La lettre a Marina

   
       La lettre a Marina

Памяти Владимира Высоцкого

       Ну, вот и всё…
       Я пишу, чтобы сказать «прости», пишу, чтобы сказать «прощай», а смерть стоит у меня за спиной, скалится и ждёт, когда я закончу.
       Догнала. Знает, что победила. Дожидается, злорадствуя….
       Мне всегда надо было быстро, быстро, быстрее всех, лучше всех… ну, ты знаешь.
       Всё – через себя. Всё – собственной кровью. На разрыв аорты….
       Быстрее, быстрее, словно кто-то гонится, кто-то подгоняет…. Ага. Вот она и догнала. Стоит за спиной. Ждёт, пока я закончу.
       Быстрее, быстрее, больше, больше, чтобы уже сбивалось дыхание, потом – чтобы успокоиться…. Можно было всё это не писать – ты и так бы прочитала. Между строк. Да ну, не хочу уже кодировать и скрывать.
       Удивительно…. От моих слов тебе становилось то весело, то страшно, ты смеялась, как сумасшедшая, ты плакала…. Удивительно. Какие-то слова, простые слова, а ты плачешь. Ты смеёшься. Сознавать это тоже было необычно. И волнительно.
       Здесь никого нет, кроме меня. Летел, летел самолёт, под самое небо, здорово, ослепительно, и дух захватывает, и ты – царь мира, всё тебе подвластно, и вдруг…. Раз – налетел ураган, и ты падаешь в неизвестном краю, которого даже на карте-то нет…. И хоть ты даже и миллионер. Ты упал вниз, ты сгинул в этой пустыне, и никто тебя никогда не найдёт. Ведь ты сам этого хотел. Чтобы вокруг – никого. Никто не найдёт и не увидит.
       Тебе бы тоже не удалось. Это невозможно остановить. От этого нельзя спасти.
       Потому что надо быстрее всех, лучше всех, на разрыв аорты, и собственной кровью, а где её столько взять?
       Мне всё равно, кто сейчас рядом, потому что я ничего не чувствую. Потому что это тянет меня вниз, на землю. Зайка, тарелки, телевизор, пошли спать, малыш, поженимся…. Да, да, конечно, слышу, пойдём туда, пойдём сюда, конечно, поженимся…. Почему ты кричишь во сне, может, сходишь к аналитику? И потом, нельзя столько работать, ты всё пишешь и пишешь, и поёшь ты как-то иначе, ты хрипишь…. Может, уедем куда-нибудь?
       Надоело. Кто бы ни был рядом, рядом нет никого. Мой самолёт летит, летит над облаками, я никого, я ничего не вижу, только с остервенением мараю бумагу, пропадаю в строчках, не помня себя…. Но стоит мне опомниться – вокруг пустыня, лежу в прахе, рядом – разбитый самолёт….
       От этого не спасёшься. И не спасёшь. Как спастись, если это – дыхание? Как спастись от самого себя?..
       Руки в кровь, в испарине, нервный сон, забытье…. Ну, зачем тебе это надо, зачем себя так мучить, ну, неужели нельзя как все? Ты успокоишься, и мы заживём, как нормальные люди….
       Нет. Ведь мне всегда надо было быстрее, быстрее, лучше всех, выше всех…. Зачем? Не знаю. Но иначе нельзя. Иначе была бы просто пустыня. И не было бы ни самолёта, ни полёта. В принципе. Так что лучше уж так. Лучше разбиться. Но прежде испытать это всё. И быстрее, и выше, и чтобы воздух свистел в ушах, и чтобы все оставались позади и смотрели вслед.
       «… я должен первым быть на горизонте…»
       Мне казалось, я могу всё. Раз мои слова, всего лишь какие-то слова заставляют тебя смеяться и плакать. Ты не хотела, но с этим же ничего нельзя сделать…. Это просто есть. Но так не может быть всегда. Это тяжело, я понимаю. Мне просто не хотелось делить это всё с кем-то ещё. Вот это – вниз, вниз, вниз…. И разбитый самолёт посреди пустыни. Это – только моё. Слишком жестоко делить это с кем-то ещё. Это мой самолёт. Моя агония. Моя пустыня.
       А ты всё равно плачешь.
       Но ты знаешь, что иначе я просто не могу. Не в силах. Лучше так – быстрее всех, выше всех….
       Как только я поставлю последнюю точку, она мной займётся. Та, что ждёт за спиной. Но пока… пока у меня есть долг кое-перед кем. И как только я поставлю последнюю точку….
       Я тороплюсь, но знаю – она даст мне договорить. И больше я никогда ничего не напишу. Это – последнее.
       Никого не должно быть рядом, потому что этот полёт – он на слишком большой высоте. И падать будет слишком больно. И если взлетел не по своей воле – падать будет больнее. А если так получилось, потому что иначе нельзя – то только так. И никто не должен об этом знать. Это нельзя ни с кем делить.
       А то, что выходит из-под пера – оно для всех. Оно – для тебя. То, что пишется собственной кровью. Только так. Потому что иначе – не настоящее. Иначе нельзя.
       Тебе всегда это было понятно.
       Ты чувствуешь меня, на каком бы расстоянии мы не были. Между нами – пропасть. Ты столько раз перекидывала мост, и столько же раз он обрушивался от одного моего удара. Потому что всё, что происходит – только моё. Моя пустыня. Мой самолёт. А слова, взгляды – бери, не жалко. Остальное – слишком больно делить, потому что ты этого не заслужила. Это только мне. Это слишком больно.
       Ты чувствуешь меня так, что, возможно, могла бы лучше всех иллюстрировать мои книги…. Да, неплохая мысль, ты это можешь…. Не всё же школьные стенгазеты рисовать…. У меня нет твоего дара. Не такой он, как мой огонь внутри – быстрее всех, выше всех…. Непокой. Пройдёт он только в могиле. Только там успокоюсь.
       В остальном – нет мне покоя, и пока нет его – я живу. И те, кто рядом, те, кто тянут меня обратно, на землю, не знают об этом. Не может быть так, как у нормальных людей – это не про меня….
       Поэтому я не могу позволить тебе перекинуть этот мост. И пусть от этого больно – было бы гораздо больнее, позволь я тебе это. Нет уж. Лучше так. Лучше лови слова.
       Слова, слова…. Ты говорила, в них только играют, это искусственно…. Но именно они заставляли тебя смеяться и плакать.
       Поэтому мне не за что просить прощения. Только попрощаться. Больше ничего не напишу, едва поставлю точку.
       Всё уже сказано.
       Лёжа в пустыне, прижавшись щекой к разбитому самолёту, глядя в небо….

       28.07.08


рассказ опубликован в журнале "Союз писателей" (2013 № 3)