Я сидел за столом, скудно освещенным тусклой настольной лампой, и перебирал бумаги. Скучная, рутинная работа: сколько человек сегодня позвонило, сколько поблагодарило оператора (то бишь меня), а сколько, напротив, сказало: «Вы мне ничем не помогли», молча бросило трубку, а то и послало меня куда подальше. Куда-то я что-то вписывал, что-то выбрасывал, что-то складывал в ящик. Рутина.
Откинувшись на спинку стула, я посмотрел на старенький будильник, стоящий на столе. Стрелки показывали 8:53. Вычтя из показания минутной стрелки 12 (была у этих часов странная, почти мистическая особенность: как бы часто их не подводили, они всегда спешат на двенадцать минут. Однажды я решил провести эксперимент, остался ночевать в офисе. Я подвел часы, уселся на диванчик и вперил глаза в циферблат. Часы шли исправно. Когда я утром открыл глаза, часы спешили на те же двенадцать минут.), я понял, что через девятнадцать минут мне пора домой, и начал собираться. Так... Костюм... На мне! Мобильник... При мне! Часы... Надел! Телефон... Только я собирался отключить телефон, раздался звонок.
- Городской центр психологической помощи слушает! – официальным тоном, никак не вязавшимся с моим сонным голосом проговорил я.
- Виталий Козаков? – утвердительно спросил низкий мужской голос на том конце провода.
- Да-да, я слушаю... - не удержавшись, я зевнул.
- Завтра к десяти приезжайте ко мне домой. Мой адрес...
- Извините, но мы не выезжаем к клиентам. Мы даем консультации по телефону. К тому же у меня завтра работа... - перебил я его.
- Знаю, что пока вы не выезжали клиентам. Но все когда-то бывает в первый раз, не так ли? А отгул вы взяли сегодня с утра, так что не лгите мне про работу! Итак, мой адрес...
Я, сам не зная зачем, записал адрес на бумажке и положил трубку. Итак, что следующее у нас в списке? Ага, телефон... Я выдернул шнур из телефонной розетки. Отключен... Я поставил у себя в мозгу последнюю галочку и, заперев на ключ дверь, вышел из комнаты.
***
Ровно в десять утра я стоял перед домом, который назвал неизвестный. Зачем я сюда приехал? Я и сам не мог ответить на этот вопрос. Возможно, мне просто было интересно пообщаться с человеком, который так дерзко попросил меня приехать, попросил сделать то, чем я, в общем-то, и не занимаюсь, причем попросил очень настойчиво. А может потому, что по его голосу я понял – ему действительно нужна помощь.
Я внимательно осмотрел дом. Ну, дом как дом, панельная многоэтажка, ничего особенно. В таких домах обычно обитают люди средне-большого достатка. Чистенькие тротуары, автомобильная стоянка с иномарками... Мда, не сравнится с моим замусоренным двором и старой «девяткой» 97-го года выпуска... Рядом с этими иномарками она смотрелась... ну, жалко, что ли...
Оглянувшись воровато по сторонам, я медленно направился ко второму подъезду. Хм, странно, домофона нет... Но, отворив дверь, я понял в чем дело. Сразу за ней сидела настоящая консьержка – суровая бабулька лет примерно семидесяти. Стоило мне шагнуть за порог, как она возопила:
- Стоять! Кто такой? Куда? К кому? По какому делу?
Несколько обескураженный таким шквалом довольно-таки резких вопросов, я пробормотал:
- В семидесятую...
- В какую семидесятую? – снова закричала на меня бабушка, замахнувшись толстым домовым журналом. – К кому это, интересно? Хозяин уж неделю как... А, - бабушка, очевидно, поняв что-то важное и страшно интересное, заговорщицки мне подмигнула и странно погрозила сухоньким пальцем. – Вы, верно, из органов?
- Нет, что вы... - начал было оправдываться я, но бабушка быстро меня перебила.
- Ой, не говорите! За последнюю неделю уже три раза приходили «не из органов», и все в семидесятую. Сначала отпираются, мол, нет, частное лицо. А когда я наотрез отказываюсь их пускать, вздыхают и показывают корочки. Подойдут затем к двери, позвонят, подергают ручку, что-то чем-то намажут, да и уходят... Знаешь что, - бабулька таинственно понизила голос. – Зайцевы, что из семьдесят первой, говорят, что ночами там иногда слышны шаги. И еще, недавно туда приходил священник, постоял перед дверью... У меня-то вот, на телевизоре все показывается, - она указала пальцем на «телевизор» - черно-белый монитор, усеянный кнопками и сменяющий через равные интервалы времени изображения этажей. – Ну так вот, постоял, затем позвонил, еще постоял... Да и бросился от двери наутек... Сбегает по лестнице, глаза бешеные, и бормочет «жив, жив, исчадие ада»... Вот так... Так что ты поосторожнее там, молодой человек не из органов. Так уж и быть, не буду у тебя корочки просить, понравился ты мне... Так проходи.
Пробормотав «спасибо», я начал подниматься по лестнице. У бабульки явно не все дома... Какие священники? Какие выпученные глаза? Какие органы? Какие шаги? Ну, приспичило ночью человеку, что в этом особенного? Или эти самые Зайцевы ночью никогда по квартире не ходят? Странно это все как-то.
С такими не слишком радужными мыслями я поднялся на четвертый этаж. На двери, обитой настоящей кожей, красовалась старомодная медная табличка с надписью «Про...р И...н Ил...ч К...ов». Остальное было трудноразбираемо. Помотав головой, я позвонил. Ждать пришлось довольно долго, минуты, должно быть, две. Хотя я и не слышал шагов (видимо, хорошая звукоизоляция), дверь отворилась. На пороге стоял мужик. По другому его язык назвать не поворачивался. Именно мужик – коренастый, крепкий, с толстыми мускулистыми руками, грубым широким лицом и, судя по внешности, зачаточным интеллектом. На крепкой голове у него зачем-то была надета меховая шапка-ушанка. Я сразу представил его с кузнечным молотом в литейном цехе. Уж больно хорошо он туда бы вписался.
- Здравствуйте, Виталий, - заговорил знакомым голосом мужик. – Проходите, пожалуйста. Позвольте представиться – Кобуров Иван Ильич, профессор... Не будем говорить в какой области.
Несколько шокированный профессорским званием мужика, я прошел в квартиру. Прихожая была огромная, наверное, метров сорок (квадратных, разумеется), очень аккуратная. Впечатление немного портил легкий неприятный запах. Я начал разуваться, но Иван меня остановил:
- Проходите так, Виталий. Ничего страшного. Идите за мной.
Он пошел куда-то вглубь квартиры, я последовал за ним. Иван привел меня в комнату каких-то совершенно невообразимых размеров. Мне показалось, что сюда может поместиться вся моя квартира.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - Иван указал на большое мягкое кресло, и сам опустился в точно такое же.
Я послушно сел. Сейчас я совсем не думал, этот человек будто загипнотизировал меня. Но вместе с тем мне дико хотелось узнать, зачем же он меня позвал.
- Продолжим. Позвольте, я вам объясню, зачем вы здесь. – дождавшись моего кивка, Иван продолжил. – Итак, у меня есть небольшая, если можно так выразиться, проблема. Видите ли... Позвольте, я сниму шапку?
Я, удивленный вопросом хозяина квартиры, кивнул. Иван медленно начал стягивать шапку, и я увидел, что голова у него замотана бинтом. На виске расплылось большое кровавое пятно.
- У вас сотрясение мозга? – спросил я. – Тогда я вам ничем не смогу помочь. Это не по моей части. Обратитесь в травматологию, сделайте рентген черепа. Ничего страшного не...
- К сожалению, у меня не сотрясение мозга. Вот, смотрите, - Иван начал разматывать бинт. Я ожидал увидеть там большую рваную рану, но мои ожидания не оправдались. Точнее наоборот, слишком уж оправдались...
***
Холодно... Как холодно... Вода на моем лице... Я не хочу умирать, нет! Я еще слишком молод! Я начал инстинктивно всплывать, когда понял, что на мое лицо воду льет Иван из кружки. Ага... Что-то проясняется... Иван действительно существует. Я поднял глаза, и тут же, застонав, откинулся на подушку. И это мне, видимо, не показалось...
- Откуда у вас... Это? – я указал на голову профессора. – И как вы до сих пор живы? У вас вообще мозг есть?
- Думаете, нельзя жить с простреленной головой? Я тоже так думал еще неделю назад. Теперь же... А насчет мозга... Вы сами можете на него посмотреть.
Я встал с дивана. Голова трещала. Я очень плохо соображал, наверное, поэтому я не бросился с дикими воплями из квартиры сразу, как только увидел сквозную дыру в голове профессора. Теперь уже уходить как-то неудобно.
Я снова посмотрел на голову Кобурова. Да, в дыре действительно виднелся мозг – серая корка и белая подкорка. Выглядело это, мягко говоря, жутковато.
- Что вы от меня хотите? Зачем вы меня позвали? – обреченно спросил я.
- Видите ли... Один умный мужик сказал, что «я мыслю, значит я существую», а другой – «жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является обмен веществ». Сопоставив эти два выражения, я пришел к выводу, что жить я теперь не могу. Существовать – да, ведь я хожу, думаю, говорю с вами. Я мыслю. Но жить... Мне не нужно есть, не нужно пить. Мне не нужно удалять из организма отходы и спать. Удобно, не правда ли? Столько времени экономишь... Но зато я каждый день по пять раз обкалываюсь специальным гелем. Это чтобы не гнить. Но все равно слабо помогает. Вы, наверное, уже чувствуете запах разложения. Я-то теперь ничего не могу чувствовать.
- Но что вы от меня-то хотите?! – закричал я.
- Я хочу либо нормально жить, либо по-человечески умереть. Так как с первым я уже пролетаю, остается смерть. Видите ли... Я, поразмыслив, понял, что главное в голове не мозг, а сознание. Или эта самая невидимая субстанция – душа. Я убил свой мозг, но не сознание. Мое гребаное сознание, мой разум до сих пор пытает меня! Вы – психолог! Специалист по мозгам! Расковыряйте мое сознание, выдернете его из мозга! Прошу вас, спасите меня! Это же по вашей части – мозги, сознание, подсознание и все такое... Помогите мне! Я хочу быть как все... Я хочу умереть.
- Я даже представить не могу, как вам можно помочь... - тихо пробормотал я. – У вас случай, как бы точнее выразиться... уникальный. Я не смогу...
- Постарайтесь, прошу вас! Прошу! Можете подумать дома...
- Мне можно идти домой? – с надеждой перебил я его.
- Господи, конечно! Вас здесь никто не держит, - изумленно сказал Иван. Похоже, профессор действительно не собирался держать меня здесь силой.
- Ну, тогда я пойду? – я встал и направился к выходу. – Дома я обещаю подумать, как можно вам помочь. До свидания.
- До свидания, - ответил Кобуров и закрыл за мной дверь.
***
- До свидания, - сказал я Виталию, закрыл дверь и пошел к холодильнику. Достал соленый огурец, съел. Мне это действительно не нужно, но от такой привычки трудно отказаться. За последнюю неделю, с тех пор как я застрелился, я очень поправился. Еще бы! Пища поступает, но не выходит. Вот желудок и растягивается...
Я взял большой шприц, обколол себя гелем. От гниения он помогает, хоть и не сильно. Но, боюсь что через месяц я все равно начну разваливаться. Я наполнил ванную холодной водой и лег в нее. Спать мне действительно не надо, но отключить сознание я могу. Я закрыл глаза.
***
Я снова сидел в этом мягком глубоком кресле. Сегодня я в первый раз прогулял работу. И ради чего? Ради разговора с каким-то сумасшедшим профессором с простреленной головой... Докатился, что называется.
Я всю ночь не спал. Я честно думал, как помочь Ивану. Сейчас же спать хотелось неимоверно, но я сдерживал даже зевоту. Иван сидел, наклонив голову.
- Вы должны мне рассказать... - который уже раз повторил я. – Иначе, сами понимаете, ничем я вам помочь не смогу.
- Это слишком тяжело для меня... Но ладно, слушайте... Все началось два месяца назад...
***
- Как вы не понимаете! – закричал доктор. – Это невозможно! У него болезнь на последней стадии! Медицина бес... - доктор замолк на полуслове.
- Вы идиот? – поинтересовался я, отпуская горло доктора. – Он же все слышит! Вы лишили ребенка надежды. Это преступление!
- Я... как-то не подумал... Профессор... - замямлил доктор.
- Что профессор? Я уже десять лет профессор. Вы уверены, что ему никак нельзя помочь?
- Уверен, - так энергично кивнул врач, что было понятно – он действительно уверен. – Максимум у него три недели. Знаете... Такая тяжелая форма... В общем... Как бы вам сказать помягче, не хотел бы я оказаться на его месте...
Я вышел из кабинета. В коридоре сидел сын. Весь в слезах.
- Папа, я умру, да?
- Нет, что ты... Конечно нет, - начал успокаивать я его. Но он заплакал еще сильнее.
- Но дядя сказал...
- Не слушай дядю. Он глупый. Он не прав. Тебя, конечно же, вылечат... - я сам понимал, как фальшиво звучат мои слова. Но не мог же я ему сказать, что смерть действительно уже подходит к нему.
Ощущать близость смерти в неполные одиннадцать лет – наверное, это очень страшно. Чувствовать, как худая старуха в черном с острой косой приближается к тебе. Ощущать костяные пальцы на своем плече, холод от занесенной косы и свою беспомощность... Знать, что вот-вот острое лезвие косы смерти коснется твоей шеи, и ты не сможешь ни увернуться, ни прогнать старуху, ни защититься от секущей стали... Трудно знать это и не повредиться умом. Но еще хуже – видеть эту старуху рядом с самым близким тебе человеком. Мой рассудок не смог выдержать вида черного плаща рядом с сыном... Я понял, что не смогу отпустить его в мир мертвых... Отпустить одного... И я купил револьвер.
Трех недель мальчик не протянул. Через неделю у него на теле вскрылись язвы, он начал истекать кровью. Еще через два дня он начал стонать во сне, а еще через день – и днем тоже. Он уже не мог есть. Я как будто видел старуху с красными глазами и черной косой... Страшное зрелище, знаете ли... Она приближалась...
Последние три дня жизни сын провел в бреду, иногда крича страшные слова... «Убейте меня!!!» - срывалось с его губ...
И вот две недели назад я увидел, как старуха приблизилась к сыну вплотную. Она подошла к его кровати и взмахнула косой... Еще один колосок на шестимиллиардном живом поле был срезан.
Я нажал на курок. Было совсем не больно, знаете ли. Но то ли старуха попалась невнимательная, то ли сегодня просто был не мой день... Она меня не забрала... Вяло скользнув по мня взглядом красных глаз, она подняла тело сына на руки и исчезла... А я остался на Земле.
***
Сонливость как рукой сняло. Рассказ профессора меня, мягко говоря, шокировал. И все же... Что-то мне казалось неправильным... Недостающим... Рассказ казался неполным...
Поговорив с профессором еще недолго и пообещав ему зайти завтра, я пошел домой.
Выходя из машины я заметил черный силуэт на заднем сидении. Показалось... После такого рассказа еще и не такое может померещиться... Как я сегодня спать-то буду?
***
- Вы мне не все рассказали! – обвиняюще сказал я профессору. – Было что-то еще... Ваш рассказ неполный...
- Виталий, с чего вы это взяли? Зачем мне от вас что-то скрывать? Мне же в конце концов нужна ваша помощь...
Сегодня разговор с профессором не ладился. Зря я прогулял работу снова. Четыре часа я просил его рассказать то, что он скрыл, а он не внимал моим просьбам. Наконец я поднялся с кресла.
- Ну все, до завтра! – я не сомневался, что завтра опять буду здесь. – Мне пора.
- Давайте я вас провожу до машины. Меня все равно уже не замечают... Если я сам этого не захочу.
Проходя мимо консьержки, я кивнул ей.
- До свидания, Виталик, - дружелюбно сказала она мне. – Завтра опять придешь?
- Наверное, Клавдия Афанасьевна. До свидания.
Ивана она действительно не заметила.
***
Сегодня я тоже купил себе револьвер. А в окне оружейного магазина мелькнул красный глаз, и металлически блеснуло лезвие косы. Кажется, я схожу с ума...
***
- Я понял! – сказал я профессору. – Что вы не можете себе простить? Что вы сделали не так? Вас держит на земле груз воспоминаний...
- Ладно, я скажу... - вздохнул профессор. – Я... убил своего сына... Я не мог видеть как он мучается! Но этого я себе никогда не прощу! Я спас его, наверное... Но именно я отправил его в пекло! И мне не снять с себя этот груз. Но вы – можете. Помогите мне, Виталий!
Пообещав придумать, как ему помочь, я ушел домой. Сзади я слышал шелест ткани и стук костей.
***
Прошла неделя. Я ничем не мог помочь Ивану. Сколько ни уговаривал я его простить себя, сколько ни говорил, что он не мог поступить иначе – все было напрасно. Зато я чувствовал, что погружаюсь в черную пучину безумия. Я все чаще видел старуху с косой...
- Неужели вы думаете, что никогда не покинете землю? – со смехом спросил я.
- Чему вы смеетесь? – удивился Иван.
- Да ведь это так просто! – я засмеялся еще громче. – Это элементарно! Надо лишь действительно захотеть покинуть мир. Вот смотрите! – я выхватил из кармана револьвер и нажал на спуск.
А это действительно не больно... Меня объяла тьма... Я не знаю, что ждет меня впереди... Надеюсь лишь, что там не будет этого безумия.
***
- Неужели вы думаете, что никогда не покинете землю? – со смехом спросил Виталий.
- Чему вы смеетесь? – удивился я.
- Да ведь это так просто! – психолог засмеялся еще громче. – Это элементарно! Надо лишь действительно захотеть покинуть мир. Вот смотрите! – он выхватил из кармана револьвер и нажал на спуск.
Я не успел ему помешать. Виталий упал. Я увидел, что он верит в то, что говорит – надо лишь действительно захотеть... Он стрелял не в себя – в воздух. Это, наверное, для пущего эффекта... А мальчик молодец. Продержался дольше и священника и мента.
Но он был не прав. Покинуть землю может лишь тот кто знает, что он не оставил ничего непоправимого на этом свете. Тот, у кого чисто то, что называют совестью. А у меня на счету три жизни и один искалеченный рассудок. И счет будет расти. Может быть, когда мое тело сгниет я, наконец, оставлю землю. Хочется в это верить...
Я записал в блокнот еще одно имя. Теперь там уже четыре строки.
Эпилог
Выписка из блокнота И. И. Кобурова
Обрыв... обрыв... обрыв... обрыв...
Нет жизни... нет... нет...
Помни... помни... всегда... помни...
Я помню...
Она придет... ты счастливец...
Она пройдет мимо... ты несчастен...
Помни... помни о ней всегда...
Помни...
ПОМНИ!!!!!!!!!!!!!!!
Помни о ней...
Тьма... тьма... один... тьма...
Я один...
Мой крик... мой крик раздается...
Я кричу в пустоту... никто не слышит...
- Помни! - вот мой крик...
крик... крик... крик...
КРИК!!!!!!!
Пустота... пустота... впереди... НЕТ!!!
Знай... знай... я не знаю... знай...
Помни... помни... помни...
MEMENTO MORI!!!!!!
Memento...
1) Кобуров Даниил (школьник) – помнит... помнит... крик... смерть... погиб...
2) Петров Сергий (священник) – тьма... помнит... обрыв... искалечено сознание...
3) Филатов Константин (сотрудник МВД) – пустота... он помнит... погиб...
4) Козаков Виталий (психолог) – нет жизни... знает... уже... погиб...
КОБУРОВ ИВАН (профессор биологии и генетики) – НЕТ!!! НЕТ!!! ЗАБЕРИ МЕНЯ!!!
P.S.
- За мной! Вперед, вперед, что вы плететесь как пьяные черепахи?! Костя, дверь! Саша, Илья – прикройте!
Я с разбегу ударил дверь плечом. Впрочем, я заранее знал что ничего не получится – профессор человек небедный, может позволить себе дверь, которую я просто так не выбью. Впрочем, это не проблема. Я достал из кармана маленький пузырек со специальным аэрозолем. Замечательная вещь – распыляешь в замочною скважину, ждешь когда застынет, поджигаешь и – вуаля – замок выбит. В общем, через три минуты дверь уже не была для нас преградой.
- Молодец, - покачал головой полковник. – Талант, е-мое! Даром что взломщик, - и, уже тише, добавил. – Осторожнее, ребята. Там слышали выстрелы, грабитель может быть вооружен!
Омоновцы проникли в квартиру, я – за ними (строго говоря, я тоже омоновец, но сам я предпочитаю так себя не называть, вор – он всегда вор). Да, шикарно живет профессор! Прихожая огромная! Кухня... О, что за кухня...
- Ребята, труп! Предположительно – тот самый Виталий, - вырвал меня из размышлений голос Ильи. – Повреждений нет, от чего умер – сказать пока не могу.
- И все, - озабоченно спросил полковник. – Больше никого?
- Никак нет, товарищ полковник!
- Ладно, тогда сваливаем! Саша первый, потом я с трупом, Илья замыкай. Костя, ты, наверное, немного задержишься, -подмигнул мне офицер.
- Да, с вашего позволения.
...Ничего интересного! Лишь однажды мне послышалась чье-то покашливание, но видимо это нервы. И больше ничего! Ценностей навалом, но они меня не интересовали – они-то точно от мира сего. Что ж, видимо пора уходить. Я подошел к двери.
- Куда это вы собрались, молодой человек? – в затылок мне уперся металл, видимо ствол. – Задержитесь ненадолго. Я знаю, вы интересуетесь потусторонним миром. Значит, вы вполне можете мне помочь...