"..Погляжу я в поганый дождик.. из горла коньяку чебурахну.. я – не признанный всеми художник.. значит, я великая, нахуй.." – написала Роза Генриховна, поморщилась над рифмой «чебурахну – нахуй», и критически оглядела небо. Этим утром оно выглядело особенно великим и полным, и перистые облака расстилались, словно крылья незримых птиц. И было совершенно ясно, что птицы эти прилетели за ней, за Розой Генриховной, чтобы забрать её с грешной земли, и унести далеко-далеко, туда, где её, Розу Генриховну, уже никто не посмеет обидеть.
"..значит, я великая, нахуй.." - ещё раз тихо повторила Роза Генриховна, и в ладонях её будто что-то кольнуло. "А, вот и стигматы.." - не особенно изумилась Роза Генриховна, и глаза его наполнились праведными слезами. Роза Генриховна плакала по себе. Она даже встала из-за стола, и прервала стих, и демонстративно вышла на крыльцо, потому что просто не имела права лишить соседей по деревне такой красивой картины – плачущая по себе Роза Генриховна.
По опыту зная, что наиболее выгодно она будет смотреться у калитки, Роза Генриховна немедленно направилась плакать туда, но пока шла, полторы демонстративные слезы досадно испарились в утреннем солнце.
Роза Генриховна вернулась за стол, и с удивительной точностью приняла прежнее выражение лица. Заплакать вторично не получилось, но бесслезная печаль - это ещё сильнее. Так решила Роза Генриховна. Оглядела свой утренний стих, и стала вспоминать, по какому поводу она его пишет. Почему не ест бутерброд с колбасой, а пишет стих, в котором употребляет матные слова.
Память услужливо подсказала, что дело простое - Роза Генриховна решила уйти от Петра Фомича. Уйти с речью. И речь Розы Генриховны была с такой концовкой, после которой обычно всем слушателям надлежит немедленно пойти в церковь, стоять там долго и стыдиться за себя.
Уходила Роза Генриховна неожиданно. Словно бы ничто не предвещало, да и магнитное поле земли было устойчивым. Главным её мотивом было несовпадение уровня, и ещё двадцать семь пунктов. В своей двухчасовой речи Роза Генриховна не раз упоминала, что она Птица. Поэтому она улетает. А Пётр Фомич мелочный тупой придурок. Поэтому он остается.
Закончив речь, Роза Генриховна привычным жестом вскинула на плечо пожитки (свои и Петра Фомича), и обведя опустевшую избу бликующим слезой взором, шепнув беззвучно что-то наподобие "Вы звери, господа.. вы звери..", стала медленно и эффектно уходить в горизонт..
«Роза!!!» - горько надрывался вслед Петр Фомич. - "На посошок-то!!! По рюмашке!!!"
"По рюмашке.. тьфу.. Мелко это всё, Пётр, мелко.." - подумала Роза Генриховна, вынимая из рюкзака прихваченную бутыль самогона.