Для того чтобы обнаружить в ребенке хоть какой-то талант, родители пихают его во всевозможные секции чуть ли не с пеленок. И подход это, конечно, правильный. Но меня никуда не пихали: ни на танцы, ни на музыку, ни на фигурное катание, ни на шахматы, ни на теннис, ни на художественную гимнастику. Не то чтобы родителям было совсем плевать на меня, а просто они… просто они много работали. Так скажем. А может, наверняка знали, что никакого таланта во мне нет, и не стоит понапрасну расходовать силы и средства.
Зато они заваливали меня самоделками из бумаги «вырежи и склей». Я вырезала и клеила, вырезала и клеила. Бумажная мебель, бумажные комнаты, бумажные дворцы, бумажные зоопарки с бумажными животными – пыльное бумажное царство окружало девочку с ножницами и клеем ПВА. Когда отец в приступе борьбы с пылью сжег эти поделки, бабушка даже плакала.
Только перейдя в выпускной класс, я впервые записалась в кружок – вполне сознательно и самостоятельно. Это был кружок эротического фото. Тогда слово «эротический» еще не было таким затертым, как в наши дни, и должно было привлечь начинающих папарацци, которым исполнилось шестнадцать. Вел этот кружок трудовик какой-то средней школы по имени Николай Трифонович. Записались, кроме меня, одни мальчишки.
Нужно сказать, что Николай Трифонович вооружился толстой книгой с черно-белыми картинками, по которой и собирался преподавать искусство эротической фотографии.
– Главное правило – изображаемое тело не должно выглядеть мертвым.
Тело предполагалось женское. Начали мы со скучной теории. Мальчишки с нетерпением ждали практических занятий. Упоминая о предстоящей практике, Трифон поглядывал на меня и потирал руки.
Фотография была сложным искусством: проявители, закрепители, красные фонари в темных комнатах, ванночки с растворами, гирлянды фотопленки. Если бы Трифон тогда знал, что скоро в Интернете можно будет найти тысячу эротических фотографий безо всякой проявки, стал бы он этим заниматься!
Тренировались мы на цветах и яблоках: фотографировали букеты и натюрморты. Учились выставлять свет, передавать объем и перспективу. Честно говоря, получалось у меня не очень. Казалось даже, что пейзажи или архитектура дались бы мне лучше, чем яблоки на тумбочке. Пацаны вообще начали сомневаться, что когда-нибудь дойдет до эротики.
И вот в один прекрасный зимний день пришла модель по имени Яся, легко скинула все одежки – от шубки до черных трусов – и присела на тумбочку. Поза была неэротической (это я сейчас понимаю). Живот сморщился складками, а ноги разъехались в стороны. Юные фотографы замерли. Щелкала одна я. Указывала ей, как сесть и как поставить ноги, чтобы не выглядеть ни мертвой, ни толстой. Трифон стоял в углу молча, совершенно безучастно, а я все щелкала.
Неизвестно, чего он, семейный мужчина за пятьдесят, ожидал от этих занятий – возможности реализоваться в чем-то, кроме сбивания табуреток на уроках труда, или совершенно нового восприятия женского тела сквозь призму его эротичности, объема и перспективы, – но после этой практики он отказался вести кружок эротического фото. А у меня осталось много снимков неказистой, но вполне симпатичной девчонки Яси, которая часто подрабатывала, позируя начинающим художникам и фотографам.