Первое письмо родному городу

Марина Трубачёва Лола Желтая
...В лунном календаре восход солнца сегодня обещают в начале шестого. Значит, я сбежала от Татьяны за час до рассвета. Тихо закрывается за ночной гостьей дверь, оставляя один на один с любимым русским аттракционом – темным подъездом. Благо первый этаж. Благо, что по памяти ориентируюсь, как по карте. Благо, что все-таки первый этаж…

       И утро встречало прохладой. Изображая воробья – хохлюсь. Наверное, будь я не одна – попыталась бы исполнить какую-нибудь замерзающую синичку: сиротливо изогнутая шейка, несчастные глазки-бусинки. Но пустынную улицу очаровать такими примитивными приемами вряд ли получится. Поэтому – воробей. Не Лолита конечно, зато стало теплее.

       Боковым зрением замечаю какое-то движение слева. Поворачиваю голову и, как всегда в такие моменты, замираю от восторга. Кончики растянутых в улыбки губ задевают уши, и только что не кричу в голос от счастья, опасаясь перебудить все окрестные кварталы. Там, за бетонным забором, встречала утро Степь. Сытая полынь благосклонно отпускала из колючих объятий золотисто-розовые лучи.

       По лицу провели чем-то мокрым и холодным. Морось. Просто летняя морось. Срываюсь с места, и словно в бреду, вторя каждому шагу, напеваю: «Как я люблю тебя, Знаменск!» Вот в такие минуты кажется, что я выбрала самую легкую и завидную учесть – быть влюбленной в родной город. Это правда легко – стоит только отвлечься от частностей и вдохнуть его настроение … Взамен он дает все, чего бы я не пожелала.

       Спешу укрыться в своей норке от приближающегося ливня. Не успела. Слышу, как нарастает темп чечетки по пыльной листве. И замираю в недоумении. Потом в полголоса начинаю рассказывать себе, что шизофрения всегда проявляется неожиданно, что «здравствуй, дорогая, – приплыли».

       Потому, что дорога возле поликлиники уже залита водой, потому, что я вижу ливневую стену и, наверное, если выставить руку, то горсть наполнится влагой за несколько мгновений. Потому, что я стаю совершенно сухая. Потому, что склонились аркой, не пуская дождь ни ко мне, ни к своим корням старые деревья.

       Последние триста метров до дома бегу. Перекрестки становятся местом короткой пытки – здесь от холодного душа уже не укрыться. Вот он – подъезд … Снова дерево тянет надо мною ветви. Останавливаюсь. Теплые губы шепчут единственному любимому мужчине, своему городу, то, что должны: «Глупенький, ну кто же мне поверит, я же без зонтика!» Весело улыбнулась молния – все также стоит у подъезда теперь уже промокший воробушек.