«Не национальность это. Не язык. Не место рождения и проживания.
Не гражданство. Не количество крови в процентах от русских предков.
………………………………………………………………………………………
Мне кажется, что можно очень кратко определить некий стержень «русскости»
Через века проходящее: Вера, Надежда, Любовь.
Но Вера – не Православная Церковь.
Надежда – выбранная цель, которая имеет смутные очертания.
Любовь – огромный Мир, отношение к нему».
( Из переписки друзей)
Вот, наконец, и приступил я к этой, самой трудной и непонятной, теме. Я-то хотел, чтобы Вы хоть как-то вразумили меня, а пришлось самому перелопачивать горы справочников и литературы, пытаясь понять, в чём права и неправа моя интуиция.
Получится, наверное, так, как я сдавал экзамен по неорганической химии в заочной школе. Консультации я, конечно, не посещал и в химии ничего не смыслил, ни тогда, ни сейчас. Без всякой веры в успех, обратился за помощью к своему другу-алкоголику, но с «верхним» медицинским образованием и оригинальным, и большим кругозором. Тот велел захватить пару бутылок портвейна и не брать с собой никаких учебников.
До экзамена оставалось всего-то два дня и надежды осилить довольно объёмистый учебник не было никакой. А наставление моего светлой памяти друга-алкоголика состояло в следующем:
– Вот, сейчас, мы с тобой это допьём и иди домой спать. Утречком, на свежую голову, найди в книжке статью о таблице великого русского учёного Менделеева и, если ты поймёшь о чём там идёт речь, то экзамен ты сдашь.
Даже хмельной голове верилось в такое с трудом. Но, экзамен-то я сдал!
Надо было видеть, как веселилась экзаменационная комиссия, как умиляли её мои простые, без всяких терминологических изысков, объяснения химических реакций. Мой оригинальный, как сказали бы учёные мужи, понятийный аппарат, довёл преподавателей до слёз. За столом комиссии раздавалось какое-то хрюканье, писк и фырканье, словно там сидели не солидные матроны, обремененные многолетним педагогическим стажем, а юные девицы, читающие Рабле. Вопросы, ответы на которые столь возбуждали веселящуюся аудиторию, сыпались бы до бесконечности, да поджимала очередь экзаменующихся.
Вначале, когда только начали раздаваться неприличные звуки из-за стола экзаменаторов, я спросил: «Что-нибудь не верно?». И получил в ответ, что всё верно, но уж очень непривычно и «так не принято». Получил я «четвёрку» вот за этот самый изъян своего образования.
Кажется, что то, что я собираюсь написать, будет тоже вроде моих ответов на том испытании. Тема больно не простая. Это ж, кто ж мы такие – «русские»?
В том, что «Не национальность это. Не язык. Не место рождения и проживания. Не гражданство. Не количество крови в процентах от русских предков» сразу усматриваю противоречие. Если не национальность то, что же? Состояние духа? А если так, то перейдём к следующему Вашему утверждению (?). «…Что можно очень кратко определить некий стержень «русскости» через века проходящее: Вера, Надежда, Любовь.
Но Вера – не Православная Церковь.
Надежда – выбранная цель, которая имеет смутные очертания.
Любовь – огромный Мир, отношение к нему».
Опять «но» и «не», и «смутные очертания», и «отношение к нему» не известно кого. А что будем делать, если я мизантроп? Ну, начнём, пожалуй, с Веры.
Почему Вы, не православный и, подозреваю, не верующий, выбрали символами «русскости» именно вот эту триаду? Вообще-то, я сомневаюсь в, чьём бы то ни было, «неверии». Трудно доказывать отсутствие «несуществующего», чем занимаются атеисты. Кончается это всегда утверждением: «Я не верю в Бога». Что равнозначно: «Я верю, что Бога нет». И там, и тут – дело веры. Другой вопрос – во что?
Это хорошо у Вас получилось: «Через века проходящее: Вера, Надежда, Любовь». Вот именно, «проходящее через века», от наших православных предков, имевших совсем не «смутные очертания» перед собой, когда поминали эти символы православной веры вместе с их матерью – святой Софией – Премудростью Божьей. Почитание этих святых, пусть в искажённом, опошленном, домысленном скудоумными потомками виде, передано нам нашими, «заблуждавшимися» в течении веков, предками. Никто не относится с таким пиететом к этим символам и понятиям, как православные. И мы, невольно, в силу рождения, воспринявшие этот пиетет, необразованно додумываем значение этих понятий.
Ну, это всё на уровне – Я – Вам, говорю. Можно соглашаться, можно спорить. Возомнить себя мессией – Боже упаси!
Не задумывались ли Вы, почему по опросам три четверти населения России относят себя к православным? Вот Вам, кстати, пример состояния души народа, к которому мы себя причисляем. Хотим мы этого или не хотим, а мы, если мы русские, такие. Умозрительно прикидывая, я думал, что наберётся где-то около половины, ан нет, получилось больше. И это вселяет в меня Надежду!
Надежду в то, что сохраним, разовьём наследие предков. Право слово, не глупей нас они были. А сохранится память о пращурах, может и нас помянут когда-нибудь потомки, и будем мы жить в чьей-то душе.
Трудно говорить, чем мы отличаемся от других. Им, этим другим, виднее – чем. Нам лучше видится, чем они от нас отличаются. Часто, очень несправедливо, мы ставим им это в укор. Я ненавижу национализм во всех его формах; и религиозной, и этнической, и культурный. Да, да! И культурный! Это когда образованцы, выродившиеся в отдельную касту, роняют походя: «Этот народ», «эта страна»… Милые мои, где ж ваша страна, где ж ваш народ? Не уж-то вы думаете, что весь народ мечтает стать похожими на вас? Не думаете. А любить собственный народ не можете. Любовь вы подменили Законом, вами самими создаваемым. Конечно! «Божьи законы хороши, но мы умней и, главное, прогрессивней!»
Православное богословие говорит: «…всякое правовое отношение, рождается там, где уже ничто не может сделать отсутствующая любовь». Россия жаждет любви и сопротивляется, как умеет, «правовым отношениям». А умеет очень плохо и, не смотря на своё православие, идёт не в церковь, а в банды и к кликушествующим «правдолюбцам».
Прекрасны страны запада и жизнь там хороша. Кстати, и в любимой нашей Эстонии, даже в советские времена, жизнь была получше, чем в России. Там мне привили протестантское отношение к труду, что не принесло «дивидендов» в России, кроме отстранённого уважения. Наш Великий царь-реформатор Пётр, наглядевшись, как простой мещанин, на западный достаток, решил превратить и Русь вот в это самое. Благо, были железная воля и безграничная власть. Перетряхнул он Россию, да все достижения оказались «штучными» и продолжения не получили. Где-то в подсознании чувствовал он, где корень российских проблем, потому и патриаршество упразднил, и синод стал государственным учреждением. Мы можем быть атеистами, еретиками, коммунистами, кем угодно, мы, даже, можем ходить в церковь другой концессии, но в основе нашего мировосприятия лежит именно русская православная этика. Перетащить протестантскую, иудейскую, мусульманскую, католическую этику на православную почву не получалось и не получится. Нужны определённые условия для перехода нашего самосознания в другое качество. И качество это будет не иудейским, не мусульманским…, а нашим русским.
Желание перевернуть самосознание других, подстроить под свои понятия, вообще, свойственно людям. Хуже, когда люди эти обладают земной властью, а ещё хуже, когда эта власть приобретает всеобъемлющий характер при отсутствии нравственных ориентиров, присущих подневольному народу. Очень неглупый человек В. И. Ульянов писал: "... Мы можем управлять, только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает". Ну, одно дело умозрительные заключения, другое прочувствовать народные стремления во всей исторической перспективе.
Все мы знаем сказку о выборе религии св. Владимиром. Что б было, выбери он другую, не прижившуюся б, не лёгшую на душу народную? Это ж прочувствовать надо было его языческой душе! Все противники славянского единения старались разрушить в первую очередь Русскую Православную Церковь. Одни «татаро-монголы» «просчитались», да и то потому, что не были они единым народом, а волчьими стаями, обложившими православную Русь. А св. Александр Невский, воюя с католицизмом на западе, умудрился открыть православную епархию в столице Орды! И стоят храмы во имя Александра не только по русской земле, а и во многих других странах. В том числе и в Таллинне. Так кто ж мы, русские?
Да в первую очередь – православные. В какие б одежды мы не рядились бы. Хоть коммунистов-атеистов, хоть либералов-интелектуалов, хоть бандитов-богохульников, в глубине души все мы православные. Взращены мы в понятиях православия, но не все находим пути к Богу.
Моя, светлой памяти, матушка сетовала: «Да что ж мы за народ такой – русские?! Никогда кучкой не держимся, едим друг друга поедом и другим позволяем. Смотри – евреи – только-только один уцепился за должность, глядишь, где-то рядом другой, третий появляются. А мы…!»
А что – мы? Далеко-далеко, в глубине души, нам самим незаметно, таится что-то такое православно-этическое, что шепчет нам: «Все люди равны, а обижать инородца на чужбине грешно».
Другое дело евреи, у которых далеко-далеко, в глубинах души сидит, как высшая форма благотворительности «цдака» (cedek) о включении неимущего «…в ваше дело, или нахождения для него работы, – укрепляя руку его, чтобы ему более не нужно было обращаться за помощью» (Мишнэ-Тора, Законы о дарах, 7:7). Кому и помогать, как не соплеменникам, которые только и смогут понять всё «величие» вашего поступка. Мы не поймём еврея, когда он предложит работу вместо того, чтобы одолжить вам денег, по вашей просьбе.
Думаю, никто не усомнится в справедливости и правильности обеих установок, а люди мы разные. Кстати, слово «цдака» переводится, как «справедливость», которой веками жаждет русский народ.
Ну, покончим с «еврейским вопросом». Они ортодоксы, которые вряд ли выжили бы в рассеянии, не держись они за свою древнюю религию, родоначальницу трёх основных религий в мире. Дай Бог им здоровья!
Мы же, ведь, и в христианстве очень разные. Отсталая, забитая Русь и процветающий, сытый, самодовольный протестантский мир. Никто, ведь, не озабочен тем, чтобы и нас сделать процветающими и самодовольными. Всем очень хочется, чтобы мы, голодные и нищие, сделались свободными, как они. Сошлюсь опять на свою матушку, пережившую блокаду Ленинграда. Она категорически утверждала: «Голодный свободным быть не может». Путают радетели за счастье человеческое причины и следствия, что было раньше: какой-никакой достаток, а потом свобода, или сперва свобода и, как следствие, процветание?
Мы восхищаемся немецкими трудолюбием, тщательностью, точностью, дотошностью и пунктуальностью. Немецкое качество выше всяких похвал. Воспитанный в протестантских трудовых традициях, я только сейчас узнаю, откуда это. Много ли Вы встречали русских, считающих, что любые их способности и таланты даны свыше и они ответственны за них? Что грешно зарывать талант в землю? Что ответственен за сделанное, произведённое перед людьми и Богом? А, ведь, хорошие мысли, и ничему такому не противоречат. Сколько ни припоминал я чего-нибудь похожее в русском фольклоре на эту тему, не смог припомнить ничего, кроме как: «И в поте лица твоего будешь добывать хлеб свой». Полез «в Даля», а там, в разделе «работа-праздность»: «Терпенье и труд – всё перетрут», «От трудов праведных не нажить палат каменных», «От работы не будешь богат, а будешь горбат», «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт»…. Все пословицы нисколько не отходят от мысли, что труд человеку дан в наказание. И, если теплится где-то мысль, что способности и талант – Божий дар, то никакой ответственности за их использование не подразумевается. Можно много говорить, как так сложилось исторически, но это не изменит положения вещей. Кажется «безнадёга», да не верится мне, что так уж всё плохо.
Мы только начинаем работать, а не тяжко трудиться ради куска хлеба. И Церковь наша, уверен, откликнется на это движение. Мы, ведь, не стоим на месте. Дай Бог за работой не потерять душевность и духовность нашу. Интересно, что и в протестантской этике, как иудейской, дать человеку работу, обучить специальности почитается, как добродетель. Можно ли усомниться в этой добродетели? Мы и не сомневаемся, только редко думаем об этом и некому напомнить нам.
Вы заметили, что возникновение великой русской литературы и русской философии произошло приблизительно в одно время, в девятнадцатом веке? Это, собственно, неправда. В девятнадцатом веке они начали разделяться, у философии появился собственный понятийный аппарат. Некоторые исследователи считают, что тормозом развития русской мысли явился приход Библии сразу в славянском переводе. Что это отсекло нас от античных источников мировой мысли. Хорошо ли это, плохо ли, – не знаю. Мысль-то не умирала, только источником её являлись та же самая Библия, сочинения отцов церкви, окружающая природа и людские отношения. При этом не забудем, что совсем недавно мы были язычниками, какими, до некоторой степени, и остались. Зато литература и философия были неразделимы, и шли рука об руку до двадцатого века. Если сперва русские книжники стремились к богопознанию, к Софии – Премудрости Божьей, той самой, что скончалась на могиле своих дочерей Веры, Надежды, Любви, то митрополит Илларион в «Слове о законе и благодати» противопоставляет суетный закон, представлению о высшем благе. Отстранённые до девятнадцатого века от мировых источников человеческой мысли, русские литература и философия дали такой неожиданный всплеск оригинальной русской мысли, что мир обомлел. Нам есть чем гордиться, и мы гордимся, да вот споры о том, хороша ли наша оригинальность, никак не утихают, не давая нам спокойно жить.
Как видите, не удастся нам отречься от православия, если хотим остаться русскими.
Деды наши не позволят.