Власть никогда не отдают тем, кто способен ею воспользоваться.
Ф. Бегбедер, «99 франков».
Как это часто бывает с людьми, которых заставили вспоминать детство или молодость, я стала чувствовать расположение к Гале. Когда я выписалась, мы продолжили общаться. Я сидела дома в гипсе, она приходила проведать меня и поговорить о глупостях.
Она старше меня на пару лет. Но создавалось впечатление, что все наоборот. Чистая девочка с огромными глазами и фиалковым взглядом, она казалась благодарной за то, что я с ней общаюсь. Я рассказывала ей о себе, а она впитывала эту информацию с неистовым интересом восьмиклассницы на любимом уроке с молоденьким преподавателем. Мне льстило это внимание. Я будто была кумиром миллионов, а моей личной толпой была эта милая девушка.
Конечно, я помнила о чертях в тихом омуте. Поэтому мы не встречались, когда мой муж был дома. Я как никто другой знаю, что мужчина, которого однажды увели, может быть уведен и впредь. И поэтому Галя не должна была узнать, как мы с Женей оказались вместе. Не могла же я дать ей подробную инструкцию по разрушению моей жизни! Впрочем, кое-что я ей все-таки рассказала.
Протоженей был мой одноклассник, сосед по парте, псих и гений Назар. Их внешнее сходство я обнаружила всего несколько лет назад, когда просматривала старые фотографии. Может, и правду говорят, что женщина интуитивно выбирает всю жизнь одного и того же мужчину. (Оговорка: всю жизнь мне нравились два типа мужчин. Но только два. Любые отступления от этих двух образов мне казались совершенно не привлекательными).
С Назаром мы сидели за одной партой во втором классе. Поначалу я боялась его, причем, панически. Шутка ли - он разбил нос самому страшному хулигану нашего класса - Володе – как раз в тот день, когда мне предстояло стать новой соседкой Назара. Володя, теперь уже мой бывший «напарник», держал меня в черном теле. Когда я не давала списывать, он натачивал карандаш, вскакивал и со страшной яростью в глазенках визжал «Заколю!», резким движением руки занося карандаш прямо над моей головой. А тут – на тебе! Володька весь в слезах, из носа течет кровь. Тут бы мне ахнуть и упасть в обморок, да корсета с веером под рукой не оказалось. Пришлось разрыдаться и убежать в туалет – чтобы там бояться и сетовать на незавидную смену шила на мыло.
Когда начался урок, я вернулась в класс и с содроганием присела за парту, отодвинувшись подальше от Назара. Он посмотрел исподлобья, усмехнулся и сказал: «Страшно?», - и ощерился. Я только и смогла, что фыркнуть и отвернуться. А у самой коленки дрожали так, что стыдно вспомнить.
Через урок он нарисовал цветочек и улыбочку на полях моей тетрадки. Я решила, что он не просто псих, а еще хуже! Теперь все будут кричать, что мы жених и невеста (этого мне только не хватало!). Но на уроке математики я поняла, что кончать с собой рано. Он объяснил мне, как решать задачки, которые я раньше не понимала; давал мне списывать.
Через неделю Назар сделал меня единственной уполномоченной по укрощению его праведного гнева. Когда его ругали за драку, плохое поведение на перемене, невыполненное домашнее задание и т.д. и т.п., он, сидевший за партой, вдруг вскакивал, его стул с грохотом опрокидывался, Назар с обидой в голосе кричал: «Это несправедливо!!!». Училка багровела вся и начинала на него шипеть, кричать, топать ногами – в общем, делать все что угодно, но только не то, что могло бы заставить его успокоиться и сесть на место. Тогда я, сидя рядом с его упавшим стулом, чуть позади него самого, смотря на него снизу вверх, начинала полушепотом, речитативом говорить ему: «Назар, ну чего ты, в самом деле, все равно ничего не докажешь, ну сядь, ну пожалуйста…» Он отвечал – одновременно мне и училке: «Но это несправедливо!!!», и я продолжала: «Назар, успокойся, я прошу тебя», он: «Я спокоен!», я: «Нет, ты не спокоен – ты кричишь», он: «Я спокоен!!», я: «Как слон???». Тогда он улыбался и садился, пока училка продолжала на него кричать. Я краснела и тоже поворачивала голову к ней. Часть потока ее негативных эмоций я перенимала на себя. И все было хорошо.
Порчу на нашу классную руководительницу (которая нас обоих равно ненавидела) мы наводили вместе. Он рисовал на нее карикатуры, а я подрисовывала там ей усы и зубы. Так я влюбилась в собирательный образ всех драчунов, гениев, вольнодумцев, художников - и спасателей обиженных и угнетенных.
Однажды утром вместо «привет» Назар задал мне вопрос, сколько будет пять минус десять. С непоколебимостью директора школы я ответила «Так нельзя». Он громко рассмеялся, закинув голову назад, подпрыгнул ко мне и начал скороговоркой объяснять, что получится минус пять. При этом он вертел пальцами и чертил что-то в воздухе перед моим носом. Я прыснула и сказала, что он псих (что с него возьмешь?). Назар схватился за голову и вскричал «Ну что ж тут непонятного?! Вот смотри…» И вталдычивания возобновились. Я упорно не включала мозг и отказывалась верить в то, что после нуля идет минус один, пока он не упомянул о градуснике зимой. Вот тогда-то я впервые поняла, как безбожно дурят нашего брата эти учителя и вообще все взрослые. (Тут же вспомнилась история, как мама обещала никому не давать делать мне больно, после чего завела меня в кабинет зубного врача, где мне тут же вырвали зуб). В общем, что-то тут было не чисто. Благо, со мной был Назар – а он любую аферу сумеет раскрыть. (И доверяет только мне). Я убедила Назара никому больше не говорить. Паника среди народонаселения нам была ни к чему.
…А ведь это, кажется, важно. Модель взаимоотношений с Назаром я копировала и в супружестве. Главное, чтобы он доверял мне все свои знания и тайны. Делить одну парту с мальчиком можно, если он годится в напарники в сговоре против всего света.