Женский фактор
Фантастика
Глоссарий
Аполлон - сын Зевса и Лето, включивший в свой классический образ черты догреческого и малоазийского развития (отсюда разнообразие его функций - как губительных, так и благодетельных, сочетание в нем мрачных и светлых сторон).
(Энциклопедия античной мифологии)
Гея - мать-земля, древнейшее доолимпийское божество, игравшее важнейшую роль в процессе создания мира в целом. Гея не живет на Олимпе и не принимает активного участия в жизни олимпийских богов, но следит за всем происходящим и часто дает им мудрые советы.
(Энциклопедия античной мифологии)
Гиперборея — в древнегреческой мифологии и наследующей ей традиции легендарная северная страна, местообитание блаженного народа гипербореев.
(Википедия)
Горго;на Меду;за - наиболее известная из сестёр горгон, чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человека в камень. Была убита Персеем. Упомянута в «Одиссее» (XI 634).
(Википедия)
Дану - племена богини Дану (или просто туаты — «могущественные») — четвертое из мифических племён, правивших Ирландией.
(Кельтская мифология)
Зевс, (Дий) - верховное божество, отец богов и людей, глава олимпийской семьи богов.
Будучи "отцом людей и богов", Зевс вместе с тем является грозной карающей силой. По велению Зевса прикован к скале Прометей, укравший искру Гефестова огня, чтобы помочь людям, обреченным Зевсом на жалкую участь.
(греческая мифология)
Один - в скандинавской мифологии верховный бог - ас, сын Бора и Бесты, дочери великана Бельторна.
(Пантеон скандинавских богов).
Оисин - в ирландской мифологии славный бард. В потустороннем мире Оисин дал подводный бой великану из фоморов, проявив военное искусство.
(Кельтская мифология).
Прометей - сын титана Иапета, двоюродный брат Зевса. Когда Зевс лишил людей огня,
Прометей обманом добывает его и передает людям. За это он наказан: прикован к горам Кавказа в пределах Скифии, где орел выклевывает ему печень, ежедневно вырастающую вновь.
(Титаномахия).
Синдри - в германо-скандинавской мифологии гном (цверг), - кузнец, с которым Локи спорил о кузнечном мастерстве. У Локи было три вещи, поэтому и Синдри должен был изготовить лучшую вещь за три попытки. Первым он выковал кольцо Драупнир, каждый девятый день приносящее ещё восемь золотых колец. Вторым он выковал вепря Гуллина-бурсти, который был так быстр, что нёс своего наездника через леса, моря и горы легко и свободно, как по гладкой дороге. Третьим был выкован молот Мьёллнир, всегда возвращающийся в руку метающего.
(Википедия)
Синдрилия – вымышленная столица Гипербореи. Названа в честь кузнеца Синдри
Титаны - в древнегреческой мифологии боги второго поколения, дети Урана (неба) и Геи (земли). Их шесть братьев и шесть сестёр-титанид, вступивших в брак между собой и породивших новое поколение богов: Прометея, Гелиоса, муз, Лето и других.
Тор - бог грома, бурь и плодородия. Он был одним из сыновей верховного бога Одина и богини земли Ёрд или Фьёргюн.
(Северная мифология)
Фоморы - представляют собой безобразных видом существ, часто гигантов, женщины которых не уступают мужчинам ни в уродстве, ни в физической силе. Имя фоморов было дано в реальной истории Ирландии всем скандинавам.
(Википедия)
Фрею – от имени Фрейр, Фрой - бог плодородия и лета. Он не любит войн и ссор и покровительствует миру на земле как между отдельными людьми, так и между целыми народами.
(Германо-скандинавская мифология).
Циклоп - мифический одноглазый великан - людоед, живший, как считают комментаторы Гомера, на Сицилии. Не обладал особым умом и
его можно было запросто обмануть. По другим легендам так же циклопы-ковачи. По происхождению были ближе к богам, чем к людям.
(Мифологическая энциклопедия)
Ловоз, Луявра, Сейд, Ньоар, Арьян – вымышленные имена, взятые из названий озер Скандинавии и Кольского полуострова.
Женский фактор
Спорангии собраны в кучки, называемые сорусами, и сидят на возвышении вай. Сорус иногда прикрыт особым покрывальцем-индузием. Спорангий имеет ножку…
Википедия
Глава 1. Последние
Ловоз, Луявра и Сейд.
Против уничтожения последнего цеха были и Луявра и Сейд, но и они уже колебались.
Ловоз, выглядевший, несмотря на свои 875 лет, еще довольно молодо, вытер платком свою голую, как яйцо, голову.
- Ничего нельзя оставлять, - говорил он своим, неожиданно тонким фальцетом. – Мы не можем принять логику развития, предлагаемую Горгоной.
- Я и не предлагаю соглашаться с Горгоной, - слабо сопротивлялся Сейд. – Она не человек, и вообще, никто не знает, как она выглядит на самом деле.
Стены комнаты содрогнулись от нового удара.
Луявра усмехнулась:
- Пока что они удаляются. Пробили внешнюю стену.
- Активируй зеркала третьего уровня, - посоветовал Сейд. – Пусть решат, что прошли весь Лабиринт.
Ловоз внимательно посмотрел на Сейда:
- Если так хочется еще пожить – выходи через сифон. Ты всего на голову выше – среди южных людей и такие встречаются.
- А записи на спорангиях? Без меня вам не справиться. Да я и не смогу жить среди этих дикарей!
- Да будет вам, - Луявра имела свои виды на молодящегося коллегу. – Никто не собирается умирать. Я, например, еще хочу нарожать детей!
Она подошла к зеркалу, откинула со лба челку. Ее третий глаз перестал просвечивать сквозь лобовую кость, и теперь она была просто крупной женщиной довольно привлекательного вида.
Из людей, живущих к югу от Гипербореи, разумеется, никто бы не догадался о ее возрасте. Для них 724 года – не просто старость, а совершенно немыслимый возраст.
То-то они этого проходимца и пьяницу Зевса посчитали каким-то богом! А этот «бог» полторы тысячи лет ни одной бабы не пропускает. Пожалуй, по своим канонам, люди дали бы Луявре лет 28-30…
- Ребята! Давайте не будем тешить себя иллюзиями. – Ловоз продолжал гнуть свою линию. – Если включим генераторы, появится шанс продержаться еще сотню-другую лет. Но те, которые сейчас просто жаждут покончить с нами, как с непонятными для них существами, - завтра поймут, что такая сила в природе существует. И разберутся, и сделают, и погубят планету!
- Так они и без нашей помощи дойдут!
Сейд еще раз подтвердил, что уж он-то – не пессимист.
- Это когда еще случится! – возразил Ловоз.
- К тому времени они будут умнее, – сказал Сейд и добавил, – у них мозг уже достиг зрелости!
Луявра опять вмешалась:
- Мир пронизан радиацией, а залежи урана не только тут, под нами. Люди получат ядерную реакцию раньше, чем мы думаем. Наше самоуничтожение не оправдано!
Теперь Сейд вдруг принял сторону Ловоза:
- Спасение тоже ничего не даст. Мы появились здесь благодаря не только солнцу, но и залежам урана. И суровой зиме. Мы – результат мутаций и естественного отбора, которые следовали с частотой, на порядок превышающей этот процесс в других местах. Но что-то пошло не так, и здесь эволюция зашла в тупик. Мы – последние!
Он повернулся к Луявре:
- Ты ведь не можешь рожать?
Это было жестоко. На глазах женщины появились слезы. Она буквально закричала:
- Вы – умники, ублюдки! Вы все можете! Я могу рожать – стоит вам захотеть! Но вы сдались! Вы капитулировали! Льете тут слезы о судьбе человечества, а человечество – вот оно – перед вами! Спасайте! Делайте меня беременной! Сто раз, двести, пятьсот!
Мужчины переглянулись.
Что в этот миг подумал каждый из них?
Что выживание человечества – не только мутации и естественный отбор, но еще и третий фактор, который, может быть, сильнее первых двух. И этот фактор – женщина!
Историки подсчитали: Гиперборея просуществовала еще 8 000 лет
Глава 2. Дилемма
Работали лихорадочно.
Все папоротники в стерильных прозрачных сферах были в отличном состоянии.
У мужчин появилось ритмичное «разделение труда»: Ловоз открывал сферу, аккуратно снимал сорусы – микроскопические колонии спорангий и переносил на стенд Сейда. Тот, в свою очередь, разделял сорусы на отдельные споры и помещал их в радиационный микроскоп-анализатор, браковал и выбрасывал. Занесенная на хромосому информация в ближайшем потомстве упорно не хотела тиражироваться.
Содрогание стен продолжалось.
Теперь серия ударов сопровождалась каким-то шипением.
- Луявра, детка, приготовь ти-ти, - попросил, наконец, Сейд.
- Ти-ти вы уже пили, больше не дам! Отдохните, как люди.
- Не успеем! – отозвался Ловоз. – Горгона что-то придумала!
- Может быть, сестер позвала? – предположил Ловоз.
- Вряд ли – отозвался Сейд, - они с ней не знаются. Она одна в их семейке смертная.
Все трое разместились в углу цеха. Наконец Луявра заманила мужчин ароматом жареного мяса.
Запрет охоты на мамонтов потерял всякий смысл после гибели населения, но они, по инерции, продолжали воздерживаться от такой охоты. Однако недавно им пришлось все-таки добить зверя, упавшего со скалы.
- Я думаю, она позвала фоморов – высказал свое предположение Ловоз.
- Вот это ближе к истине, - согласился Сейд. – Эти полузвери-получудовища –злобные генетически. Неудачные мутанты – все они с каким-то изъяном. То без руки, то без глаза. Потому и злобные.
Луявра обрадовалась:
- Значит, наши шансы возросли!
Ловоз решил не участвовать в беседе. Сейчас они договорятся, и случится то, от чего он их предостерегал и на что сам в душе надеялся: они все-таки решат включить генераторы.
Сейд вопросительно посмотрел на женщину.
- Это почему же?
У Луявры уже блестели глаза:
- Во-первых, они должны постоянно окунаться в воду, и вообще, на суше не может примениться вся их силища. Рождаются они на морском дне и прутся на сушу только чтобы за кого-нибудь повоевать.
- Так их можно перекупить?
- Запросто. Только потом не будем знать, как избавиться от союзников! Нет уж, пусть лучше остаются врагами!
- Они что – воюют только из-за своей злобы?
Ловоз все-таки решил высказать то, в чем был уверен он один, и что отрицали его собеседники:
- Они пользуются магией. Силу магии пополняют от страдания и боли людей!
- Мы же договорились, что будем учитывать только реалии – возмутилась Луявра.
- Пусть так. Но я не хотел бы, что бы нас застали врасплох!
- Он неисправим – констатировал Сейд. - Ладно, а – во-вторых?
Вопрос был, конечно, к Луявре. Она у них славилась находчивостью и той логикой, которая до мужчин доходит с большим трудом. Сейчас Луявра торжествующе смотрела на собеседников.
- Вы слыхали о женщине, которую называют богиней Дану?
- Так у Дану хватает проблем со своими племенами на островах! – воскликнул Сейд. – Она тут – с какого боку?
- У Дану неприязнь к Горгоне, и никто не знает почему. Ходили всякие сплетни, то ли Горгона увела у нее героя, то ли убила… Но в открытую, без причины, Дану с Горгоной воевать не станет. А с фоморами Дану сражается давно. Были бы их подземелья поближе – она бы не пропустила шанс отрезать своих врагов от пещер – входов в подземелья. На суше фоморам против Дану не устоять – у нее опыт войны именно с ними.
- Так чему радоваться? – опять вмешался Ловоз. – Дану не захочет связываться с Горгоной, потому что нет причины, а с фоморами – потому что далеко!
- Это если по отдельности. А если Горгона с фоморами в союзе – тут и повод, и шанс покончить сразу со всеми недругами.
Сейд прожевал мясо, запил ягодным соком.
- Пожалуй, в твоей логике что-то есть.
Он повернулся к Ловозу:
- Но как оповестить Дану?
- Она знает и так. У Дану разведка – лучшая в мире. Она же на островах! Проблема в другом. Как передать Дану, что мы, ее союзники, еще существуем?
Это можно было не обсуждать. Оба решения были хорошо понятны всем троим.
Можно послать через сифон деревянного орла, а для этого включить генераторы, чтобы корректировать воздушные потоки. Горгона орла перехватить не сможет, у нее все войско – прыгающее да бегающее. Если позовет Циклопа, конечно, тот может сбить орла камнем. Но сам Циклоп неповоротлив, хотя он где-то близко, судя по содроганию стен Лабиринта.
Включить генераторы – значит выдать себя. В случае поражения Дану им тут одним в Цеху больше ста лет не продержаться, да и в это время придется перейти на синтетическую и минеральную пищу. Это будет жизнь хуже, чем в тюрьме.
Но главное не в этом. Они не смогут закончить записи на хромосомах спорангий, а значит их существование станет бесполезным.
Если ничего не предпринимать, затаиться, - тогда с приближением холодов Горгона, уверенная, что с последними гиперборейцами покончено, уйдет на юг, а ее союзники – в свои подземелья. Можно будет спокойно выйти, и пополнить коллекции новыми видами папоротников.
Запись информации о научных достижениях гиперборейцев на генетических структурах спорангий прошла успешно, а вот матрицирование не получается.
Самый лучший, и - единственный способ сохранения информации на тысячу, а, может быть, и на десять тысяч лет, да так, чтобы в ближайшие тысячелетия никто не мог до нее добраться – это внедрение ее в генетику наиболее устойчивого к глобальным катаклизмам растения.
Когда люди дойдут до чтения генетических кодов – они, наверняка, будут готовы к усвоению научных достижений Гипербореи, и к разумному их применению.
Но и решение выжидать - с изъяном: а что, если Горгона не поверит в то, что с ними покончено? И не снимет осаду?
С наступлением полярной ночи фоморы, привычные к темноте подземелий, получат неоспоримое преимущество, и хитроумная Дану рисковать не станет.
Луявра предложила самое мудрое:
- Мальчики – спать!
И она открыла шкатулку с ароматным лишайником.
Она знала: будут им сниться цветущие города Гипербореи, которые сейчас уже сожжены, превращены в пыль и прах, и прах этот оседает на редкие, чудом сохранившиеся фундаменты обсерватории и двух университетов.
Глава 3. Фоморы
- Тога, внучка старшего из братьев Фрею, была доброй девушкой, и не считала нас злыми чудищами. Она оканчивала университет и была очень умна и красива.
Оисин любил слушать деда. Ньоар был ходячей книгой истории фоморов.
Сейчас сидя у входа в пещеру, дед шевелил своим посохом угли костра и делился с внуком своими знаниями. Он, как обычно, сидел на камне боком к костру, стараясь держать подальше от огня свои деревянные ноги.
Оисин, поэт и скальд, был довольно высок, и если бы не слишком длинные руки, он мог бы сойти за коренного гиперборейца. Он любил природу, эти ручьи и водопады. Но особенно он тосковал по морю, которое видел лишь однажды, в детстве.
Оисин помнил: тогда пришел корабль, на котором, кроме досок священного ясеня, необходимых для постройки деревянных орлов, были мешки с перьями и пухом птиц.
Перья тоже предназначались для постройки деревянных орлов.
Весь этот груз был помещен в запряженные турами колесницы и отправлен в город Синдрилий – столицу и крепость титанов.
В этот город, как и в другие города и отдельные крепости могли входить только коренные гиперборейцы.
Все они были на голову выше, по сравнению с людьми окружающих племен, и считались бессмертными, хотя кладбища и роскошные захоронения говорили, что это было не так.
Отца Оисин не помнил, - тот умер после работы в рудниках от страшной болезни, когда Оисину было полтора года.
На побережье его взял с собой дед. Он же и рассказал:
- Гиперборее платят дань все народы, так как с мощью этого государства не смогли бы справиться и боги. Только Один не платил дань, хотя была такая версия, что вместо дани он помог богине Дану согнать фоморов из их родной земли – островов, и заставить их работать на рудниках титанов в качестве полусвободных рабов.
А здесь, на новом месте, на племя фоморов пришло проклятие: все дети стали рождаться уродами.
- И ты родился безногим? – спросил тогда Оисин.
- Нет, я рожден на побережье. А ноги потерял на охоте. Когда-нибудь расскажу.
Дед опять пошевелил угли и повернул вертел с тушей козлерога.
Ньоару, с тех пор, как Оисин подрос и начал свои походы, все реже удавалось найти слушателя.
Теперь внук был с ним. Он теперь воин, вооруженный увесистой дубиной, в рукоятку которой был запрятан каменный палец. Такие пальцы Горгона раздала некоторым воинам-фоморам.
При ударе такой дубиной о землю возникали маленькие круглые молнии, которые, отлетев на расстояние в пятьдесят локтей, лопались, превращаясь в клубок красных змеек, а те в свою очередь, поджигали все, что может гореть и тут же сгорали сами.
Титаны могли без труда защитить свои города и дворцы-крепости. Почему они этого не сделали, когда их крепости стали гореть одна за другой?
Это была загадка для Ньоара.
Об оружии хозяев никто не знал, а кто знал – разумно помалкивал. А Ньоар мог бы рассказать о страшном оружии хозяев. Он видел действие этого оружия, когда однажды охотник-гипербореец неожиданно оказался один-на-один с мамонтом. Зверь просто исчез, а потом свалился с неба вблизи пещер, где жили фоморы.
То-то был праздник! Замороженное в земле мясо мамонта кормило деревню в течение четырех полнолуний.
Ньоар был тогда еще на своих ногах и привлечен на охоту хозяев в качестве загонщика. Если бы хозяева узнали, что он видел, как исчез мамонт, он был бы наказан. А наказание у хозяев было одно – исчезновение преступника.
Иногда родственники находили тела в неожиданных местах, и полагали, что человек погиб, сорвавшись со скалы, иногда не находили вовсе.
Титаны окружили свою науку тайной, чтобы не дать фоморам, которых они считали «полулюдьми», прикоснуться к их грамоте и науке.
Сейчас, у костра, Ньоар рассказывал внуку:
- У Тоги была подруга по имени Луявра. Эта девушка тоже занималась наукой и ей зачем-то требовались различные виды папоротников. Я работал вблизи города, на закрытой территории, где собирал деревянных орлов. Так как я внес несколько усовершенствований, хозяева считали меня ценным работником.
- Дед, а почему эти орлы могут так далеко летать?
- Сделанный из ясеня орел тяжел и летать не может. И от крыльев во внутрь орла проходит только жгут жил. Эти жилы похожи, как из ноги мамонта, но это не они. Мне их приносили, намотанными на большое колесо. Если размотать сразу, то получится длина, которую проходит человек за двести ударов пульса. Такую жилу ни разорвать, ни перерезать острым камнем невозможно. Но если заостренный камень раскалить – жила режется легко.
- Но ведь ясень – тяжелое дерево!
- Перед тем, как забрать орла, его пропитывают каким-то веществом и он становится легким. Но летать еще не может. А когда мы видели, как орел взмывает в небо и машет своими огромными крыльями, мы только предполагали, что внутри сидит чудовище, которое и дергает за те самые жилы.
- Дед, ты начал о Луявре. Это ее сейчас ищет Горгона?
- Пожалуй, ее. Я уже тогда сделал себе деревянные ноги, но ходил медленно и с костылями. А Луявра знала, что мне ведомы места, где растут разные папоротники. Она попросила Тогу и та дала мне пучок лишайника ягезель и какой-то порошок. Я варил эту смесь от полнолуния до конца второй четверти луны, только подливая воду. Полученное желе поместил в свои деревянные суставы и теперь они служат мне, как живые – только приходится все время думать о них. Но я привык.
Солнечные тени сместились к востоку, когда прибежал одноглазый воин:
- К востоку от Синдрилии, под кедром у входа в Лабиринт – собрание воинов. Иди туда. Будет сама Горгона!
- А зачем, не знаешь? – спросил Оисин, поднимаясь с валуна.
- Я слышал, она хочет заставить нас проникнуть в Лабиринт через сифоны!
- Но ведь уже пробовали – и никто не вернулся. В этих сифонах все живое просто исчезает!
- Думаю, она объяснит при сборе. Циклоп уже там!
Оисин знал, что Горгона со всеми разговаривает или с завязанными глазами, или из-за спины Циклопа. Он протянул гонцу кусок дымящегося мяса, другой взял себе, и они пошли, жуя на ходу.
Ньоар остался один. Он поднялся на свои деревянные ноги, спустился к ручью, наполнил водой свою кожаную флягу и вернулся к костру.
Не все фоморы приняли участие в походе Горгоны.
Если бы только титаны отменили запрет на охоту на мамонтов – никто вообще бы не пошел за этим чудовищем. Запрет хозяев обрекал народ фоморов на голод, потому что стада маленьких лосей, худосочных северных олешек и козлорогов не могли бы всех прокормить.
Предки фоморов на островах промышляли морского зверя и рыбу и были сыты.
А ныне – люди побережья - поморы не подпускают фоморов к своим рыбным угодьям.
А все же – почему могущественные гиперборейцы дали себя победить Горгоне?
Какая страшная тайна оправдывает смерть людей, которых все окружающие племена считали чуть ли не бессмертными? И в руках которых, как полагал Ньоар, – непревзойденное оружие, которого нет ни у кого, и о существовании которого враг не имеет даже представления!
Штурм Лабиринта ничего не дал. Казалось, были разрушены все перемычки и теперь все ходы упирались в голую, цельную, нетронутую скалу.
Оставались таинственные сифоны.
Глава 4. Титаны
Звездное небо раскинулось над полутемным залом, и луна слабо освещала лица спящих. Неуклюжие черные приборы на столах, орнаменты на стенах, какие-то серые папоротники под колпаками на стеллажах, и это, почти настоящее, небо, - создавали дисгармонию, впечатление чего-то потустороннего, нечеловеческого.
Грохот прекратился. Горгона замышляет еще что-то. Но для них – последних титанов Гипербореи, она практически безопасна.
Медуза рано или поздно должна расплатиться за то, что тогда, в юности, вместо занятий под руководством опытного наставника (с которым она постоянно ссорилась), - уединялась между скал, или в пещерах. Там она общалась с этими полулюдьми-полурабами. Своим страшным влиянием она подчиняла себе фоморов абсолютно, и они выполняли ее желания, действуя, как автоматы, в каком-то полусне.
Впоследствии она покорила и Циклопа, подчинив его себе настолько, что он стал буквально ее телохранителем.
Старик Циклоп - один из поколения тех древних титанов, что родились во времена Ноя, и которые добывали первые самородки с ураном, так необходимые для последующего развития Гипербореи. Титаны быстро сообразили, что уродство новорожденных – результат влияния урана. После того, как были изучены человеческие семена, а потом и зародыши растений, титаны нашли способы оберегать потомство.
Циклоп был неглуп, но любил поспать. В молодости он страдал от невнимания женщин-гипербореек, но, достигнув зрелости, то есть – после своего 500-летия, вдруг уединился в пещере на каком-то острове и успокоился.
Ходили слухи, что местные племена платили ему дань юными девами, но остров был так безлюден и запущен, изрыт пещерами, подземельями и подземными лабиринтами, а также имел много удобных бухт для незаметных визитов разных морских судов, что, если истории с девами имели место, - сохранить тайну не составило труда.
Все четыре сестры Горгоны до того, как покинули родные места, пребывали в праздности и учились мало. О том, что знаменитая сила титанов практически исчезла, запасы юринии, позволявшие летать орлам и перемещаться в пространстве большим предметам, - тоже на исходе, - обо всем этом у них было весьма смутное представление.
Запасов юринии еще хватило бы, чтобы уничтожить осаждавших фоморов.
Но, по мнению гиперборейских мудрецов (где они теперь?), одно лишь разглашение самого факта существования в природе этой энергии и этих свойств пространства – уже опасно для выживания человечества.
В это верили как те, кто погибал, но не применил свое оружие, так и те, кому удалось выжить, - либо находясь в лабораториях Лабиринта, либо вдали от Гипербореи.
Луявра помнила, как ее братья сражались одними копьями. С детства знавшие, что им ничто не угрожает, не обученные военному делу, они оказались бессильны перед огнем Горгоны и копьями фоморов. К древнему искусству копьеметания фоморы приобщались с детских лет.
Те из фоморов, у кого были в наличии обе, а то и три руки, – бросали одновременно столько копьев, сколько у них было рук, причем из любого положения: лежа, во время прыжка со скалы или с дерева, с поворота, когда цель возникала всего на мгновение! Брошенное врагом копье фомор ловил на лету и тут же метал его обратно!
Таким образом, уничтожением Гипербореи титанов занялись два титана-предателя. Медуза Горгона и Циклоп, возглавили целую армию злобных и воинственных фоморов, владевших искусством рукопашного боя копьями и получивших отряд, вооруженный метателями огня.
На душе Луявры было тоскливо и жутко.
Столько титанов, людей ее племени, правят в мире, возомнив себя богами, пресыщаясь пирами и разгулом, и не помышляют придти на помощь гиперборейцам.
А Медуза – как взбесилась, принялась уничтожать всех, кто знал ее с детства.
При желании Луявра могла бы выйти через сифон к настоящему небу, к силуэтам гор и деревьев, к запахам болот и хвои. Может быть, она так и сделает, но сначала…
Луявра прошла в свой кабинет, в углу которого стоял ее семейный папоротник. Оторвала крошечный листочек и положила на стол. Сверху прижала тонкой пластинкой кристалла и активировала луч.
Перед ней в пространстве появились изображения.
Вот она совсем малышка.
Вот мудрецы, их учителя и наставники.
Ее наставником был отец Прометея – Яфет, про которого говорили, что он сын или внук Ноя – одного из древних основателей Гипербореи.
Как-то Луявра спросила Прометея, правда ли, что его прадед – Ной?
Тот рассмеялся:
- А ты у своей бабушки спрашивала, кто твой дед? Если и скажет, то соврет, потому что наши предки и сами не знают, кто с кем… Короче, любили наши бабушки и дедушки повеселиться! А потом отцами своих отпрысков называли самых знаменитых титанов. Когда же об этой знаменитости появлялась грязная сплетня, они тут же называли папочкой другого!
Когда Прометей прошел все семнадцать учебных кланов, Яфет отправил его в Элладу, а сам подался править где-то еще южнее. И хорошо, что он увез сына из Синдрилии – иначе девушки поубивали бы друг друга из ревности.
Луявра переместила луч.
Теперь перед ней возникли четкие образы: на стволе нависшего над водой дерева разместились девочки ее учебного клана. Слева - она сама, правее – младшая Горгона, рядом – Гея и Бану. Эти две девушки сидели обнявшись. Медуза устроилась крайней справа - отстраненно и, как обычно, смотрит в сторону. Фиксировал на кристалл их образы тогда, кажется, сам Аполлон, а переносил на спорангии, наверное, кто-то из спящих – Ловоз или Сейд. Скорее всего – Сейд, он тогда тянулся к компании девушек, старался хоть чем-нибудь угодить… Как давно это было, в какой жизни – как будто во сне… теперь все изменилось, какими непримиримыми и жесткими стали эти ребята!
Да… Медуза Горгона, с ее тяжелым злым взглядом…
Её взгляда боялись даже титаны, а фоморы и все простые люди просто каменели, встретившись с ней глазами.
Говорят, после нескольких сотен лет упражнений она довела ужасную способность своего взгляда до того, что люди, посмотревшие ей в глаза, каменели по-настоящему.
Это, конечно, легенда, но ее взгляд еще тогда в детстве, был невыносим.
А вот и отдельный образ Горгоны. Здесь Медуза смотрит прямо на вас и в этом взгляде - уже не злость, а какая-то притягательность. Ну, это ясно, почему. Снимал Прометей.
Луявра пробормотала:
- Давно следовало проанализировать старые образы, понять, что подвинуло Медузу на эту войну.
Аполлон… Это тоже загадка, которая может оказаться очень важной, если только он каким-то образом причастен к действиям Медузы Горгоны
А тогда, в юности… Все сестры Горгоны, кроме Медузы, предпочитали нежиться на солнце, играть с юношами, уходить в дальние походы, на север – к теплому морю, или на запад – к людям, которые были ростом ниже гиперборейцев, но, выросшие на море, были сильными и бесстрашными.
Они катали девушек на своих огромных кораблях, пили с ними крепкое вино, привезенное из Эллады и других южных краев, и устраивали оргии среди поросших вереском побережий, или на палубах кораблей.
Девушки титанов, как и все гиперборейцы, жили в основательных жилищах, даже дворцах, но могли обходиться без них, могли спать под дождем и на ветру.
Закаленным морякам эти подруги были под стать, и никто из них ничем не мог поразить или удивить другого. Зато вместе веселиться им было очень даже удобно!
Медуза ни с кем не дружила, все время уединялась в мрачных скалах, где не росли даже лишайники. Она как бы отгородилась ото всех высоким забором, за который никого не пускала. Да никто и не стремился дружить с ней – уж слишком отталкивающими были и ее, в общем-то красивое, лицо, и - особенно – взгляд.
Да, еще - волосы… Лица всех сестер Горгон обрамляли толстые и вьющиеся волосы, но только у Медузы они были очень эластичными. Волосы Горгоны то ли непроизвольно, то ли по ее желанию извивались как змеи, придавая ее лицу ужасное выражение. Впрочем, достаточно было встретиться с Медузой взглядом, чтобы у любого пропала охота рассматривать все остальное.
Только не у Прометея. Он один позволял себе подтрунивать над Медузой, со смехом утверждая, что у нее идеальная фигура, но любоваться ею надо со спины, а целовать ее лучше в попку.
Возможно, ей нравился Прометей так же, как и другим гиперборейкам. Но точно этого никто не знал, а прочесть что-либо по лицу Медузы было невозможно, - держать себя она умела.
В Элладу Прометей уплыл на корабле.
Прометей был человеком веселым и бесстрашным.
Правда, к деревянным орлам у него было предубеждение. Иногда он отшучивался:
- Орел меня не выдержит, люблю пожрать и в животе у меня всегда лишний вес мяса и вина!
Луявра догадывалась, что он, так говоря, лукавил перед женщинами, чтобы они лишний раз полюбовались его поджарым телом. Впоследствии Прометей несколько раз посещал Гиперборею именно на деревянных орлах.
Как оказалось впоследствии, Прометей не зря недолюбливал деревянных орлов. Во время одного такого полета молния подожгла деревянного орла, на котором летел Прометей, и титан разбился, упав с большой высоты на острые скалы. Там, на неприступных скалах, уже живые орлы растерзали его тело…
Это ужасная история.
Организм титанов был очень крепок, совершенно не подвержен болезням. Раны заживали быстро. Отрубленный палец или выбитый зуб отрастали вновь. Поэтому Прометей долго мучился: кости рук были перебиты и он не мог отогнать хищных птиц, которые рвали его живое тело. Раны едва начинали затягиваться, как птицы вновь и вновь их рвали, пока силы титана не иссякли окончательно. Видевшие эту трагедию люди ничем не могли помочь, - скалы были для них недосягаемы.
А вот Аполлон постоянно колесил по миру сначала через пространственные каналы, а затем, когда энергия стала дефицитной - на деревянном орле, для полета которого достаточно одной капсулы с каплей юринии, если, конечно, предварительно не чистить трассу полета от электричества, птиц и скоплений водных паров. А он летал по любым, не подготовленным заранее маршрутам.
Аполлон взял на себя миссию просветительской деятельности и повсюду организовывал школы гармоничного развития человека. Он считал, что врагов у него нет. Наивность и беспечность перешли к нему от Геи, которая тогда была с ним в одном учебном клане. Они полагали, что если творить только добро, то зло, зависть, или ревность их минует…
Гея все же пыталась вразумить друга своего детства:
- Ты ведь знаешь, что деревянные орлы беззащитны перед молнией, или перед огненными стрелами!
- Ты тоже знаешь, что в подземельях текут ядовитые реки, а лазишь туда!
- Я исследую, на какую глубину проникают в землю корни ясеня и других деревьев, а также беру пробы воздуха, чтобы понять, как в ядовитых испарениях выживают фоморы!
- Гея, молнии не страшны, если грозовые облака облетать стороной, или пережидать грозу в укрытии. А огненные стрелы – только у титанов!
- А кто тогда мог сбить Прометея?
Аполлон внимательно посмотрел на Гею:
- Сбил? Ты что-нибудь знаешь?
Гея чуть помешкала, потом сказала:
- Прометей летал осторожно, так, как ты только что говорил.
- Но кто мог послать огненную стрелу в деревянного орла Прометея?
- Не знаю. Поблизости были только владения Тора, Бану и Одина, но ни у кого из них не было причин… особенно у Бану…
- Ой, не надо! Это все знают и это их тайна, которая никого не касается.
- Само собой разумеется. Я и не собираюсь сплетничать. Просто я не верю, что Прометей мог так глупо попасть под молнию!
Луявра была невольной свидетельницей этого разговора. Она как раз пересаживала образец папоротника, а собеседники находились на той же поляне и разговаривали довольно громко. Луявра еще тогда подумала, что если у них есть недруги, то они ведут себя крайне неосторожно.
Гею интересовало все живое, включая растения, лишайники и папоротники. Особенно – папоротники.
Она определила свыше 500 видов папоротника, а Умники в лабораториях уже просчитали, какие из них выживут при возможных катаклизмах, например таких, как похолодание, и на спорангии которых можно записывать мудрость, которая должна дойти до далеких потомков в случае гибели титанов Гипербореи.
А такая угроза была: у титанов редко рождались дети, - с годами все реже, и эту эпидемию они не могли остановить.
Когда-то у Геи была своя тайная симпатия – Зевс. Характер ее научных исследований позволил ей без особого труда найти повод слетать на Олимп.
Зевс был окружен обнаженными женщинами из местных племен и настолько пьян, что не узнал ее.
В дальнейшем их отношения складывались по-разному, - их владения пересекались. Но если Гея была труженицей, то Зевс, будучи от природы неглупым, всегда принимал молниеносные решения.
Иногда эти решения не поддавались никакой логике. Возможно, тогда, когда Зевс находился в состоянии опьянения.
По большей части, его решения были мудрыми, хотя он всегда старался как можно больше времени оставить для своих разгулов.
Луявра в глубине души была неравнодушна к Аполлону. Подчиняясь какому-то женскому чутью, она допускала, что на Север Аполлон летал на острова в гости к Бану чаще, чем в межозерья Гипербореи. Когда она узнавала, что Аполлон гостит у Бану, - ее сердце болезненно сжималось.
Но ведь и Прометей при каждом визите в северные края посещал острова – владения Бану. Он всегда запасался капсулами с юринием.
Прометей живо интересовался различными горючими материалами.
На островах он помогал местным племенам и оставшимся фоморам, которые занимались в основном добычей рыбы для Бану. Он научил их собирать выступающую из земли коричневую жидкость и использовать ее для обогрева пещер.
В нескольких пещерах он обнаружил струи земного газа и зажег вечные факелы. Теперь фоморы могли в любое время использовать огонь не только для обогрева, но и для вытапливания жира из морских животных. Во всех владениях Бану этот жир использовался и для освещения и для приготовления пищи, в качестве пищевого.
Медуза Горгона исчезла вслед за Прометеем, когда он уезжал впервые с отцом. Перед этим она разругалась с наставниками и заявила, что в Синдрилии ее ноги больше не будет. И вот – вернулась, подчинила себе фоморов, используя свое чудовищное влияние на людей, вооружила их огнем, и пошла жечь города, натравив фоморов на остававшихся в Гиперборее титанов.
Но почему?
«Путешествие» в мир воспоминаний на этот вопрос так и на дало ответа.
Сняв защиту с сифона, выходящего на небольшой остров посреди большого лесного озера, Луявра надела пояс, облегчающий вес тела и небольшие крылья.
Перемещаясь к сифону и пересекая стены Лабиринта, Луявра каждый раз снимала и снова устанавливала защитные экраны. Преодолев последний рубеж, она оказалась на большой каменной плите, на той самой площадке, откуда взлетали и куда садились деревянные орлы.
Небо было таким же, как и его имитация в цеху лаборатории. Но теперь на фоне все еще ночного, но уже розовеющего у горизонта, неба, четким силуэтом стоял окружающий площадку лес. Светила высокая луна, и на каменной плите черным провалом лежала ее тень.
Чье-то присутствие она обнаружила через мгновение и прикоснулась к поясу, чтобы взлететь.
- Госпожа, не надо! Я здесь один и без оружия!
Голос был ей хорошо знаком.
Сифон был построен всего полсотни лет тому назад, и Луявра резонно полагала, что этот выход ни Циклопу, ни самой Горгоне неведом.
О том, что сифон - место, откуда иногда вылетали деревянные орлы, мог заприметить кто-нибудь из фоморов, - ей и в голову не приходило.
Ведь фоморы – всего лишь полулюди!
Глава 5. Месть Горгоны
Гибель Прометея была последней каплей в чаше терпения Медузы.
Она решила посетить северные острова.
Бану встретила ее на редкость любезно и Медуза поняла, что со смертью Прометея исчезла причина их вражды. Встретились две несчастные женщины, и им было о чем поговорить.
Они сидели в большом, но теплом зале, освещенным большим количеством светильников. В камине горели пропитанные каким-то веществом камни.
- Его работа? – спросила Медуза, кивнув на камин.
И не надо было уточнять, о ком речь.
- Конечно. Здесь, на Севере, люди почитают его высшим из богов. Во время длинной зимней ночи первые и последние молитвы – ему! Лучшие жертвы тоже всегда в его честь.
Бану подошла к огню, немного постояла, стукнула посохом. Вбежал слуга и подбросил в камин несколько камней. Пламя вспыхнуло ярче.
Медуза тоже прошлась по залу, заглянула за полог.
Постель Бану была застелена светло-голубым покрывалом тонкой материи. У постели на полу лежали шкуры морских зверей. Медуза резко задернула полог. Бану подошла и сама отодвинула занавес так, что спальня открылась полностью. Отвечая на недоуменный взгляд Медузы, Бану сказала:
- Это ложе так и не дождалось хозяина!
Для Медузы слова Бану были равносильны удару молнии, но она, в свойственной ей манере скрытности, не подала виду, и ни один мускул на ее лице не шевельнулся.
Бану добавила:
- Я сплю там! – и она протянула руку вниз, на шкуры, - но это моя тайна. Я не смогла стать его женщиной…
То, что случилось дальше, было неожиданным для обеих женщин: они вдруг обнялись и так замерли на долгое время.
После обеда Медуза перешла к делу:
- Ты можешь привести свидетелей?
- Они здесь!
- Приведи!
Медуза прекрасно владела диалектами фоморов. Для того, чтобы ввести их в транс и выведать все, что ей хотелось узнать, потребовалось совсем немного времени.
Когда фоморов увели, Медуза сказала:
- Они сейчас все забыли, но все равно – убей их!
- Ладно! – согласилась Бану.
Женщины помолчали, потом Бану все же спросила:
- Аполлон?
Медуза кивнула утвердительно.
Визит был секретным и Медуза решила воспользоваться каналом.
Перед отлетом они еще поговорили.
- Мы все – хуже людей, над которыми возвысились!
Бану согласилась:
- Я сама об этом много думала. В погоне за властью мы потеряли все, что делает человека человеком: душу, любовь, материнство! Даже природа наказывает нас уродством и бездетностью!
- Да-а… что со мной сделали… ни один мужчина… - прошептала с горечью Медуза.
Бану возразила:
- Ты недурна!
- Я? Для кого? Для Циклопа? Да и он… если бы я не лишила его разума… Теперь он счастлив, как может быть счастлив идиот!
- Да нет, ты и вправду недурна! Ты в зеркало хоть раз смотрелась?
- Смотрюсь и ненавижу и себя, и зеркало, и весь мир! Одни волосы… и мои сестры – такие же. А что мы сделали с фоморами? Мы для них – добрые боги? Мы сами - паршивые мутанты и такими же уродами сделали целый народ! Это были добрые люди, жили, плодились, приносили жертвы своим морским божествам, – пока не появились мы!
- Что ты намерена делать?
- А что делают люди, когда рядом с их жильем заведется осиное гнездо?
Бану посмотрела на Медузу долгим взглядом:
- Бедная девочка!
- Не смей меня жалеть! – неожиданно обозлилась Медуза.
Бану почувствовала веющую от подруги какую-то страшную злую силу. Она невольно отстранилась и подумала: «Медуза еще себя покажет! А я – нет. У меня пропала душа, мне больше ничего не надо. Пусть тут, в моих владениях все останется как есть». Но Горгоне она ничего не сказала.
Они больше не обнимались.
Ставшие воинами мужчины фоморов обладали прекрасным слухом.
У многих из них на голову были надеты обручи с прикрепленными к ним ушами козлерогов, отчего эти воины казались какими-то чудовищами. При конфликтах с соседними племенами эти воины воспринимались, как ужасные существа, пришедшие от чертога Синдри из-за Берега Мертвых.
Но уши козлерогов прикреплялись не только для устрашения врагов. Они в самом деле усиливали слух, позволяли разобрать слова, сказанные шепотом на расстоянии полета копья.
Одноногие, слепые и глухие фоморы, то есть – неспособные для войны, воинами не становились, хотя многие из них могли внести свой вклад в драку, если бы противник проник в пещеры. Но противника уже не было. Те фоморы, которые выступали на стороне титанов, были перебиты вместе с их хозяевами, а титаны убиты копьями и огнем фоморов.
Воины фоморов были полностью под влиянием Медузы и не помышляли ослушаться. Сейчас они расположились на большом пространстве вокруг кедра. Горгона знала об отменном слухе фоморов и говорила негромко, понимая, что все ее хорошо слышат.
Ньоар не сразу пошел вслед за внуком, а рассчитал время так, чтобы подойти незамеченным, когда все уже соберутся, и поспел как раз к началу собрания. Он надел обруч с ушами козлерога и разместился за кустом на дальнем от входа в Лабиринт конце площади. При необходимости он мог так же незаметно уйти.
Между ним и Горгоной сидели прямо на земле или на валунах тысячи воинов. В руках у многих были такие же дубины, как и у Оисина, но у большинства в руках были копья.
Горгона говорила:
- Вы все мои дети и я вас всех люблю. Я знаю, что вы меня тоже любите. Вы мне верны и вы меня любите! Все, что я буду говорить, это то, что вы сами хотите услышать и выполнить. Вы сами этого хотите! Мы с вами уже победители! Видите, я говорю правду. Загляните в себя и вы увидите, что вы любите свою Медузу. Вспомните, как нам вместе хорошо. Видите, как вас любит Медуза! Это правда. Вы все хорошо знаете, что это правда. Медуза всегда говорит только правду.
Она говорила тихим монотонным голосом и ее все хорошо слышали, и каждый думал так же, как говорила Горгона.
Ньоар понял, что он не должен был слушать эти слова Горгоны. Ее голос проникал куда-то в душу. Если продолжать слушать все, что она говорит, то и он, Ньоар, станет таким же ее рабом, как и все эти ребята.
Он закрыл уши ладонями, открывая их на время нескольких ударов пульса.
Теперь до него доносились только обрывки фраз:
- …о чем мечтали ваши…
- …ваши озера и выход к морю…
- …кушать рыбу и нежный жир тюленя…
Это подействовало: Ньоар избавился от внушения, от возникавшего чувства любви и преданности Горгоне.
Стало совсем темно и Горгона сняла повязку с глаз.
Теперь она заговорила о деле, и Ньоар опустил руки.
Циклоп отошел от Медузы, сел на огромный камень под ясенем и прислонился спиной к стволу. Толстый ствол ясеня застонал и накренился, но устоял.
Горгона продолжала:
- Завтра я сниму запрет на охоту на мамонтов. У ваших жен и детей будет много мяса.
Воины одобрительно загудели, но Горгона подняла руку с растопыренными пальцами, толстые волосы ее, хорошо видные на фоне серого неба, зашевелились, и гул тут же прекратился.
Горгона стала объяснять, что предстоит делать воинам:
- Загонщиками стада мамонтов пойдут огненосцы. Надо так держать линию огня, чтобы мамонты прошли слева и справа от этого ясеня, возле которого мы собрались.
Ньоар понял. Медуза решила полностью разрушить Лабиринт огромной силой целого стада этих лесных великанов!
Горгона перешла к конкретным именам:
- Арьян с группой огненосцев уже гонит мамонтов в нашу сторону. Здесь они будут тогда, когда солнце поднимется над горой Лакус. Тебе, Нидх, разделить отряд огненосцев на три группы. Две группы - разместить на берегах Сухой Реки. Эти две группы сменят загонщиков Арьяна. Следом пойдут копьеносцы.
Она повернулась к Циклопу:
- Копьеносцам покажешь сифоны. После прохода мамонтов сифоны будут свободны от злых сил и вы туда войдете. В сифонах к вам снова присоединится группа Арьяна. Вы увидите комнаты и столы. Жечь все, что стоит на столах!
Горгона протянула руки впереди себя ладонями вниз.
Отчетливо выговаривая каждое слово, она заговорила таким тоном, каким произносят заклинания:
- А – сейчас – всем – спать – спать - спать.
Ньоар едва не прозевал момент, когда отойти стало бы невозможно.
Воины стали валиться на землю, укладываясь спать на том же месте, где каждый из них до этого сидел.
Ньоар сделал несколько шагов назад. Наклоняясь, как будто выбирая место, где удобнее лечь, он зашел за куст папоротника, – и бросился прочь. Ноги служили отлично, по крайней мере, - ни одна из них не скрипнула, и он с благодарностью вспомнил девушек-гипербореек – Тогу и Луявру.
Глава 6. Три орла
- Ньоар?
- Так, Госпожа!
Выслушав сообщение Ньоара, Луявра только пожала плечами: какая глупость! Это еще одна плата Медузе Горгоне за ее неграмотность. Любой образованный титан знал, что никакими мамонтами, будь их в сто раз больше, Лабиринт не разрушить!
Разговор с Ньоаром многое ей объяснил.
Она поняла: из-за своей гордыни титаны не знали простых вещей. Люди, которых они презирали, были ограничены не разумом.
Они ограничены сроком жизни.
И спешат все успеть, не тратя попусту отведенное им драгоценное время, как это делали титаны.
И им принадлежит будущее, потому что титаны приговорили сами себя. На выбранный ими образ жизни природа отреагировала их бесплодием.
Даже тысяча, полторы, две тысячи лет – все-таки конечный интервал, а в истории планеты – и короткий. Для существ, лишенных любви, потомства, продолжения рода – период Гипербореи титанов – всего лишь – искорка, отлетевшая от костра!
Небо просветлело и на фоне огромной заходящей Луны пронеслись силуэты двух деревянных орлов. Не надо обладать зоркостью фоморов, чтобы увидеть: над вторым орлом развевались волосы Медузы Горгоны.
Как завороженные, смотрели на полет орлов Луявра и Ньоар.
Но что это?
Ярким пламенем вспыхнул передний орел.
Орел Медузы поднялся выше и взял курс на юг.
На фоне лунного круга мелькнул силуэт еще одного орла.
Теперь вспыхнул орел Медузы Горгоны.
Третий орел сделал круг над местом падения первых двух, затем развернулся и стал снижаться к сифону. Огромные крылья орла делали редкие взмахи и, наконец, замерли. Орел спланировал на площадку, где стояли Луявра и Ньоар
Из чрева деревянного орла на землю ступила Бану.
Она усмехнулась:
- У Бану душа еще на месте!
Луявра и Бану смотрели в глаза друг другу.
Наконец, Бану сказала, как когда-то Медузе:
- Бедная девочка!
И Луявра сникла. Она только теперь поняла, кто был хозяином первого орла.
Уточнить, спросить – язык не поворачивался… а вдруг?
Первым очнулся Ньоар:
- Мамонты!
Луявра вспомнила: на пути лавины мамонтов лежало усыпленное Горгоной войско фоморов и устремилась к сифону. Она не стала тратить время на восстановление защиты и неслась вперед. Без поясов невесомости и крылышек, Бану и Ньоар не могли бы за нею поспеть. Ньоар бросился к кедру, попутно вводя Бану в курс событий.
Спали все – и воины и Циклоп.
Земля дрожала все сильнее.
Ньоар стал оттаскивать тело внука, понимая, что все-равно не успеет. Тогда – лучше вместе!
Мамонты уже начали превращать Площадь Собраний в кровавое болото, когда Луявра добралась наконец до генератора.
Удивленный Ньоар наблюдал, как один за другим исчезают ряды зверей. Они добегали до какого-то рубежа за кедром и вдруг пропадали, уступая место следующему ряду. Последними исчезли, так ничего не сообразив, загонщики - фоморы-огненосцы Арьяна.
Тонкие переливчатые звуки от работающего генератора разбудили Ловоза и Сейда.
- Луявра, как ты посмела? – это первым подал голос Ловоз.
Но тут в комнату вошла Балу. Она была весела и, кажется уже успела приложиться к запасам вина, благо все заслонки полуразрушенного Лабиринта были открыты.
- Хватит спать, много работы: пора открывать новую Гиперборею. Теперь гиперборейцами станут те, кто в состоянии гарантировать выживание человечества на планете! А мы – будем у них на службе, но не учителями, а – информаторами!
- А Горгона? – все-таки спросил Сейд.
- А… Медуза… улетела домой, на свой остров! В Горы Ущербной Луны!
Это шутка в манере Балу.
Но шутка была пророческой отчасти: Горгона у самой земли покинула чрево горящего орла, сразу оказавшись в канале.
Долго же Медуза трудилась, создавая вокруг своего имени ауру недоучки.
Нет, непроста была Медуза Горгона!
Она осталась жить, но скитаясь по своему острову, она жалела, что не улетела в Горы Ущербной Луны вслед за Аполлоном и поближе к Прометею! Здесь, на этом острове печали, ее, старую и немощную, убьет какой-то придурок с простым мечом в одной руке и с зеркалом - в другой, двигаясь к ней задом и тыча назад своим оружием. Горгона не стала уклоняться. Она устала от жизни!
Генератор сожрал последние капли юринии и затих… навсегда.
А люди обошлись без юринии, тайна которой шелестит в зарослях северных папоротников.
Они восстановили обсерваторию, построили… ну, это другая история, история человеческой цивилизации и ее историки еще пишут.
Гиперборея просуществовала еще 8000 лет.
Тайны юринии – страшной энергии титанов Гипербореи по-прежнему хранят в себе спорангии в сорусах под своим уютным индузием на листьях одного из 500 видов папоротника.
Найти такой спорангий нетрудно – ведь он стоит на ножке!
Эпилог
Судьба последних титанов сложилась по-разному.
Титан умирает, когда захочет, когда ему надоест жизнь.
Объявившие себя богами, титаны вели паразитический образ жизни, живя за счет пожертвований и ничего не давая взамен. Боги вообще не склонны давать… но ведь титаны и богами-то не были. Сейчас бы их просто судили за жульничество.
Согласно Ференику, Алкею, Симию Родосскому, Мнасею, и, наконец, Диодору Сицилийскому, титаны во времена, отстоящие на тысячелетия от расцвета цивилизации Эллады, в особенности – Аполлон, часто мотались в Гиперборею.
А потом – как отрезало!
В Новой, человеческой Гиперборее, то ли их не жаловали, то ли им самим стало там неуютно… А может быть, поизносились деревянные орлы, - там, у побережья Гольфстрима, дерево гниет быстро – глазом не успеешь моргнуть, - перья вывалились, труха посыпалась, а там и крыло отвалились… кто станет рисковать?
Зевс не мог обходиться без вина и женщин, и после того, как был осмеян первыми христианами, оказался в затруднительном положении. Прекратились поставки вина и женщин, и Зевс бежал с Олимпа. Будучи недурен собою, он еще подвизался в качестве альфонса у доверчивых женщин Греции и Италии, был несколько раз бит мужьями, а когда состарился, - жизнь стала невыносимой.
Говорят, последний раз его видели взбиравшимся на Везувий, но, может быть, это был и не он. Впрочем, скорее всего он. Так утверждают пастухи – та самая мелочь, мимо которой титаны проходили, не замечая. А пастух не только пасет овец. Он еще играет на пикколо, собирает вокруг себя людей, пьет с кем попало молодое вино и знает все.
Бану видели улетающей на Север на своем синем деревянном орле. Легенды бают, что вскоре появилась маленькая яркая звездочка, которая висит всегда на одном месте и указывает путь морякам. Может быть это и не Бану, скорее всего – не она, ведь здесь пишется не сказка, а чистая правда. Но в эпосе Скандинавии ей уделено почетное место.
Не будем перечислять судьбы всех титанов. Некоторые дожили до наших дней и мечтают о возрождении с в о е й Гипербореи. А это уж вряд ли: они не умеют ценить время, а долголетие им далось ценой бесплодия. Природа сообразила, что не всем можно доверять детские души.
Луявра… могла бы стать исключением.
Скальд Оисин, почти одного роста с Луяврой, но неуклюжий и длиннорукий, пел свои баллады на Площади Собраний. Собралась огромная толпа, но он пел, - как и должно петь скальду, - только одной женщине. И ею была Луявра. (В легендах Скандинавии скальд Оисин – не забыт!)
Неожиданно Луявра обнаружила, что и она полюбила Оисина. Это было совершенно непредсказуемо, но факт!
Тринадцать детей родила для своего скальда Луявра и полагала, что мечты сбылись, и что нет на свете женщины счастливей. На сотнях свадеб она занимала почетное место! Сотни ласковых и таких родных младенцев подержала она на своих руках!
Но, оставаясь такой же молодой, она похоронила состарившегося мужа, потом – состарившихся детей, потом – внуков, правнуков, праправнуков…
Когда похороны стали едва не ежедневными, Луявра вдруг исчезла в Лабиринте, в комнате, где стоял ее семейный папоротник. Секретная дверь за ней захлопнулась навсегда. Будем надеяться, она не страдала, ведь Титан умирает, когда захочет, когда ему надоест жизнь.
Опять же – в скандинавском эпосе много легенд о девушке редкой красоты, приходящей ниоткуда и внезапно исчезающей. Легенды присваивают этой девушке разные имена, но, может быть, она не представлялась людям, появляясь на лесных танцевальных полянах.
Тонки губы Лини-Ени
Нежны руки Лини-Ени,
Только бойся поцелуя,-
Поцелуй ее смертелен!
Кто однажды Лини-Ени
Поцелует – тот растает,
Как туман, что над болотом,
С первым солнцем исчезает!
Вот так! Кто может похвастаться, что поцеловал незнакомку – тот лгун по определению!
Зеленогорск – Санкт-Петербург
29.07.2008