Разжиревший от беспрестанных потоков дождя, накрывшего город промокшим грязным пледом, ручей бесцеремонно ткнулся в мою ногу. Туфель мерзко чавкнул и впился в разом похолодевшую кожу потяжелевшей материей.
Рука сама собой нырнула в бездонную сумку в поисках спасительного зонта.
Брррр…Ладонь увязла в превратившихся в сырую кашу страницах блокнота.
Где-то на задворках мозга шевельнулась мысль, что вместе с размытыми чернилами сейчас утекает весь мой многолетний труд. Мои стихи хорошие и разные размазывает по сумке неизвестно, каким чудом туда попавшая, вода…
Протянувший жадные щупальца липкий страх, лишь слегка коснувшись моего мозга, тонкой струйкой стек куда-то в область солнечного сплетения. А затем и вовсе испарился, подхваченный неожиданным потоком ледяного ветра.
Меня больше не было. То есть, нет, конечно, состоявшая из плоти и крови женщина, никуда не исчезла. Как и минуту назад, она стоит посреди улицы, щедро поливаемая чьей-то не скудеющей рукой сверху, с ошарашенным взглядом и насквозь промокшей одеждой… И все же меня больше не было.
Бессильно опустив руки, я оставила попытки вооружиться зонтом.
Зачем?
Какой смысл?
Взгляд ткнулся в грязевой поток, как будто уносящий вместе с жестяными банками от пива и пакетами из-под чипсов мою память. Картинки, выплывающие из закоулков мозга, на несколько секунд зависали перед невидящим взором, превращались в многочисленные капли дождя и, упав возле моих ног в холодную воду, стремительно уносились куда-то за угол дома.
…Вот я, десятилетняя девочка, лежу на диване и с упоением читаю Герберта Уэллса. В окно мерно постукивает ветка каштана, в доме пахнет растопленной печкой и пирогами.
- Интересно? – дядин голос заставляет вздрогнуть.
- Да, - тихо отвечаю я, и вновь утыкаюсь носом в страницы потрепанной книги. Буквы начинают прыгать, сосредоточиться уже не получается…
…Кап.
Вспотевшая физиономия извращенца уже скрылась за углом серой девятиэтажки.
В висок постучалась нечаянная строчка:
У обочины лета, у края зимы –
У истока судьбы я стояла.
Пели где-то не мы и смеялись не мы,
Я у крайней черты – у начала.
…В голове роем носились мысли: «Почему меня выставили за дверь? Что с ней там будут делать, чего мне нельзя видеть?..»
Исступленный крик дочери размазал меня по стене и заставил грузно осесть на пол. Руки мелко дрожали, по щекам и шее, обжигая, текли слезы.
- Можете войти, - появившаяся на секунду медсестра, нырнула обратно в палату интенсивной терапии, не забыв при этом громко хлопнуть дверью прямо перед моим носом.
На ватных ногах я буквально подползла к кроватке, где связанная по рукам и ногам лежала моя малышка.
- Мама, - затуманенный взгляд из полуопущенных век…выплывающий будто из ниоткуда голос дочери…
…Кап.
Я всегда пишу о дочке
С легкой грустью на душе,
Но на ситцевом платочке
Слезы высохли уже.
…Это был мой город, мой. Дома, вокзалы, запахи – воспоминания врывались в мозг, наполняя счастьем каждую клеточку моего тела.
- Да не бойся ты, все будет хорошо, - вальяжная поза новоиспеченного друга заставила напрячься. – Просто делай так, как тебе скажут, и дыши глубже…
В поисках поддержки моя рука скользнула в ладонь мужа. Но похолодевшие пальцы упорно не желали согреваться.
…Изучающий, злой, равнодушный – три пары глаз дотронулись взглядами до не успевшей спрятаться за энергетическую стену метущейся души…
…Кап.
За угол уже родной многоэтажки скользнул исказившийся в причудливую форму шпиль Петропавловской крепости с болтающимся на нем мангустом.
Город меня забыл,
А может быть, и не помнил.
Город ко мне остыл –
Мой милый чужой нескромный.
Последние четверостишие оставило на моих пальцах грязное чернильное пятно и забылось. С трудом оторвав взгляд от безвозвратно испорченных туфель, я посмотрела по сторонам.
…серые дома зябко кутались в грязную пену жирных облаков…спрятавшись под намокшими зонтами, люди спешили укрыться от дождя в теплых квартирах… обшарпанные троллейбусы выплевывали из своих переполненных желудков прямо в лужи недовольных пассажиров…
...Серый, тоскливый, заставляющий впадать в состояние сомнамбулы цвет заслонил собою все краски некогда красивого городка. Захотелось плакать.
- Привет, - такой знакомый и родной голос вывел меня из оцепенения. Затем приятным теплом на мокрой шее растекся легкий поцелуй. Серое небо заслонил собой большой добротный зонт.
– Мерзость-то какая, правда? – презрев все приличия, муж притянул меня к себе и впился жадным поцелуем в мои дрожащие губы. – Ох, да ты совсем промокла. Ты что, зонт дома забыла? Ладно, ничего, обойдемся и одним, не привыкать.
На плечах у меня ту же уютно устроился теплый сухой свитер.
- Ну, что побежали…Сейчас чаю надуемся и в постель, отогреваться, - улыбающиеся глаза мужа, казалось, и не заметили моей тоски. – И не грусти, все будет хорошо, - тут же перекричал мои мысли нежный шепот. – Посмотри, как вокруг красиво, сколько ярких красок. Хороший дождь, ведь правда?...