузу между днём и ночью своей песней.
Не знал и Стерх – молодой десятник расположенного неподалёку конного гарнизона, оберегающего границы от набегов степняков. Больше года прошло с тех пор, как его разъезд заехал в деревню на закате и воины удивились отсутствию в ней жителей. А потом услышали песню. И удивились жители деревни, когда нежно-мягкую, печальную песню дриады подхватила вдруг удивительно схожая музыка, льющаяся со Стерховой флейты. Может быть, удивилась и дриада, может быть - нет, но говорили потом – её песня вспрянула тогда с какой-то новой силой, окатив слушающих волною дрожи, а когда уже почти стемнело и песня закончилась, среди ветвей мелькнул гибкий силуэт и на какие-то доли секунды все увидели лицо девушки, полное той нечеловеческой красоты, что веками влекла людей к эльфам и их сородичам. То был единственный раз, когда дриада так открыто показалась людям.
А Стерх остался. Не помогли ни уговоры друзей, ни угрозы и посулы сотника, командующего гарнизоном. Остался, поменяв возможную блестящую карьеру на жизнь в деревушке и не прекращающуюся песню...


       Чертыхнувшись, Стерх перешёл на бег, по пути борясь с застёжкой пояса. Скинул на краю тропинки добытую дичь, перевязь с легким мечом и охотничьим ножом, снял колчан, чуть не вывернув руку, и отправил его на землю вместе со своей гордостью – составным охотничьим луком, клеенным из разных пород дерева и жил, подаренным в знак уважения местным умельцем. Роща считалась священной и входить под сень огромных дубов с оружием было крайне нежелательно. Люди так боялись чем-нибудь спугнуть прекрасную дриаду, что часто за все время пребывания в дубраве не произносили ни слова. Не говоря уж о том, чтобы приходить с орудиями убийства.
Он успел. Остановился перед собравшимися людьми, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая дыхание. Поймал тот самый, единственно правильный миг, когда солнце превращало воздух в роще в золотисто-зеленое озеро, когда все разговоры смолкали и даже ветер, казалось, полностью стихал, когда дриада начинала петь. И тут же следом заструилась музыка. Как и сотни раз до этого, незнакомый, мелодичный язык песни полностью заполнил сознание Стерха, обволакивая, разливаясь теплом по всему телу. И подсказал, повёл за собой, пленил пальцы, порхающие на флейте. Как и сотни раз до этого, Стерху показалось, что минул лишь миг – ослепительный, сладкий и неумолимо проходящий. Но солнце уже скрылось, пропало завораживающее сияние в листве, и оживала, приходила в себя, стоящая до этого без движения, толпа.
 Стерх присел на траву. Всё внутри него ещё трепетало в такт отзвучавшей песне, и он дослушал свои ощущения до конца. И лишь после этого услышал крики.

       Деревня горела. Выскочив из дубравы, Стерх увидел столбы дыма, вонзающиеся в сумеречный небосвод из-за горизонта, услышал далёкий гул пламени. Замер на миг, собираясь с мыслями, обводя взглядом растерянных и испуганных селян. И лишь потом рявкнул: слушать меня! Последующее слилось круговоротом – загоняли в рощу женщин и детвору, распределяли немногочисленное оружие – в том числе вилы и косы; чем попало вырубали молодую поросль рощицы и подходящие ветви – простейшее орудие против конницы. Кто-то притащил Стерховы клинки и лук, кто-то строил мужчин вдоль стены деревьев, распихивая по рукам наспех заостренные колья. Старики угрюмо становились в ряд с молодыми. Обычные крестьяне были полны решимости защищать самое дорогое в своей жизни – свою гордость и радость, залог процветания своего края, воплощение самых светлых чувств, что поселила в их сердцах дриада и её песня.
Земля дрогнула. Холм вспух черной коростой, замершей на мгновение, но тут же хлынувшей вниз живым безудержным потоком – степняки увидели цель. Кто-то закричал – от страха, но крик подхватили все, и над дубравой зазвучал уже крик ярости и злобы, крик раненого загнанного зверя.
Стерх слал стрелы одну за одной, укрываясь за строем, но это продолжалось недолго – конники стремительно приблизились и с хряском вонзились в шеренги обороняющихся. Не побежал ни один. Ни один не бросил оружие, хотя многих просто разбросало от страшного удара. Кое-где струсили набежники, завернув коней, кое-где животные сами воспротивились прыгать на колья и посбрасывали наездников. Но слишком мало, чтобы успешно отразить натиск. Отбиваясь мечом от наседающих верховых, Стерх видел как редеет линия защитников, видел как из последних сил сражаются с опытными рубаками мирные крестьяне. И не заметил, как кто-то обошел его со стороны. Лишь в последний миг отреагировав на движение, он отклонился, подставляя меч, но не успел. Удар швырнул его на землю и, теряя сознание, Стерх ещё успел увидеть, как степняки гоняют остатки крестьян, как закидывают дубраву горящими факелами, заходясь каркающим хохотом. И услышал, как вновь дрогнула, под копытами приближающейся конницы, земля...


       Когда догорает закат и нежно-розовые облака теряют цвет, темнея, а солнце прощально взмахивает над горизонтом последним лучом, старый сотник Стерх начинает играть. Он поднимается на стену форта и тогда смолкают все разговоры и даже ветер, кажется, полностью стихает. И видится слушающим солдатам то объятая пламенем дубрава, то лик нечеловечески красивой девушки среди листвы, то странное сражение, где пограничная сотня гонит прочь от горящей рощи остатки степняков. И будто слышатся незнакомые, мелодичные слова нежно-мягкой, печальной песни, полностью заполняющей сознание, обволакивающей и разливающейся по телу сладким теплом.

03.10.07